Он принял мое молчание за отрицательный ответ.
– А я думал, что удалось. И где же тогда ты пропадала?
– Только не говори, что ты обо мне волновался, – улыбнулся я.
Тай швырнул пульт управления игрой из-под локтя на пол, тот запрыгал, как камень-голыш по воде.
– Не смешно, – предупредил он. – Ничего смешного!
Я принес ему свои весьма неуклюжие извинения.
– Ладно, извини, – сказал он, принимая мои извинения и извиняясь сам. – Я начинаю сходить с ума. У меня такое ощущение, словно мы в осаде. В голове сплошная каша. Ипохондрия, наверное. Но я рад, что с тобой все в порядке. Я верно говорю?
– В основном, – согласился я. Он кивнул.
– Шампань капризничает.
– Не сомневаюсь.
– Она не… – Он помолчал, хмурясь. – Она скоро должна переехать сюда.
– Насовсем?
– На время. Вместе безопаснее, верно?
Я пожал плечами. Я не был уверен. Он начал загибать пальцы.
– Никаких следов Лазаря, Хэллоуина, Фантазии. – Он помахал тремя пальцами для убедительности, потом добавил еще один. – Тебя я считал номером четыре. А еще это происшествие с Меркуцио. Это уже половина класса.
Мне удалось разговорить его только потому, что он принял меня за Симону.
Маэстро и Нэнни? В самоволке. В последние дни они стали необычно тихими. А в отсутствие программ никто не мог покинуть школу. Тай и остальные застряли в ГВР, по уши завязли, и надеялись только на чудо. Они ждали, что придет кто-нибудь и отведет их в реальную (как они думали) жизнь. И где, черт его дери, пропадает этот Эллисон? Почему он их бросил так надолго? Они понимали, что-то идет не так, но не знали, в чем дело.
Он рассказал мне про Меркуцио.
Он был напуган.
Я решил, что его слова были искренними, в ответ я рассказал ему все, что знал.
Сначала он не поверил, потом рассердился, но в конце концов все понял.
– Чудненько, чудненько, чудненько, – повторял он. – Жизнь всего лишь сон. Вот черт, Хэл, ты сделал невозможное: моя головная боль стала еще сильнее.
Мы сравнили свои записи, взвесили подозрения. Он считал, что во всем виноват Маэстро.
– Нам не нужно было взламывать систему. Я бы никогда не стал баловаться с компьютерами, если бы знал, что он примет это так близко к сердцу. И что теперь? Теперь он разбушевался, слетел с катушек. Он Сатурн, пожирающий своих детей, помнишь, как у Гойи… Точно, он проглотил нас целиком, и теперь мы сидим в его виртуальном брюхе, а он переваривает нас одного за другим.
– В таком случае нам нужно пробить себе дорогу молнией, – заявил я.
А такой молнией мог оказаться Пейс. Я рассказал Таю все, что знал про эту внесистемную программу, с ее помощью, как я предполагал, я собирался вытащить моих братьев и сестер на свободу. Если бы только знать, где сейчас Пейс.
Он обещал смотреть во все глаза.
Мерк ничего подобного предложить мне не мог. Я нашел его в нашей маленькой школе из красного кирпича, он занимался в темноте.
– Уходи, – сказал он, – здесь небезопасно.
– Везде небезопасно, и здесь, и там. Где угодно.
Он нахмурился. Рука застыла на полпути.
– Интересно-интересно.
– Что именно?
– Ну-ка, скажи еще что-нибудь, – попросил он, распрямляя спину, и я увидел его белые пустые глаза.
– Господи, Мерк, ты на самом деле ослеп?
Он показал наверх, где висели наши спрайты.
– У тебя цвета Симоны. И это единственное, что я могу увидеть. Но твой голос звучит…
– Как?
– Несколько не так, по-моему. Кто ты?
Я признался. Я рассказал ему все.
Если все остальные, прослушав мой рассказ, испытывали потрясение и ужас, правда, в разной степени, то Меркуцио только развеселился. Он хихикал, прикрывая рот рукой, фыркнул, когда я ему сказал, что мир,
