Уставшие заключенные послушно становились в несколько рядов напротив эсэсовцев и надзирательниц. По окончании короткой переклички отряды узниц и узников поочередно направились к лагерным ограждениям.
После небольшой административной заминки возле входных ворот в первый сектор, отряд, в котором шагала Сара, наконец, зашел на его территорию и, спустя несколько минут, подошел к пищевому блоку, где узницы тут же выстроились в очередь за баландой.
В толпе Сара сразу увидела свою высокую соседку по нарам. Дождавшись, когда раздающая опрокинет в ее миску порцию супа, она подошла к Ривке и расположилась с ней рядом, чтобы не есть в одиночестве. Ривка недовольно взглянула на нее и, шевельнув плечом, поморщилась, как будто от боли.
— Что случилось? — неожиданно для себя самой, Сара почувствовала к ней жалость. Как будто они с Ривкой были давними подругами.
— Досталось сегодня, — снова поморщилась Ривка. — Надзирательница увидела, как я жевала хлеб во время работы, ну и огребла от нее несколько ударов палкой.
— Бедная, — с сочувствием произнесла Сара. — Мне тоже сегодня не поздоровилось.
— Да? — казалось, Ривка сразу оживилась. — А ну, покажи.
Сара, почему-то испытывая некое подобие гордости, отодвинула халат и продемонстрировала припухший кровоподтек на поясе. Ей хотелось, чтобы Ривка не чувствовала себя одинокой в своем несчастье.
— Вижу, и тебя коснулась оздоровительная дисциплина, — цинично рассмеялась Ривка и шумно хлебнула супа из своей миски.
Странно, но Саре снова не было обидно. Ее никак не задевали ни слова Ривки, ни ее ненатуральный смех, ни ее странный юмор. Вокруг было столько незнакомых лиц, что она начинала чувствовать себя здесь по-настоящему одинокой, и единственная, с кем можно было хоть о чем-то поговорить, была эта огрубевшая заключенная с похабными манерами. Еще было странным то, что, несмотря на становившееся уже просто мучительным чувство голода, суп, пахнувший гнилой капустой, она снова не смогла доесть. Организм по- прежнему отказывался принимать внутрь отвратительное блюдо, плескавшееся на дне железной посудины. А Ривка теперь смотрела на нее уже как на что-то диковинное.
— Что, не идет? — неожиданно оставив свой напористый тон, почти сочувственно спросила она.
Сара в ответ только вздохнула.
— Я поначалу несколько дней не могла есть, — Ривка криво усмехнулась. — А потом еще несколько дней внутренности выворачивало наизнанку от этой бурды, проглоченной через силу. Тут ничем не поможешь. Тело должно приспособиться, нужно, чтобы все внутренние запасы полностью истощились. И тогда потихоньку пойдет.
Сара слушала ее откровения, и теперь ей становилось по-настоящему страшно. Можно вынести тяжелую работу, можно вытерпеть избиения и унижения, можно, в конце концов, даже приспособиться к тому, чтобы спать без матрацев, подушек и прочих атрибутов быта и гигиены, но как жить без пищи? Неужели и она через несколько дней будет вот так же, как и все здесь, глотать утром и вечером омерзительную баланду и, при этом, даже не морщиться?
Она протянула посудину Ривке.
— Уверена? — на всякий случай переспросила та. — Точно больше не будешь?
Сару передернуло от одной мысли об этом ужасном вкусе. Она с отвращением покачала головой.
— Ну, как знаешь, — пожав плечами, ответила Ривка и в несколько глотков расправилась с ужином Сары. — Ладно, идем, хотя бы попьешь.
Они снова подошли к раздающей.
— Ты уже получала, — скривившись, хмыкнула Ривке узница, разливавшая в протянутые ей миски какую-то темную жидкость.
— Успокойся, идиотка, — беззлобно усмехнулась ей в ответ Ривка. И, кивнув на Сару, добавила: — Я получала, но она-то нет.
Раздающая, бросив презрительный взгляд на Сару, нехотя окунула половник в бидон. С размаху стукнув по краю миски, она выплеснула в нее содержимое половника, при этом пролив на землю добрую половину того, что в нем было. Ривка только покачала головой.
— Пошли отсюда, — подхватила она под руку Сару. — Чего с ней разговаривать.
Они отошли в сторону. Сара, поднеся миску к лицу, принюхалась. Сквозь запах гнилой капусты, оставшийся на краях посудины, пробивался слабый запах не то опилок, не то желудей.
— Кофе из жженого ячменя, — пояснила Ривка. — Давай, пей. Если не суп, то хотя бы это, но выпить нужно обязательно. Это необходимо. Пойми, выбора нет. Иначе совсем загнешься.
Сара отхлебнула из миски. Было невкусно, но вполне терпимо, желудок принимал едва теплую, горьковатую жидкость без каких-либо заметных возражений. Осмелев, Сара допила кофе до конца и с благодарностью взглянула на Ривку
— Вот, так-то лучше, — довольно ответила та. — Идем к бараку, перед вечерней проверкой еще есть время.
Они пришли к месту своего ночлега. Толпы женщин облепили стены барака и, прислонившись к ним, ждали начала вечерней переклички. Те, кому не хватило места, сидели прямо на гравии. Сели на землю и они с Ривкой.
Помолчали немного.
— Тебя привезли сюда одну или…? — осторожно поинтересовалась Сара.
— Почему же одну? С матерью и отцом, как и многих здесь, — Ривка смотрела куда-то в небо, ее
