Курт распахнул дверь, зажег свет и жестом пригласил сослуживца садиться. Открыв дверцу бара, он достал две красивые бутылки и повернулся к унтерштурмфюреру.
— Что предпочитаете, водку или коньяк?
— Коньяк, пожалуй, — ответил Альфред Браун, сняв фуражку и удобнее устроившись в кресле. — Водка не имеет вкуса и, к тому же, все время напоминает мне о фронте.
— Вас так напугал фронт? — спросил Шольц, улыбнувшись.
— Нет, оберштурмфюрер, страха я не испытываю, — ответил Браун. — Но на фронте совершенно другой темп жизни и иная философия действий.
— Значит, здесь служить вам нравится больше?
— Определенно, оберштурмфюрер, определенно. Конечно, война на востоке имеет огромное значение, Германия сегодня этим живет. Но нельзя отрицать, что и здесь такие, как мы с вами, делают большое и важное дело.
— Кстати, сегодня вы хорошо поработали, Альфред! — заметил Курт, разливая коньяк в бокалы. — Я время от времени наблюдал за вами.
— Я всего лишь исполняю свой долг и, конечно, приказы, — кивнул Браун и поднял бокал вслед за Куртом. — К тому же, все мы — одна большая команда.
— За нашу победу! — улыбнулся Шольц.
— За победу Великой Германии! — повторил Браун и с удовольствием выпил.
Курт, не откладывая, снова налил в его бокал коньяку и откинулся на спинку своего кресла.
— Единственное, что меня раздражает, — продолжал Браун, — так это тот факт, что мы всеми силами, до последнего момента, должны убеждать этих выродков в том, что здесь им ничего не угрожает. Вся эта фикция с дезинфекцией, душевыми, музыкой, списками, подписанным багажом… Я видел много раз, как наша охрана улыбается этим свиньям как будто добрым знакомым. Конечно, вины солдат тут нет, им приказывают вести себя подобным образом, но, я не могу понять моральную сторону всего этого. Немецкий солдат, не проявляющий враждебности по отношению к евреям и приглашающий их принять душ после дальней дороги… Это немыслимо! И подобное наблюдается не только у нас. Я слышал, что в каком-то лагере построили целый фальшивый перрон для имитации пересадочной станции! Зачем? Для чего весь этот спектакль? Как по мне, все эти свиньи должны знать о своей участи всё. И сразу же после того, как выйдут из вагонов. Это сделало бы последние минуты их жизни гораздо более мучительными. Они этого заслуживают.
— Давайте выпьем за дальнейший успех нашего общего дела, — улыбаясь, предложил Шольц и поднял бокал.
Офицеры одновременно выпили.
— Хороший коньяк! — чуть наклонил голову вниз Браун и аккуратно поставил бокал на стол. — Нет, действительно, оберштурмфюрер, я не вижу во всех этих ухищрениях особого смысла.
— Альфред, Альфред, Альфред… — покачал головой Шольц, наливая в бокалы очередную порцию. — Очевидно, что вы не до конца представляете всю сложность проведения мероприятий подобного рода.
— Возможно, — отозвался Браун, — и, если вас не затруднит объяснить мне, зачем понадобилось внушать евреям надежду и мысль о том, что впереди их ждут еда и работа, я буду вам только благодарен.
— Позвольте спросить, — начал, немного подумав, Курт, — у вас в школе преподавали арифметику?
— Не помню, что это, — рассмеялся Браун, — я пропустил все уроки, пытаясь завоевать фрейлейн моего сердца.
— И все-таки? — улыбнулся Шольц шутке.
— Конечно, преподавали, — Браун кивнул и, отвечая на пригласительный жест Курта, поднял бокал с коньяком и выпил.
— Тогда, — Курт закурил сигарету и затем протянул портсигар и зажигалку Брауну, — давайте посмотрим на нашу ситуацию с точки зрения цифр. Допустим, на станцию приходит очередной транспорт, скажем, из Германии или Польши. Сколько, в среднем, вагонов входит в один состав?
— В среднем, двадцать, иногда немногим больше.
— Пусть будет двадцать, — согласился с ним Курт. — И сколько людей, в среднем, находится в каждом вагоне?
— В среднем, около сотни, — ответил Браун, с удовольствием затягиваясь дымом.
— В среднем, около сотни, — еще раз согласился с ним Курт. — Итого за один раз прибывает порядка двух тысяч человек. Верно?
— Верно, — кивнул Браун. — Выходит, что именно так.
— Дальше, — продолжал Курт, — если это состав с евреями, то, сразу после разгрузки транспорта на вокзале и прибытия колонны сюда, они направляются на селекцию. Сколько, в среднем, евреев, по вашему опыту, признаются работоспособными в результате такого отбора?
— Раньше выходила примерно треть, возможно, несколько больше. Сейчас получается, в лучшем случае, четверть. А часто не набирается и она.
— Итак, — продолжал подсчет Шольц, — выходит, что в день, когда прибывает транспорт с евреями, в среднем, около тысячи пятисот человек отправляются после селекции на газацию.
— Совершенно верно, оберштурмфюрер, — кивнул Браун, — примерно по пятьсот человек в два новых здания, и, в среднем, пятьсот или чуть больше человек — в несколько этапов, конечно же — во
