гуманизм повсеместно был в нем так прост и невымышлен! Но порою идеалы героев Л. Леонова становятся выспренними и нерадостными. Какие холодно-рассудочные, бессердечные слова и образы рождаются у юных девушек — у той же Поли Вихровой и ее подруги Вари Чернецовой, — когда они говорят о прошлом человечества, об истории, о целях человека на земле! «Ты оглянись на эту… столбовую дорогу человечества… кажется порой, какое-то безудержное вдохновение пополам с корчами, караван слепых… однако все вперед и вперед, во что бы то ни стало к ледниковым вершинам. Вот за это и надо любить людей…» Поля, припоминающая стихи «как раз про это», отвечает: «Про людей стишок, как, однажды зародившись где-то в лагуне с циановыми водорослями, медленно поднимаются они к заоблачным вершинам и как «больно и страшно дышать им разреженным воздухом гор». И дальше… кончалось: …но с этой стремнины холодной Никто еще не сходил Назад в колыбель, в первородный, Привычный и теплый ил». Нам представляется довольно отталкивающим этот странный оптимизм и это странное человеколюбие. Холодно-холодно от ледниковой чистоты и ясности, к которой подчас поднимает своих героинь Л. Леонов из «привычного и теплого ила» (каким кажется им, вероятно, все обыкновенное, просто человеческое). Ничего не осталось здесь от той простой и сердечной чистоты, которую мы отметили выше. Постепенно в романе исходящие из доброго леса веяния сменяются то темной путаницей, где за каждым углом чудится невесть что, то такой уж «трудной даже для выговора огневетровысью» , от которой тянет льдом и альпийской гордыней. Отсюда самый подвиг героев приобретает какой-то тягостный оттенок. Отсюда, между прочим, выдуманное писателем выражение — «новаторский подвиг Гастелло». О том, что «лесному божеству» Л. Леонова нужны человеческие жертвоприношения, говорит история злоключений Поли Вихровой — дочери верховного жреца в храме леса, профессора Вихрова. С самого начала романа «Русский лес» нас уводят в глубь его лабиринта многочисленные нити. Уже после прочтения первых страниц мы так или иначе знакомы со всеми основными его персонажами. Герои романа не только объединены в «систему образов», они связаны меж собой и внешне — сюжетно. Их судьбы пересекаются подчас несколько раз, все они имеют прямое или косвенное отношение к основным конфликтам произведения, и встречи их всегда особо знаменательны. С самого начала случайная соседка Поли Вихровой оказывается не случайной, и первый встречный москвич, поднесший Поле чемодан на вокзале, не уходит из ее жизни — эта встреча тоже нечто большее, чем случайность. Постепенно мы привыкаем в романе Л. Леонова к многозначительности происходящего, к особой «предназначенности» встреч и упоминаний. Здесь, как в вольтеровском философском романе, «случая не существует — все… есть либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предусмотрение». Это накладывает своеобразный отпечаток на сюжет «Русского леса», таинственно объединяющего многих действующих лиц вокруг «лесной проблемы». В первой половине романа центральное место занимает драма Поли Вихровой, разгадка мучившей ее тайны мнимых преступлений отца перед отечеством и странной истории связи и разрыва между родителями. Постепенно, глава за главой, мы узнаем и то и другое. Вторая половина романа в основном объясняет нам другую тайну — историю жизни противника Вихрова, профессора Грацианского, подводит нас к пониманию обстоятельств, при которых могло создаться противоестественное положение, когда дельный и честный ученый слывет «подозрительным», а пустой и жестокий демагог находится в чести. Одновременно перед нами проходит в романе целая панорама жизни дореволюционной России, столицы и усадьбы, картины послереволюционной деревни и Москвы, эпизоды Великой Отечественной войны. Все пласты жизни, поднятые Л. Леоновым, резко разбиты в двух направлениях. Глубочайший «горизонтальный» раздел разбивает их: это тот «длинный перегон» между поколениями после революции, который делает подчас врагами отцов и детей. В романе это представлено на примере судьбы Поли Вихровой и ее названого брата Сергея. Другой раздел, как бы «вертикальный», лег между современниками, ровесниками, он сделал врагами ученых-коллег и приятелей юности: это конфликт между Вихровым и Грацианским, между всем честным и чистым в нашей действительности и скверным, античеловеческим, враждебным. Понять два этих конфликта и их единство, увидеть ту жизненную правду и порой ту неправду, которую они вобрали и выразили, — значит понять и объяснить все сильные и слабые стороны произведения Л. Леонова. Вот приезжает в Москву на учение с Севера смешная и прелестная (судя по тому, как полгорода ухаживает за ней) девочка-провинциалка — Поля Вихрова. Бродит это едва подросшее существо по южному, как празднично рисует его на этих страницах автор, городу Москве, где граждане, шагающие по панелям, не просто попутчики, а «доверенные представители умного человечества». И никто из них, вместе с читателем, не знает, какой тенью подернется для Поли жизнь, как странно уязвлена душа этой кипучей и как будто мало озабоченной комсомолки. Но женщина, встретившая Полю на пороге ее жилища, вдруг становится свидетельницей отчаянной исповеди, во время которой выясняется, что Поля «ненавидит» своего отца, ученого-лесовода, якобы оставившего ее мать, о котором так разоблачительно и жестоко пишут советские журналы («хлещут», — говорит Поля). «Ладно еще, что подружки этих статеек не читают, а то затравили бы Полю насмешками да допросами, где ухитрилась себе такого родителя подобрать». Оказывается, и в веселом мире Полиной молодости так недалеко до горя и обиды! Ненависть к ближайшему после матери человеку, «ил», скопившийся в душе, боязнь «травли» за испорченную генеалогию — всего этого достаточно для нешуточного «надлома». Оказывается, молодость, вопреки тому, что сказано на первой странице романа, еще не служит «охранной грамотой от несчастий». Самый факт семейного «расслоения» во время революции, при котором черта, делящая «прошлое» и «сегодняшнее», чуждое и «наше», проходит между родителями и детьми, между старшими и младшими братьями, не выдуман. Незачем на это закрывать глаза. Литература не имеет права обходить эти вопросы. Однако нельзя закрывать глаза и на то, что всякое упрощение и преувеличение ведет здесь к еще худшей неправде. Редко бывает так, чтобы «дети» в случаях действительной отсталости, хуже того — преступности «отцов» испытывали к ним одну лишь ненависть. С уважением к такту и таланту писательницы мы отметим сцену ареста и самоубийства Борташевича в романе Веры Пановой «Времена года», где чистые советские ребята, ненавидящие всем сердцем стяжательство, не радуются, однако, над трупом падшего и убившего себя стяжателя-отца. Все эти вопросы — очень сложные и трудные, они требуют большой осторожности и трезвости от художника. Здесь один неверный штрих может внести фальшь в картину. К сожалению, в романе «Русский лес» в историю Поли Вихровой внесено немало напрасного вымысла. Стараясь привести конфликт «отцов и детей» в соответствие с широким морально-философским замыслом романа, Л. Леонов поступается известной долей психологической и художественной правды. Поля Вихрова ненавидит своего отца. За что? Писатель объясняет нам это чувство героини так, что в нем неоправданно много места занимают подозрения Поли в отношении общественной честности отца; она способна видеть в отце врага, а себя, в силу лишь естественного родства, — его сообщницей; даже взаимоотношения отца с матерью она склонна рассматривать во вторую очередь, как следствие его «чуждости». И все это лишь на том основании, что Вихрова «хлещут» в научных журналах. Это, конечно, неестественно, а если и попробовать допустить такой случай, то не радость и даже не сочувствие должен бы вызвать он. Эта ненависть — плод болезненного восприятия действительности. Поля говорит о травле, которой ее подвергли бы подруги, если бы узнали, какого родителя она «ухитрилась» себе «подобрать». Пусть это тоже нервное преувеличение. Но все-таки что же это такое, вот это возможное отношение к ней подруг? Хорошо это или плохо? Поля говорит об этом, во всяком случае, как о неизбежном. Неужели это и есть та «чистота», которой нужно добиться в жизни? Если так, то это как раз та «ледниковая» чистота, где так «страшно и больно дышать».
