стихах Шираза как милая сердцу страна, древняя и юная, полная солнечного золота на камнях и солнечного меда в виноградных гроздьях. Поэт рассказывает о давних страданиях армян, измученных жестокостью завоевателей и рассеянных по всему свету (стихи «Армения-мать», «Репатриант» и др.), и тогда в его строках оживает облик страждущей родины: Мне приходит на память картина. Средь высохших лоз Мать-Армения на руку скорбно склонилась лицом. Голубеет Араз — водоем ее жалобных слез, В пыль затоптан венец… И другой образ мы видим в его стихах — сегодняшняя цветущая Армения, молодая, пленительная красавица, «цветущий сад надежд моих», как пишет поэт: Ты свободна от древнего горя и тесных оков. Молодыми садами раскинулась ты по земле, Гроздь за гроздью — тяжелые черные пряди кудрей. Ты сегодня, проснувшись, ликуя в предутренней мгле, Загляделась очами зари на своих сыновей… (Перевод В. Звягинцевой) Можно увидеть, как в стихах о родине поэт тоже предпочитает выражаться возвышенно и обобщенно, в образах в значительной мере традиционно- поэтических (это же можно сказать и об образе родного народа — «извечного юноши», без устали трудящегося над преображением земли). Но искреннее чувство в этих стихах О. Шираза поистине бьет ключом, и мы вместе с поэтом готовы уподобить его поэзию роднику, стремящемуся из самых недр родной земли: Я — родник гремучий, журчу, пою, Я из сердца родины звонко бью… (Перевод Т. Спендиаровой) И вся изобильная образность поэзии Ованеса Шираза — не самой ли армянской землей рождена она? Эти необыкновенно зримые и величавые строки о горах на закате, перекладывающих друг другу с плеча на плечо огненный диск солнца («Сиаманто и Хаджезарэ»), уподобление поэзии хрустальному роднику, бьющему из безводных камней, постоянное воспоминание о реликвиях армянского национального пейзажа — волшебном озере Севан и легендарной Масис-горе, имена Саят-Новы, Абовяна и Комитаса, прекрасно переданное ощущение летнего зноя с его «великой благодатью» и воспевание «сладкоустой» виноградной грозди и солнечного вина («Зной Еревана»), красочные контрасты света и цвета, как на характерных полотнах Сарьяна, стихи о черных, обжигающих очах женщин, о нестареющих камнях, в которых сохранен древний и великий труд каменотеса, — все это Армения, классический колорит одной из старейших на земле культур, и, может быть, слишком классический, лишенный реальных поэтических черт ее сегодняшнего дня. Один из излюбленных образов поэзии О. Шираза — ручей, родившийся высоко в диких горах и сбегающий вниз, к полям, возделанным руками человека, к кораблям, которые ручей, став рекой, несет на своих водах, к турбинам, дающим свет и энергию городам, наконец, к губам любимой, когда она захочет пить. В этом образе как бы поэтически реализуется то неустанное стремление от возвышенных горных гряд поэзии в долину солнца и тепла, к доверчивому сердцу человека, стремление, которое, на наш взгляд, будучи выражено столь непосредственно и поэтично, украшает поэзию О. Шираза, делает ее живой и беспокойной. С неприступных гор, заповедных вершин бегу. Окроплю с разбегу звездной струей цветы. Я от зноя землю древнюю берегу, Чтобы ее цветы растила, срывала ты. (Перевод К. Арсеньевой) — По этим мраморным хребтам.
По этим мраморным пластам Все вниз, — куда ты держишь путь, Журча, пыля, вздымая муть, Куда течешь издалека, Сестренка, Горная река? (Перевод Т. Спендиаровой) Мотив ручья, таянья горных снегов, тепла, борющегося с оцепенением, любовь, по силе и безудержности равная весеннему половодью («Любовь поэта»), — все это поэтические олицетворения глубокого, внутренне освобождающего душевного кризиса, о котором более полно, но и более декларативно поэт поведал в стихотворении «Путь в долину» : Как тающий снег, я в долину спущусь. Пусть стану водой, пусть в поток превращусь. Мне сердце само подсказало слова, Которые миру сказать мне так хочется: Уж лучше ворочать всю жизнь жернова, Чем снегом лежать на скале одиночества… (Перевод Л. Гинзбурга) Поэт бросает свое «одиночество средь гор», он уже не как коронованный солнцем полубог («Коронование»), но по праву равного идет к людям: «Все самые лучшие сердца дары несу человеку, как кровному брату». В поэзии О. Шираза, в этом ее потоке, открываются наиболее привлекательные стороны: умение подслушать заповедное биение человеческого сердца, восславить солнце и тихий, радующий душу путника цветок, звонко или грустно пропеть о своей любви, передать поэзию детства и радость отцовства, сказать величавые и чуткие слова о матери. Теперь сияние холодного миража, блеск целого необыкновенного мира, который на оконном стекле «резцом волшебным изваял мороз», поэт отдал бы, по его прекрасным словам, «за один живой цветок, за аромата теплого глоток». Лучшие стихи Ованеса Шираза — когда он внутренне «спускается с гор» и жертвует пестрыми снами фантазии и звонким патетическим ладом — дают порой читателю тот необходимый «аромата теплого глоток», без которого поэзия мертвеет. Трогательное обращение к матери: Маленькая, кроткая моя, Просто мать, каких не счесть на свете… (Перевод В. Звягинцевой); гневный протест против готовящейся новой войны, выраженный как-то особенно горячо и неотразимо голосом сына, озабоченного судьбой родины- матери: И вот от мира одного я требую, твой сын, — Чтоб мир на голове твоей не добавлял седин… (Перевод Эм. Александровой); стихи о любви и цикл стихов о детстве, написанный задушевно и без прикрас, о детстве, лишенном радости настолько, что поэт, вопреки обычным чувствам человека, сладко оглядывающегося назад, не желал бы его пережить вторично: О детства дальние года! Кто вас вернуть не рад? А я вот детство никогда Не позову назад! (Перевод Л. Гинзбурга)
