рассказы-воспоминания о детстве и юности («Когда я был факиром», «Отец и мать» и др.), и рассказы, основанные на драматических эпизодах гражданской войны («Смерть Сапеги», «Лощина Кара-Сор» и др.), и иронические стилизации в восточном духе, но на современном анекдотическом материале («Рассказы на вершине Эльбруса»), и рассказы, отражающие мрачные и тяжелые страницы полузвериного существования людей в эпоху войн и революций («Дитё», «Полая Арапия» и мн. др.). Но центральное место в эту полосу творчества Вс. Иванова занимает нашумевший сборник «Тайное тайных» (1927), к которому в той или иной мере примыкает основная масса написанного Вс. Ивановым в середине и конце 20-х годов. То повышенное внимание к биологическому началу в человеке, к первоначальной жизненной стихии, а также культ внеразумного и неосознанного — все это, отмеченное нами еще в «Цветных ветрах», нашло в рассказах группы «Тайного тайных» свое наиболее полное воплощение. Но если в «Цветных ветрах» и в ряде рассказов более позднего периода биологичность и стихийность являлись часто лишь своеобразным преломлением социальных бурь, захватывающих человека до глубины души, то в рассказах «Тайного тайных» обостренный интерес автора переключается на подсознательную, стихийную жизнь некоей человеческой единицы, выключенной из времени и истории, отданной во власть разрушительных биофатальных сил. В герое «Тайного тайных», обычно представителе мелкобуржуазной, крестьянско-мещанской уездной среды, просыпаются и бушуют «извечные», не побежденные ничем страсти, томления — тяга к земле, тяжелая похоть, ужас смерти, разрушительные импульсы, чувство биологической, «клеточной» близости ко всему земному. Весь этот комплекс подсознательных, слепо прорывающихся чувств в человеке и есть то «тайное тайных», над чем не властны ни общественные силы, ни революция, ни разум, ни воля человека. Наоборот, именно это «тайное тайных» — земля, пашня, хлеб, инстинкт размножения и продолжения рода, патология любви и ненависти — это подчиняет себе в человеке все духовное и разумное. Люди в рассказах этой группы бродят по земле как сомнамбулы, ведомые своим «тайным», они добиваются чего-то или бегут от чего-то, не в силах объяснить себе свое поведение, подчиняясь лишь власти «тайного». …Красноармеец внезапно, почти безотчетно бросает свою часть, садится на поезд и возвращается в деревню весной, когда его вдруг зовет к себе пашня (рассказ «Поле»). Причем, кроме этого зова, он уже не слышит ничего и не испытывает ни угрызений совести, ни даже страха быть пойманным. …Какой-то один случайный жест случайно встреченной женщины возбуждает в человеке безудержную страсть, и эта страсть заставляет его совершать безумства и преступления, ведущие его самого к неотвратимой гибели («Жизнь Смокотинина»). …Двое европейцев — английский агент и красный комиссар — живут бок о бок где-то в недрах раскаленной Азии. И оказывается, что в этих условиях их классовая вражда и недоверие друг к другу отступают перед чувством «общечеловеческого» родства («Хлопок»). …Красноармейский отряд захватывает в пустыне вражеского агента — женщину, и весь отряд, его предводители и рядовые бойцы бессильны противостоять стихийно охватившей их всех бешеной страсти к женщине («Пустыня Тууб-Коя»). Таковы некоторые сюжеты «Тайного тайных». Атмосфера разгула «подземных» человеческих стихий, безотчетных связей и необъяснимых трагедий усиливается здесь изощренным вниманием к психологии подсознания, пристрастием к прослеживанию странных образных ассоциаций, вызывающих то или иное чувство, и болезненно патологических «казусов», в которых наиболее откровенно сказывается слепая власть «тайного тайных». Эти рассказы насыщены ужасами и грубо натуралистическими сценами, раскрывающими весь кошмар и неотвратимость прихода «тайного тайных». «Любовь и тоска на крови стоят», — пишет Вс. Иванов. Человек игралище слепой судьбы, раб плотских вожделений и противоестественных импульсов (см., например, рассказ «Блаженный Ананий»), мысль автора не отвлекается за пределы биологических тягот человека, вечно сопутствовавших ему и неискоренимых. Сборник «Тайное тайных» полон внеобщественного, далекого даже от подлинной философичности, биологического пессимизма. Концепция «Тайного тайных» впитала в себя те настроения, которые охватили в середине 20-х годов часть советской литературы. Утихли романтические бури гражданской войны, жизнь вошла в свою колею; партия приняла историческое решение о переходе к новой экономической политике — в стране оживились буржуазно-обывательские тенденции. В этих обстоятельствах часть литераторов оказалась внутренне дезорганизованной, нэп казался им возвращением вспять и прямым поражением революции. Чудилось, что побеждает «ветхий человек» — косная, темная сила мещанства — и «вечная» неистребимая «биологическая» жизнь, далекая от идеалов и подвигов. Испуг перед нэпом, уход в элементарные «вечные» проблемы и связанный с этим ужас перед фатальными силами, пессимизм отразились и в сборнике Вс. Иванова «Тайное тайных», и в примыкающих к нему произведениях. Всю глубину разочарования и скепсиса, охватившего Вс. Иванова в этот период, передают рассказ 1929 года «Барабанщики и фокусник Матцукама», повесть «Михаил — Серебряная дверь» и некоторые другие. В одном из них говорится: «…с 1917 г . командир С. Е. Поляков вступил в партию, то есть дал согласие совершать все, что полезно и необходимо людям для того, чтобы они жили лучше. И вот прошло пять лет, а из его стремлений ничего не получается и его жизнь заканчивается тем, что он мчится на коне, мчится по пустыне…» Однако тот же сборник было своеобразной лабораторией, где вырабатывался новый стиль прозы Вс. Иванова — ясный, повествовательный, с вниманием к образной детали, идущей уже скорее от И. Бунина, а не от А. Белого и Ремизова. Более органичным становится и образный язык рассказов. В них уже не расчленяются, как ранее, лирический авторский план и бытовой сюжет, изощреннее становится выбор образных ассоциаций, мастерски подчеркивающих здесь психологическую углубленность рассказа, неясность, неосознанность переживаемого. В целом сборник «Тайное тайных» был тяжелым, дорого обошедшимся художнику отходом от прогрессивной, оптимистической и гуманистической «горьковской» линии молодой советской литературы. Все нарастающие успехи социалистического строительства, преодоление нэпа и былой российской захудалости, массовый героизм рабочих и крестьян, строящих на одной шестой планеты социализм, не могли не воздействовать на развитие нашей литературы. Не мог пройти мимо этого и такой большой и душевно честный художник, как Всеволод Иванов. В произведениях, созданных им после «Тайного тайных», он, с одной стороны, остается верен наиболее близкой ему теме гражданской войны, драматически-конкретных и причудливых столкновений старого и нового на рубеже исторической эры социализма (пьеса «Блокада», повести « Бегствующий остров», «Гибель Железной», «Возвращение Будды»), с другой стороны, он прямо обращается к сегодняшнему дню родины, пытаясь отразить в своих книгах волнующую картину перестраиваемой, изменяющейся на глазах действительности и роль, которую играют в этом историческом процессе руководящие в стране силы — пролетариат и Коммунистическая партия (повесть «Хабу», пьеса «Компромисс Наибхана», роман «Путешествие в страну, которой еще нет», «Повести бригадира M. M. Синицына» и др.). Во многих из этих произведений дает себя знать обычное пристрастие Вс. Иванова к яркому, экзотическому жизненному материалу, к острогротесковым формам проявления классовой борьбы и человеческого поведения, к показу стихии наиболее примитивной жизненности глухих провинциальных устоев, своеобразной «законсервированности» в столкновении с волей и организацией, с новым духом, вносимым в действительность социалистическим строительством и бытом (см. повесть «Бегствующий остров»). Это выражается в том, например, что действие новых рассказов и повестей хотя и отражает факты трудовой, повседневной советской жизни, но происходит обычно в каких-то экзотических, подчеркнуто нерядовых обстоятельствах, позволяющих придать рассказу причудливо-романтическую или авантюрную форму. Повесть «Хабу», например, рассказывает о прокладке дороги где-то на Дальнем Севере, где упорная и вдохновенная воля руководителя строительства коммуниста Лейзерова наталкивается на сопротивление местного населения, напоминающего неких
