дальнейшей судьбе у него не было: он знал, как порой обращались с теми, кто побывал в немецком плену.
Борис хорошо помнил историю своего взводного. Сергей Федоров на границе принял первый бой, там же был ранен, попал в окружение. Вместе с другими пограничниками шел лесными дорогами на восток, потом на юго-запад, к сражающейся Одессе. Командовал взводом в осажденном городе, получил звание младшего командира. Последним транспортом эвакуировался в Севастополь, принял взвод морских пехотинцев. Стал офицером, орденоносцем. Когда по чьему-то недомыслию за оборонявшимися не пришли корабли Черноморского флота, он был уже начальником штаба батальона. Им оставалось одно: достойно умереть на развалинах бессмертного города русской славы. Прорыв на Керчь не удался. Федоров, раненный в голову, попал в плен. Начались бесконечные скитания по концлагерям, побои, унижение, вечный голод. Пытался бежать, неудачно. Кто-то выдал. Беглецов расстреляли. Пуля прошла у Сергея в миллиметре от сердца. Его подобрали польские крестьяне, присланные захоронить трупы узников. Спрятали, выходили, переправили к партизанам. В отряде сопротивления и встретил Федоров Красную Армию. Как знающего здешние леса, направили в разведку. К концу войны назначили командиром взвода, вернули звание, восстановили награды. А после Победы вызвали в особый отдел… Трибунал приговорил его к десяти годам лишения свободы.
Борис решил, что будет правдоподобно, если он скажет, как был арестован на вокзале и препровожден в районное МГБ. Это легко — было проверить. Его даже могли видеть с патрулем или входящим в отдел. Потом он в красках распишет, как чекисты отобрали у него все документы и взяли подписку о невыезде до выяснения всех обстоятельств его пребывания в плену. А вот в плену… Хочешь не хочешь, а придется сочинить какую-нибудь гнусность, вроде той, о которой рассказывал Серега Федоров.
…По воскресеньям у них в концлагере расстреливали каждого тридцатого в шеренге выстроившихся на плацу военнопленных. Еще до прихода немцев пленные пересчитывались сами, и в конце каждой тридцатки неизменно возникала сутолока или драка. Жить оставались сильнейшие.
Придется изобразить, думал Борис, из себя парня-ухаря, которому море по колено, если дело касается его интересов, а паче шкуры. Потому и с напавшими бандеровцами расправился: решил, что те убить его собираются, раз тайно напали. Конечно, отговорка слабая, но в другую версию вряд ли поверят бандиты.
«Главное, чтобы сразу не шлепнули, — рассуждал Боярчук. — А не расстреляют, значит, отведут к главарю. Там-то своего шанса не упущу».
Степанида появилась как нельзя кстати.
— Заперла? — набросился на нее Борис. — Думаешь, я отсюда дорогу сам не найду? Какие новости на воле? Где банда?
— Почэкай, — Сокольчук перевела дух. — Запалилась, пока к тебе добиралась.
— Чего годить? Не в моих правилах ждать у моря погоды. Или хочешь, чтобы меня в этом погребе твои дружки прихлопнули?
— Сидор приказал привести тебя на мельницу в воскресенье, — быстро выкрикнула Степанида и расплакалась.
— Да ну?.. Сам Сидор? — Боярчук потер руки, довольный, засмеялся.
— Чему веселишься, — сквозь слезы заговорила Сокольчук. — Бежать нужно, Борис. Есть надежный человек, который скрытно вывезет тебя отсюда. Я могу поехать с тобой. Пригожусь на первых порах.
— Погоди, погоди, — Борис ничего не понял. — Какой человек? Как вывезти? Зачем?
— Я ж говорю, тебя ждет Сидор!
— Вот и хорошо. Я сам его ищу.
— Думаешь, он подивиться на тебя хочет?
— А чего ты-то распереживалась?
Степанида не ответила. Вытерла слезы концом платка, одернула юбку, собираясь уходить.
— Постой, — задержал ее Борис. — Не сердись на меня, Степанида. Но и пойми: не затем я с тобой поехал, чтобы прятаться в погребе. Ты меня хорошо знаешь. Я не из тех, кто при первом выстреле руки вверх тянет. С националистами у меня старые счеты.
— Повесят они тебя, — отвернувшись, проговорила Сокольчук.
— Если не выдашь, не повесят.
— Другие опознают.
— Авось не успеют. — Борис присел на ступеньки.
— Добрэ, хай по-твоему будет. Я-то надеялась, — Степанида невесело усмехнулась. — Сними рубаху, подивлюсь, що там у тебя, раз уж приехала.
Боярчук подчинился.
— О каком человеке ты говорила? — вспомнил он.
— Есть тут один. Заготовитель. Прибился до Кристины Пилипчук.
— Пилипчук? Кто это?
— Да, сестра Василька Матвейчука. Знаешь, мабуть.
— Василько помню, а сестру его, признаться, запамятовал.
— Ты ей тильки не скажи!
— И что же тот заготовитель?
— Согласился помочь нам, то есть тебе, я хотела сказать. — Степанида зарделась, залилась краской смущения.
— А что за человек?
— Не здешний. Шустрый мужичишка очень. Дружбу завел с головою сильрады Саливоном Пращаком да с дьяконом.
— Любопытный человек. И бескорыстно помочь согласился?
— Согласился.
— А что про меня выспрашивал?
— Ничегошеньки!
— Очень любопытный человек, — Борис ненадолго задумался. — Нельзя ли мне с ним встретиться до воскресенья.
— Спытаю у Кристины.
— Постарайся, сделай милость. — Борис надел рубаху. — Намекни ему, что мне не с руки встретиться ни с красными, ни с зелеными.
— Это он и без нас понял.
— Почему так думаешь?
— Сказал, что интересные бумаги имеет и от тех, и от других. Потому и вывезти может.
— Тем более он нужен мне.
— Душа у меня, Борис, теперь изболится до воскресенья этого проклятого. Ты подумай, глядишь, уедем?
— А те, кто останется, пусть кровью умываются?
— Мы за свою сполна получили.
— Всех по себе не равняй! Я еще за того пастушка, что у меня на руках помер, не рассчитался с гадами. Не успокоюсь, пока последнего бандеровца под корень не выведем.
— Храни тебя Иисус!
Последняя надежда погасла в Степаниде. Пусто и горько стало на сердце. И вдруг, как спасительная ниточка, припомнились ей слова Ченцова: «Если бы мы знали хотя бы половину из того, что из страха скрывает от нас население, с бандитизмом давно уже было бы покончено».
Вернувшись домой, Сокольчук решила признаться Ченцову во всем, что было, и рассказать о предстоящем свидании с Сидором. Она все сделает, чтобы Боярчук не пришел на эту встречу. По ее мнению, это была единственная возможность спасти ему жизнь. Такова будет ее плата за содеянное против совести.
Но судьбе было вольно распорядиться по-своему.
