образов — это кукушка. Автор не прощает ей «элегических ку-ку»; дети должны с начала жизни почувствовать, что тот, кто не заботится о других, кто живет за чужой счет, не воспитывает сам своих птенцов, не строит гнезд, губит чужие слабые жизни, — не достоин никакой похвалы. И только о презренном кукушонке, который погубил всех птенцов в гнезде и остался там один жиреть, В. Бианки смог написать такую злую фразу: «Кукушонок дрыгнул ножками и сдох». И еще один явно «отрицательный персонаж» книжки. Это та «выдуманная птица» в рассказе «Глупые вопросы», которая не поймет, для чего это всем другим ее сородичам какие-то диковинные особенности — хвост-руль у сороки, яркая белизна оперения у чаек… Этой неинтересной птице чайки говорят чудесные слова, которые так и хочется употребить в более широком и серьезном смысле, обращаясь к персонажам иных литературных произведений: «Да тебя и вовсе нет… ты кругом средненькая. Ты выдуманная. Таким под солнцем места нет. Посмотри-ка ты на себя в воду. Посмотрела птица вниз. Там, в тихой речке, все как в зеркале: и белые чайки кружат… и сорока прилетела — на кусту сидит, и стриж в небе мчится. А ее — птицы — нет». С этой выдуманной птицей дело кончается просто: она влетает в рот спящему, выдумавшему ее человеку — и как будто ее и не было. С героями романов и повестей гораздо труднее. Их нет, нигде они не отражаются — кругом средненькие, выдуманные, — а книги с их участием все-таки существуют, и никакого постного выдумщика-автора не заставишь съесть их обратно. Живой и интересный зверинец в книжке Виталия Бианки! Некоторые из его миниатюр, с их тонкой выписанностью каждой шерстинки зверька и каждой мшинки вокруг него или ювелирного кружевца на крыльях жучка, с их поэтичностью и острой характерностью, чуть-чуть напоминают, пожалуй, шедевры старояпонской и китайской графики, знаменитые рисунки животных и птиц. Ощущение жизни и особое обаяние придает «Рассказам и сказкам» их славный язык. В новой книге собраны вещи разных жанров, для разных младших возрастов. И соответственно стиль писателя меняется от лукавой, как будто сочиненной в народе коротенькой шутки- притчи до оживленного повествования в циклах «По следам» и «Мой хитрый сынишка» или совсем краткословного «дошкольного» языка в «Дневнике синички». Виталий Бианки «веселит» свою речь и звукоподражаниями, и крылатыми в сказочном роде определениями в рифму («Дятел пестрый — нос вострый», «Белка — под дуплом сиделка» и т. д.), и чисто фольклорными оборотами, и даже всякими интересными выдумками (например, песня жаворонка в «Оранжевом горлышке» или троекратное ритмическое «взад-вперед», изображающее движение камыша под ветром в «Первой охоте»). Очень хорошо «разговаривают» герои Бианки: человеческими словами, но прямо-таки «жужжит надоедливая муха»; жалобно и торопясь, упрашивает всех муравьишка; «ухает» сова; осторожно, «с оговорочкой» лепечет зайчишка; основательно и лениво басит медведь; звонко ликуя, поет милый жаворонок; ровной скороговоркой изъясняются полевые курочки и т. д. А насколько ярко и весело-ловко умеет В. Бианки отпечатать на странице своего рассказа живую картинку, говорит, например, такой отрывок: «Один раз лежу в траве на солнышке — загорая. Вдруг — бац! — у меня перед носом села муха. На лист сирени. Да не простая муха — серая комнатная, а замечательно какая красивая. Майка на ней зеленая, трусы синие, все яркое, блестящее, в обтяжку, как облитое. Бывают такие блестящие мухи». Право же, это написано каким-то особенно тонким и искусным перышком. Все это чудесное, живописное, приключенческое и познавательное содержание книги Виталия Бианки, посвященной живой природе, требует, конечно, и достойного полиграфического и художественного оформления. Надо сказать, что «Рассказы и сказки», выпущенные Детиздатом в Ленинграде, очень приветливо и разнообразно оформлены. Хорош и подбор иллюстраций (только досадно мало красочных) В. Курдова, А. Рылова, Е. Чарушина и И. Ризнича. Такое издание Виталия Бианки — хороший подарок советским детям, нашим младшим читателям. МОРЕ ЗОВЕТ «Вольная, благородная синева» океанов и морей… Издавна в русской литературе тема моря несет какой-то особенно зовущий и освежающий романтизм. Буквально насыщена им и новая повесть советского писателя-мариниста Леонида Соболева, посвященная героике патриотических морских подвигов. Но, конечно, содержание повести «Зеленый луч» несводимо к какой-то «морской теме». Нельзя также согласиться с теми, кто считает ее всего лишь «хорошей приключенческой повестью». Задача писателя, естественно, по склонности своей берущего ту или иную сторону жизни, в общем всегда превосходит собой простое «освещение темы». Так или иначе, в той или иной степени всякое подлинно художественное произведение касается философии, раздумий о смысле жизни, о положении человека, о правде, долге… Сила повести «Зеленый луч» — там, где есть эта подлинная содержательность. Слабость — там, где слишком проступает военно-профессиональный, «командирский» навык либо, наоборот, философия становится отвлеченным, вычурным «прением», утомляющим своей беспричинностью… В своем романе «Капитальный ремонт» Л. Соболев когда- то приблизился к тому искусству эпического изображения действительности, при котором, так сказать, по сценам из частной жизни ощущаешь смысл всего происходящего в народе, в стране, в истории. Есть это и в новой повести Л. Соболева. На небольшом количестве страниц здесь рассказано, в сущности, об одном маленьком эпизоде Отечественной войны — о сложном походе сторожевого катера Черноморского флота по особому заданию в тыл врага. «СК-0944» под командованием лейтенанта Алексея Решетникова должен под покровом ночи высадить в отдаленной бухте Крымского побережья, занятого фашистами, группу разведчиков. «Будничное» задание неожиданно осложнено тем, что незадолго до того в бухте таинственно исчезла такая же разведывательная группа вместе со шлюпкой и матросами, перевозившими ее с катера на берег. Неизвестно, какая опасность ждет катер и его людей на этот раз в бухте Непонятной, как стали называть ее моряки. В этом эпизоде есть что-то напоминающее «Звезду» Э. Казакевича. Храбрый, чистый, молоденький командир, которого любят и о котором трогательно заботятся его подчиненные; смертельно опасный, может быть обреченный, рейд в тыл врага за сведениями, истинная ценность которых ясна лишь для высшего командования; таинственное исчезновение маленькой группы советских героев в горниле войны; героическое чувство ответственности, которая лежит на каждом из них, готовность к безмолвной гибели и беспримерное, упорное мужество всех их, связанных узами сильнее любви. Наконец, даже мотив «позывных», условного знака, который один только живой, трепетной ниточкой соединяет друзей с друзьями (у Казакевича — позывной «Звезда», у Л. Соболева — зеленый луч корабельного фонаря), чем-то поэтически роднит эти произведения друг с другом. Но если в «Звезде» нас поразило какое-то горестное, странное и нежное чувство, то у Л. Соболева мы ощущаем силу мужества, моряцкой, дружинной лихости и спайки. И, как будто следуя старинному поверью — женщина на корабле несет беду, писатель совершенно избег на страницах повести «женского», любовного элемента, почти даже упоминания о нем. Само «военное приключение» в повести Л. Соболева рассказано действительно талантливо. И вся важность похода, от которого зависит столь многое, и смертельный риск дела, когда порой немцы встречали шлюпку гранатами и огнем из пулеметов или «в камнях поджидала мина, и тогда огненный столб вставал над темным морем мгновенным светящимся памятником, и моряки на катере молча снимали фуражки», — все это верно передает трагическую суть войны. Наконец, в повести есть необходимая «военная тайна», опасная загадка, которую стремишься разгадать вместе с героями книги. Как объяснить исчезновение предыдущей шлюпки? Что таится в бухте Непонятной? Напряжение сюжета достигает предела в конце повести, когда посланная Решетниковым шлюпка с разведчиками, которую ведет его друг и наставник боцман Хазов, не возвращается вовремя… Тянутся томительные часы, поворачиваются созвездия на небе, скоро рассвет, и катеру нужно возвращаться на базу, так и не узнав ничего о судьбе товарищей… И вдруг — взрыв мины как раз там,
