все. Синусит, крапивница, зуд… страшное дело! До сих пор наши тела ни с чем не сталкивались, поэтому не выработали защитных реакций. В этом самый большой недостаток жизни в закрытой среде. Самый большой, но не единственный: всю нашу жизнь нас кормили внутривенно, и совсем ничего не поступало через рот, а значит, еда и питье были для нас теперь сложнейшей процедурой. Мы, конечно, могли и пить, и есть, но наши желудки принимали только тщательно перемолотую пищу, а иногда вовсе ничего не принимали. Мы ели как птички, ходили по Лос-Анджелесу голодные, постоянно испытывая позывы на рвоту, хотя желудок был пуст, к тому же у нас болели животы.
Фан считала, что нам понадобится очень много времени, чтобы приспособить организмы к новой жизни, думаю, она недалека от истины.
Мир казался нам чужим. И даже враждебным.
Впрочем, враждебность была односторонней, я всей душой хотел стать частью мира.
В поисках бутылок с водой, содержавшей треонин, мы облили и облевали весь пол в универсаме. Фантазия забежала в аптечный киоск, она обожала лекарства. Нам уже попалось три аптеки, и Фан стала счастливой обладательницей целой кучи медикаментов, продававшихся раньше только по рецептам. По большей части это были наркотики, но, как я догадывался, она брала еще и нейролептики. Интересно, станет она их принимать или нет?
Я абсолютно не был готов ко всему этому.
Никто не спрашивал меня, хочу ли я заниматься состоянием здоровья всего человечества, хочу ли я стать хранителем мира, или, как я называл это про себя, хочу ли я попытаться обмануть судьбу. Я понятия не имел, как бороться с Черной напастью. Не знал я и того, как клонируют людей. Мы должны отыскать Симону, защитить ее. Если она будет в безопасности, я снова смогу думать.
Я стоял в отделе поздравительных открыток, искал что-нибудь подходящее. Хотелось найти что-нибудь вроде «Итак, ты даже не человек». Жаль. Я надеялся преподнести Симоне правду лучше, чем преподнес ее Фантазии. Я взял несколько шоколадок, собираясь присоединить это к букетику диких цветов, которые я уже нарвал к тому времени.
– Не следует ходить в гости с пустыми руками, – говаривала мне когда-то Нэнни.
Я не нашел медальоны таро, не повезло мне и с сигаретами – я искал с гвоздикой, – но мне нужен был какой-нибудь талисман, что-нибудь личное, чтобы носить на счастье. Я решил взять брошку-бабочку, черно-оранжевую с белоснежными пятнышками, крылья словно раскрыты в полете.
Фан знакомилась с отделом спортивных товаров, она хотела арбалет. Девочку заклинило на арбалетах. В ГВР она была чемпионкой по стрельбе из арбалета, но в реальном мире ее навыки не работали. От разочарования она начала хаять экипировку, она тренировалась на плакатах и почтовых ящиках, расстреливая их с заднего сидения автомобиля, за рулем которого сидел я.
Я управлял машиной. За годы забвения нервные и энзимные автомобильные технологии умерли – не могу подобрать лучшего слова, – хотя не знаю точно, были ли они на самом деле. Одним словом, мне пришлось вести машину самому. Правда, здесь не было ни пробок, ни чертовых полицейских с штрафными квитанциями за превышение скорости. Я был королем дорог.
Труднее всего было выносить тишину. Тишину мертвого мира. Мы поболтали, потом включили музыку, но Фан нервничала, а я не мог избавиться от мысли, что теперь, когда я свободен и ничто меня не связывает, я унаследовал кладбище.
Искать признаки жизни было абсолютно бессмысленно, но я надеялся. Мне так хотелось, чтобы мимо нас проехала машина, чтобы на переднем сиденье сидели мама и папа, а на заднем маленький Джимми и Чумовой Джоди. Выжившие ликуют при виде нас. Или не ликуют. Я был бы рад даже постапокалиптической уличной банде индейцев-могавков, размахивающих цепями и пистолетами.
Слава богу, мы видели животных, птиц и насекомых, видели семейство чернохвостых зайцев, белку, удирающую от дикой собаки. Кажется, койота.
И всякий раз Фан заставляла меня останавливаться, чтобы стрельнуть в них из арбалета.
– Чертовы собаки, – сказала она.
– Ты же любишь собак, ты ведь даже подарила мне собаку.
– Да, люблю, но белок я люблю больше.
Мы весело неслись через Золотой штат, на шоссе вдоль тихоокеанского побережья я выжимал девяносто миль, мы катили на север. Кроваво-красный закат. Грохочущие волны. Красота.
Пока мы ехали по побережью, Фантазия высказала только одно замечание.
– Как будто планета повернула вспять.
Я спросил, что она имеет в виду, она не ответила – была занята записями мыслей в блокнот Калифорнийского университета. Неплохая идея. Кто-то должен все записывать для будущего.
– Как пишется слово «планета» наоборот? – спросила она.
Я ей сказал, но, вероятно, неверно понял вопрос. Она написала «атеналп».
Когда мы выехали на шоссе номер пять, она заявила, что хочет домой.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь про дом?
– Абердин, – пояснила она. – Когда я была маленькой, мы жили в Абердине.
– Ты жила в ГВР.
– Истинная правда, Шерлок. В виртуальном Абердине, а теперь я хочу увидеть настоящий.
Она знала, что я не хочу делать лишних кругов. Я рвался в Ванкувер. Я хотел побыстрее увидеть Симону.
– Это по дороге, – заспорила она. – И это мой дом. Я же не прошу тебя повернуть в обратную сторону и отвести меня в Диснейленд.
