— все это простые, жаркие чувствами, непосредственные стихи, лучшие строки лирики Ованеса Шираза, почерпнутые меж людей, в долине, и в собственном сердце поэта.
Примечательно, что когда О. Шираз переходит к жанрам лирической миниатюры, более современной по строю чувств, по характеру высказывания и по речи, это рождает у него порою просто пленительные стихи, спорящие всем своим существом, всей сердечностью с мнимой подчас глубиной его философских сентенций и даже с красотой образов его возвышенных поэм.
Однако и в «вершинной» области у Ованеса Шираза есть крупные достижения. Поэма «Сиаманто и Хаджезарэ» (кстати говоря, весьма выразительно звучащая по-русски в переводе А. Тарковского; это же можно сказать о прекрасном переводе «Библейской легенды», сделанном А. Адалис) рассказывает о легендарной любви пастуха-армянина Сиаманто к курдянке, дочери бея Хаджезарэ, об их кратковременном счастье и трагической гибели. Типичная для восточной фольклорной поэзии история несчастливой, но непобедимой любви двух молодых людей, разделенных законом и человеческой жестокостью, рассказана поэтом в ряде динамичных сцен и возвышенно-страстных диалогов. Поэма эта, говорящая о том, что любовь сильнее деспотизма, кажется нам великолепной.
Но вот рядом с ней мы читаем другое произведение, гораздо более простого и, так сказать, «низкого» содержания — небольшую лирическую поэму «Мой товарищ Лорик». В ней поэт так просто, легко и грустно рассказывает о давно погибшем друге детства, несчастном малыше Лорике, погубленном изувером-иностранцем, так живо рисует картины своего далекого детства, своего родного края, что мы вновь приходим к мысли: не в необычном, немного насильственном стремлении к какой-то «особо поэтической» поэзии, а в непосредственности и сердечности лирической эмоции сила творчества О. Шираза. И видно, как поэт сам убеждается в этом, как он ищет благословенной простоты и выражает эту жажду общения с людьми с большой страстностью. Поэт стремится, говоря словами Пушкина, «в сердцах людей… найти созвучие своим созданьям».
И все-таки проблема — поэзия и действительность, лирика и современность — остается для О. Шираза по сути именно проблемой. Она решена у него во многом еще абстрактно, в символических образах нисхождения с гор, пылающего сердца поэта, отданного людям. О самой же нашей современности и о своих современниках Ованес Шираз поет подчас в формах хотя и не потерявших выразительности, но слишком традиционных, общих, абстрактно-поэтических. Но прозаический, хотя и не теряющий от этого величия, материал сегодняшней действительности плохо ложится на условно поэтический лад, и в поэзии О. Шираза, посвященной нашим дням, появляются абстрактные «герои» и «героини», традиционный образ утеса, противостоящего враждебным волнам, — вообще то, что не поэзия уже, а риторика. Не обходится и без курьезов. Так, в стихотворении «Хлеб» покорение молодежью целины уподоблено… охоте на лань — образ, ничего не говорящий современнику. Чувство какой-то неслиянности поэтических задач сегодняшнего дня и архаически-возвышенного представления о поэзии живет и в поэтических декларациях О. Шираза — таких, как стихотворения «Техника» и «Лирика», «Жить ей и жить века…». В первом из них поэт оспаривает представление о том, что наступление техники губит поэзию. Но картина победоносного шествия техники нарисована поэтом с таким чувством и силой, в таких выразительных и мрачных образах, что поневоле думаешь: Шираз опровергает эти представления разумом, сердце его замирает от страха за судьбу поэзии в «железный век». Говорят, наступаешь ты в грозной своей красоте, На полях всего мира грозишь поэтическим макам И, опутав дороги удушливым газом и мраком, Гонишь лань моей песни, железом гремя, в пустоте. (Перевод Л. Гинзбурга) Поэт старается отогнать свои тревожные сомнения и уверенно заявляет, что машине не стать владычицей человека, «если есть поцелуй и ночи весенние», но, как бы чувствуя, что поцелуй — плохое оружие в борьбе с «войском стальным», тут же почти комически грозит технике от имени человека, который-де создал ее пленницей, «рабою своею покорною». Но если это верно, почему тогда поэт так тревожно вслушивается в «лязг машинный», который заглушает нежную песнь лирики? В других стихотворениях — «Лирика», «Мир от песен железных давно устал…» — поэт с таким жаром настаивает на правомерности существования в наши дни лирики любви и природы, сердечной поэтической струи, как будто бы кто-то вот-вот наступит ему на горло, как будто ему нужно — и перед самим собой! — страстно отстаивать право поэта на лирику: «Лирика, ты не умрешь вовек, слишком душой богат человек», «Ах и сам я песен таких боюсь, но без нежности мир холоднее льда…» Таким образом, настоящий поэтический синтез современности еще не найден О. Ширазом, при всей яркой талантливости и популярности его стихов. Еще существует в представлении поэта — совсем не извечный, хотя очень понятный и кого только не томивший! — контраст между поэзией, как областью непосредственного, миром необыкновенных и прекрасных переживаний, «садом из роз», и «железным веком», требующим «железных» песен. Но на самом-то деле противоречие это мнимое — и здесь основная ошибка поэтической концепции жизни, встающей из стихов О. Шираза, источник некоторой абстрактной поэтичности и вневременности его поэзии. Пусть спросит себя поэт, как живут люди в той долине, в которую он спустился со своих гор, люди, которым он поклялся подарить свое сердце, готовое «изойти любовью». Может быть, именно в них, в этих простых людях, чуждающихся безмерных слов и чувств, а не в абстрактном человеке, «царе природы», спасение поэзии. Ибо не погибли и не погибнут они, эти простые люди, с их естественной и неистребимой любовью к жизни, с их неустанным трудом, с хлебом насущным, любовью к детям и заботой о доме своем — среди грохота машин и грома пушек, среди многих злодейств! А значит, не погибнет и поэзия, посвященная человеку. К нему, к этому сегодняшнему, живому и неповторимому человеку, единственному настоящему герою, идет настоящая поэзия со своих гор, раскрывая ему в прекрасных и простых стихах его самого и мир вокруг него… И именно тогда она действительно становится, по слову поэта, «для жаждущих влаги прохладным ключом, для зренья лишенных источником света». Эти слова можно уже теперь прямо отнести к лучшим стихам талантливого армянского поэта. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ПЕНЬКОВЕ? Известно, что долгое время книги, посвященные так называемой «колхозной теме», не радовали нас богатством и разнообразием жизненного материала лежавшего в основе их сюжетов и образов. В них были видны лишь самые общие, отвлеченные контуры того, что пережила в наши годы колхозная деревня. И хотя в послевоенные годы тематика, связанная с жизнью деревни, занимала у нас в литературе, вероятно, главное место, читатель будущих времен с трудом постигнет из наших книг, как же реально жила русская деревня в 1945—1953 годах, о чем думали, из-за чего страдали и чему радовались люди, работавшие на полях и на фермах, как представить себе правдивую картину жизненной борьбы простой крестьянской семьи за хлеб и достаток (ведь и это входит в содержание слов «подъем сельского хозяйства»). Лишь самые последние годы принесли нашей литературе успехи в новом — правдивом и честном — понимании жизни, они заменили беспечное сочинительство и пристрастие к цветным картинкам «пейзанского» содержания неприкрашенной, непримиримой правдой в очерках Овечкина, в повестях Тендрякова, действительным сочувствием живым, далеко не совершенным в книжном смысле, обыкновенным людям, которые трудятся ради будущего изобилия. Свой путь за эти годы прошел и такой талантливый писатель, как Сергей Антонов, много и с увлечением писавший о деревне.
