экономической теории не подкопаешься. Однако тут-то собака и зарыта.
Экономические постулаты в отношении цены и ценности могут хранить
величавую неприступность, но реальным рынкам от этого, как гово-
рится, ни холодно ни жарко. Есть теоретическое представление о цене, а есть цена как необходимый практический инструмент для рыночных
агентов. Если почему-либо и где-либо связь между ними теряется, тео-
рия перестает работать и уподобляется игре в бисер. И если экономисты
хотят реализовать хоть какие-то амбиции на поле культуры, где проис-
ходит элиминация (удаление) ключевого для цены фактора редкости, то, видимо, надо что-то менять в подходе. Как, в самом деле, опереться на
редкость там, где с канонических позиций ее не выявить? Это все равно
что строить теорию воздухоплавания вокруг пропеллера, работающего
в вакууме. Мир вертится вокруг денег именно потому, что соотношение
спроса и предложения, отражающееся в цене, как индикатор указывает
на ценность. А последняя в свою очередь определяется комбинацией же-
ланий и трудности их удовлетворения (редкости). Участники рынка кор-
ректируют и координируют свои потребности по ценам. Отними у денег
функцию информирования покупателей о ценности покупок, и денеж-
ный институт резко потеряет в весе. (В тех областях культуры, где цены
унифицированы, это и наблюдается.) Вопрос о работоспособности денег
336
ГЛАВА 4.1. РЫНОЧНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ КУЛЬТУРНОЙ ЦЕННОСТИ
в культуре можно сколько угодно объявлять не стоящим выеденного
яйца, но за этим угадывается тактический ход, цель которого защи-
тить учение от опасной ереси. Завладей она умами, и раскол теории не-
избежен, а в этом случае конец и претензиям на универсализм. В своей
основе экономическая теория – это теория рационального выбора10, поэтому, если усомниться в статусе цены произведения как ориентира
для выбора11, это все равно что поставить крест на универсальности
подхода. Культура тогда окажется вне зоны экономического анализа.
Заботясь о добром имени теории, наиболее авторитетные эконо-
мисты, в том числе нобелевские лауреаты Дж. Стиглер и Г. Беккер, счи-
тают делом чести обосновать ее работоспособность (в устоявшейся ак-
сиоматике) везде и всюду, включая сферу культуры. Стиглер и Беккер
предложили Z-теорию, которая гласит, что изменение спроса на товар
можно объяснить увеличением его способности порождать искомое
состояние – Z12. Подобное допущение введено, чтобы спасти базовый
постулат экономики об однородности человеческих предпочтений, при том что художественные вкусы со всей очевидностью разнооб-
разны. (Люди стремятся к одним и тем же состояниям, а то, что до-
стигают их по-разному и с помощью разных вещей – это другой воп-
рос.) В этой логике тяга к классической музыке объясняется тем, что
по мере слушания происходит наращивание человеческого капитала
(вкуса), и желаемое состояние достигается все легче. Таким образом, потребление рассматривается как инвестиция в способность наслаж-
даться13. «Но как объяснить изменение спроса на Z?» – этим вопросом
задается Т. Коуэн, не увидевший в Z-теории ничего нового14.
10 Пусть и в смягченном варианте ограниченной рациональности, который предло-
жил Г. Саймон (Саймон Г.А. Рациональность как процесс и продукт мышления //
THESIS. 1993. Вып. 3. С. 16–38).
11 Собственно говоря, возможность опереться на объективные цены – это главное
конкурентное преимущество экономического образа мышления. Если признать, что в какой-то сфере не удается дать ценам рациональную трактовку, то данная
