Глава IV
Отто Шнайдер ехал в служебном автомобиле, безразлично наблюдая за скучным пейзажем, проносившимся мимо него снаружи. Унылые опустевшие деревеньки, бескрайние, давно непаханые поля, редкие рощи, немногочисленные запущенные водоемы. Погода стояла пасмурная, моросил мелкий дождь, а самый край горизонта скрывала полупрозрачная осенняя дымка, хотя, может статься, это был обычный утренний туман, они нередки в этих местах. Все это вкупе совершенно не прибавляло оптимизма и не создавало того радостного ощущения новизны, которое человек обычно чувствует на новом этапе своей карьеры.
Интерес к врачебной практике появился у Отто еще в раннем детстве. Он даже прекрасно помнил момент, когда впервые об этом задумался. Шнайдер родился и вырос в Инсбруке, крохотном городке на западе Австрии. Когда ему было лет семь или восемь, он, возвращавшись домой со школьных занятий, часто видел, как неподалеку от его дома какая-то старушка кормила бездомных котов и кошек. Женщина приносила с собой большой сверток, вероятно, с остатками продуктов или просто с какими-то отходами, громко и настойчиво звала недоверчивых животных, а затем раскидывала им принесенную трапезу, стараясь, чтобы досталось всем. В такие минуты возле нее собиралось около полутора десятков голодных кошек, которые давно привыкли к такому импровизированному ежедневному обеду и уже почти не боялись своей добродетельницы, несмотря на то, что по своей природе все они были дикими и пугливыми. Как-то раз, пораньше возвратившись домой с занятий и воспользовавшись отсутствием родителей, Отто взял с полки старую стеклянную банку, обернул ее толстой тряпкой, вынес все это на улицу и принялся сильно стучать по получившемуся свертку булыжником до тех пор, пока осколки банки не превратилась в мелкую стеклянную крошку. Затем мальчик спустился в подвал, взял там банку мясных консервов и, аккуратно ее открыв, тщательно перемешал содержимое банки с осколками мелкого стекла. После этого он вернулся туда, где старая женщина обычно кормила бездомных животных, и поставил открытую железную банку на привычное для них место. Но он слегка просчитался. Боязливые животные не спешили подходить к трапезе, проявляя разумную осторожность по отношению к чужому для них человеку. Тогда Отто отошел на другую сторону улицы и уже оттуда спокойно наблюдал за тем, с каким аппетитом голодные коты и котята набросились на принесенный им смертельный обед. На следующий день, по дороге на занятия, он с преисполненным чувством выполненного долга обнаружил несколько кошачьих трупов, лежавших неподалеку от места вчерашнего кормления. Молодой Отто, присев над одним из них, долго рассматривал маленькие клыки, видневшиеся в полуоткрытой кошачьей пасти, и крохотные коготки, наполовину выпущенные из поджатых к подбрюшью лап, которые, очевидно, еще совсем недавно сводило в предсмертных судорогах. В эту самую минуту в голове мальчика и родилась мысль о том, что больше всего на свете он бы хотел стать врачом, чтобы, как ему тогда казалось, можно было почаще иметь дело со страданиями, болью и даже со смертью. Позже, с отличием окончив мюнхенский медицинский университет, он работал лаборантом в одной из мюнхенских клиник. Затем, увлекшись уже антропологией — главным образом, биологической — вступил в СС и стал с интересом изучать работы по евгенике и генетике. С 1939 года Шнайдер служил в медицинских войсках, получил звание унтерштурмфюрера, и теперь был назначен на должность главного врача одного из лагерей, расположенных на территории оккупированной немцами Польши. Эта должность, насколько ему было известно, была оперативно введена в штат в связи с участившимися случаями массовых летальных исходов среди заключенных, заразившихся сыпным тифом. Назначение и переезд на новое место службы унтерштурмфюрер СС Отто Шнайдер воспринял с должным энтузиазмом и, надо сказать, даже был рад открывшимся перед ним возможностям и перспективам.
Молодой водитель в звании рядового, сидевший от него слева, уверенно вел машину к месту своего назначения. Впереди показался военный пост и, когда их автомобиль остановился перед полосатым шлагбаумом, Шнайдер с готовностью протянул охраннику с автоматом свое служебное удостоверение.
— Можете проезжать, унтерштурмфюрер, — кивнул караульный, внимательно изучив удостоверение и возвращая его офицеру. Он подал знак напарнику, находившемуся в охранной будке, и шлагбаум послушно поднялся, освобождая путь их машине.
Впереди показался лагерь. Шнайдер, чуть наклонившись вперед, начал с интересом изучать через переднее стекло открывшийся перед ними вид. Территория лагеря, на первый взгляд, казалась просто огромной. Этот лагерь не шел ни в какое сравнение с теми многочисленными лагерями, которые располагались в окрестностях провинциальных городков восточной Германии, и которые ему приходилось посещать в прошлом по долгу службы. Их автомобиль подъезжал к лагерю несколько сбоку, потому из салона было хорошо видно как переднюю, так и боковую часть его территории. По ширине границы лагеря прослеживались довольно отчетливо. Вдаль же он простирался настолько, насколько хватало взгляда, и потому составить представление о его длине оказалось делом проблематичным. Спереди виднелись скопления однотипных кирпичных строений. По периметру лагерь был огорожен двумя рядами колючей проволоки, между которыми располагалась ровная полоса рыхлой земли. Через каждую сотню-другую метров, словно подчеркивая контуры ограждения, стояли массивные сторожевые вышки, каждая из которых имела конусообразную крышу и этаж для обзора с несколькими застекленными окнами. Через окна, по- видимому, прекрасно просматривались прилегавшие к вышкам отрезки лагерной территории. Кроме того, даже не инженеру становилось понятно, что поля видимости рядом стоявших вышек с запасом перекрывают друг друга, и потому охранникам не одного, а сразу нескольких наблюдательных пунктов всегда было прекрасно видно, что именно происходит в той или иной точке. По мере приближения к лагерю, Шнайдер мог наблюдать большие группы людей, собравшихся в разных его местах, жаль только, что с такого расстояния было невозможно разобрать, чем именно они все занимались. Ровными рядами стояли длинные одноэтажные бараки. Безупречно держа строй, шли к местам несения караульной службы охранники с оружием и собаками. Отто даже заметил несколько движущихся по территории автомобилей, в которых, видимо, куда-то спешило лагерное начальство. С виду все это выглядело даже лучше, чем он ожидал. Настроение у Шнайдера слегка улучшилось, и унтерштурмфюрер, снова откинувшись на спинку сиденья, довольно улыбнулся.
Через несколько минут их автомобиль подъехал ко второму охранному пункту. Караульный в форме СС заглянул в салон и вежливо попросил предъявить документы. Шнайдер протянул ему удостоверение. Эсэсовец, пристально изучив подписи и печать, напоследок несколько раз внимательно взглянул на унтерштурмфюрера, сравнивая его лицо с изображением на фотографии.
— Все в порядке, можете проезжать. Главный административный корпус вон там, — охранник махнул рукой, показывая направление, и затем знаком приказал своему подчиненному открыть ворота.
Наконец, машина остановилась перед двухэтажным кирпичным зданием. Третий раз предъявив документы дежурному, Отто перешагнул через порог и оказался в длинном пустом коридоре, в стенах которого располагалось множество похожих друг на друга дверей. Войдя через несколько минут в кабинет коменданта лагеря, Шнайдер вытянулся по стойке смирно, представился и четким поднятием руки поприветствовал сидевших за столом офицеров.
— Проходите, унтерштурмфюрер, присаживайтесь, — сказал офицер в звании штурмбаннфюрера, жестом приглашая Шнайдера за стол. — Я Герман Остен, комендант лагеря. Это Томас Вебер, начальник лагеря. И Курт Шольц, начальник охраны. Как я понимаю, вы с дороги сразу сюда?
— Да, штурмбаннфюрер.
— В таком случае, давайте обойдемся без формальностей и не будем терять драгоценного времени.
