Возьми клыки, Киприда, И покарай их, срезав. Зачем клыки носить мне, Когда пылаю страстью?» И сжалилась Киприда: Эротам приказала, Чтоб развязали путы. С тех пор за ней ходил он, И в лес не возвратился, И, став рабом Киприды, Как пес, служил эротам. Приношение Серапису[348] Перевод Л. Блуменау
Менит из Дикта[349] в храме сложил свои доспехи И молвил: «Вот, Серапис, тебе мой лук с колчаном; Прими их в дар. А стрелы остались в гесперитах». Веренике[350] Перевод Л. Блуменау
Четверо стало харит, ибо к трем сопричислена прежним Новая; миррой еще каплет она и сейчас. То — Вереника, всех прочих своим превзошедшая блеском И без которой теперь сами хариты ничто. Гетере Перевод Л. Блуменау
Пусть и тебе так же спится, Конопион, как на холодном Этом пороге ты спать здесь заставляешь меня! Пусть и тебе так же спится, жестокая, как уложила Друга ты! Даже во сне жалости нет у тебя. Чувствуют жалость соседи, тебе ж и не снится. Но скоро, Скоро, смотри, седина это припомнит тебе.
Луканские воины (из могильника IV в. до н. э. в городе Пестум). Неаполь, музей
«Счастлив был древний Орест…» Перевод Л. Блуменау
Счастлив был древний Орест, что, при всем его прочем безумстве, Все-таки бредом моим не был так мучим, Левкар, — Не подвергал искушенью он друга факидского, с целью Дружбу его испытать, делу же только учил. Иначе скоро, пожалуй, товарища он потерял бы. И у меня уже нет многих Пиладов моих. «Ищет везде, Эпикид…» Перевод Л. Блуменау
Ищет везде, Эпикид, по горам с увлеченьем охотник Зайца иль серны следов. Инею, снегу он рад… Если б, однако, сказали ему: «Видишь, раненный насмерть Зверь здесь лежит», он такой легкой, добычи б не взял. Так и любовь моя: рада гоняться она за бегущим, Что же доступно, того вовсе не хочет она. «Не выношу я поэмы киклической…» Перевод Л. Блуменау
Не выношу я поэмы киклической[351], скучно дорогой Той мне идти, где снует в разные стороны люд; Ласк, расточаемых всем, избегаю я, брезгаю воду Пить из колодца: претит общедоступное мне. Поэту Гераклиту Перевод Л. Блуменау
Кто-то сказал мне о смерти твоей, Гераклит, и заставил Тем меня слезы пролить. Вспомнилось мне, как с тобой Часто в беседе мы солнца закат провожали. Теперь же Прахом ты стал уж давно, галикарнасский мой друг! Но еще живы твои соловьиные песни: жестокий, Все уносящий Аид рук не наложит на них.