— Да шевелись ты! А ну, пошла! — раздалось у нее за спиной по-немецки.
В следующее мгновение она почувствовала пронзительную, обжигающую, мгновенно расползшуюся по всей пояснице боль. Казалось, к спине кто-то ненадолго прикоснулся раскаленным на огне железным прутом, и теперь на этом месте образовался огромный, опоясывающий спину болезненный рубец, который нестерпимо жег тело и вызывал в душе унизительное чувство бессилия. Из глаз Сары потекли слезы. Она обернулась. В двух шагах от нее, ухмыляясь и надменно глядя ей вслед, стояла та самая блондинка, которая утром объясняла им их трудовую задачу. В руке у нее был хлыст.
— Шевелись, я сказала! Я вас всех научу работать, восточная интеллигенция! — крикнула она, снова замахнувшись хлыстом.
Сара понеслась к бараку уже бегом. Еще раз испытать на себе удар хлыста ей совсем не хотелось.
Зайдя внутрь здания, она украдкой посмотрела в дальний его конец. Адам, не обращая ни на кого внимания, нес какую-то одежду к одной из вещевых гор. Сара, снова не осмелившись подойти к нему, вытряхнула чемоданы перед кем-то из узников и пошла наружу за новыми.
Выйдя и взяв в руки несколько больших сумок, она случайно посмотрела за входные ворота и увидела огромную колонну людей в гражданской одежде, которых куда-то вели несколько десятков охранников. Люди в колонне шли медленно, понуро. Шли, обреченно передвигая уставшие ноги. Создавалось впечатление, что они уже долгое время были лишены пищи и сна. Старики двигались вперед, опираясь на тех, кто был помоложе. Женщины вели за руку детей. Мужчины обнимали своих жен, сестер, матерей. Некоторые из них часто оглядывались по сторонам, обеспокоенно изучая окрестности. Охранники же, шедшие по бокам колонны, выглядели весьма безобидно, они мило улыбались всем этим людям, иногда даже перебрасывались с ними несколькими словами. Эсэсовцы вели себя так естественно, обыденно, невраждебно, что некоторые из шедших в колонне людей тоже улыбались в ответ. Было заметно, что людскую толпу явно успокаивало то обстоятельство, что никто больше на них не кричит, никто их больше не бьет, и никто не направляет на них оружие.
Сара успела сделать внутрь барака несколько ходок, а людская плотная масса все продолжала идти нескончаемым потоком в направлении видневшегося недалеко леса. Кто были эти люди, и куда их вели, она не знала и не догадывалась.
Наконец, в очередной раз зайдя в барак, Саре удалось незамеченной подойти к Адаму. Он, увидев ее, улыбнулся. Сара улыбнулась в ответ.
— Давай сюда, — прошептал ей заключенный.
Сара снова вытряхнула содержимое чемоданов на стол перед ним.
— Скажи, а зачем открывать чемоданы и раскладывать вещи разных людей во все эти кучи? — спросила она, в который раз оглянувшись вокруг.
— А как иначе? Нельзя же переправлять в Германию все вперемешку, — ответил Адам.
— Как это переправлять? — Сара недоуменно посмотрела на заключенного. — Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа он лишь очень странно посмотрел на нее.
— Ты хочешь сказать, что все эти вещи их владельцы никогда уже не получат назад? — пытаясь сообразить, что все это значит, снова задала ему вопрос Сара.
— Владельцы? — со вздохом переспросил ее в ответ Адам. — Ты что, действительно не понимаешь, где ты находишься, и что происходит вокруг?
Сара смотрела на него недоверчиво и немного испуганно. Медленно повернувшись, она направилась к выходу. Вещи ведь всегда принадлежат кому-то. Так как тогда их могут куда-то отсылать без ведома их владельцев? Что имел ввиду этот странный парень, когда говорил о том, что все это переправляют в Германию? И почему он так тяжело вздохнул, когда она упомянула о владельцах?
Еще через час Сара, улучив момент, снова подошла к Адаму и отдала ему несколько сумок и дорожных мешков.
— Послушай, — спросила она, — я видела, как некоторое время назад по дороге, которая проходит за воротами, вдоль лагеря куда-то прошла большая толпа людей. Может, ты знаешь…?
Она не договорила. У Адама затряслись руки, он сосредоточенно пытался справиться с узлом одного из мешков, принесенных ею, и, в конце концов, раздраженно отставил его в сторону.
— Сара, — наконец, сказал он, снова как-то очень странно посмотрев на нее, — знаешь, ты лучше меня не спрашивай. И не только у меня, ни у кого не спрашивай. Со временем поймешь все сама. Кстати, когда прибывает сразу несколько поездов, многие бригады, занятые на сортировке вещей, отправляют к приемному комплексу возле входа в лагерь, в помощь тем, кто там работает. Думаю, ты там еще не раз побываешь, и тебе придется все увидеть своими глазами.
— Что увидеть? — не удержалась Сара.
Но Адам, сложив в плетеную корзину стопку рубашек, понес их к высокому стеллажу. Саре ничего не оставалось, как идти продолжать работать.
В подобной однообразной суете прошел целый день. И, когда он уже приближался к концу, на территорию барака вдруг стали заезжать грузовики, в кузовах которых лежали сотни чемоданов, сумок, мешков и прочих дорожных вещей, точно таких же, какими было завалено все вокруг. Грузовики, спешно разгрузившись, уезжали куда-то и тут же возвращались назад, полностью загруженные новыми партиями разнообразной поклажи. Вокруг них суетились заключенные. Что-то громко кричали водители. Спорилась работа, оживленно и бойко. Саре вдруг показалось, что все, рассортированное за целый день несколькими отрядами узников, составляет лишь малую часть от того, что за какой-то вечерний час успели привезти сюда эти грохочущие машины. А еще через какое-то время, уже совсем с другой стороны, несколько грузовиков привезли и внавалку сгрузили на территории сортировочного барака целые горы помятой одежды, которая, кроме дорожной — а может, вагонной — пыли, казалось, все еще хранила в себе людское тепло.
Стемнело. По периметру двора зажглись яркие фонари. Темноту над лагерной территорией, видневшейся совсем рядом, начали резать прямые, как стрелы, лучи мощных прожекторов.
— Строиться! Строиться! — наконец, послышалось из разных концов сортировочного блока.
