медленно закружилось, по нему картинно проплывали осколки стекла вперемешку с хлопьями пивной пены.
Еще хлопок – и тут же тупой удар под левую ключицу.
Асфальт накренился и ударил Боровика по затылку. Он еще успел поднести к глазам окровавленную руку, с недоумением посмотрел на нее.
Потом небо лопнуло и разлетелось на куски.
Алкаш подошел к распростертому на асфальте телу, внимательно посмотрел на него. Махнул рукой, в которой вспыхнул неизвестно откуда взявшийся фонарик.
Из-за ближайшей помойки тут же выдвинулась машина с выключенными фарами, бесшумно подкатила к парадной. Алкаш открыл багажник, на пару с водителем выгрузил из него бесчувственное туловище.
Туловище уложили на асфальт, алкаш поправил позу, приладил к откинутой руке свой пистолет и отбежал за угол дома. Взвизгнули покрышки, машина сорвалась с места и исчезла в темноте.
Не прошло и минуты, как в ближайшем отделении милиции раздался телефонный звонок.
– Але, у нас тут около дома перестрелка. Два туловища валяются – одно убитое, а другое в дупель пьяное с пистолетом в руке...
Милицию обычно не дождешься, однако в некоторых случаях она реагирует довольно-таки оперативно. Например, если и преступление налицо, и преступник к нему прилагается, да еще в бессознательном состоянии. Поэтому стоявшему в темноте убийце, наряженному алкашом, не пришлось долго ждать. Убедившись, что завывающий сиреной облупленный «УАЗ» появился на месте происшествия, он поднес к уху мобильник, который все это время не выпускал из рук, и коротко сказал:
– Есть.
После чего выключил мобильник и неторопливо зашагал в глубь двора.
Когда захлопали дверцы «УАЗа», он даже не оглянулся.
Из «УАЗа» выбрались двое в милицейской форме и один штатский. Штатский тут же подошел к распростертым телам, долго их разглядывал.
– Так, этот, похоже, отбегался. Постойте... Блин, да это же Боровик, Саня Боровик! Толик, глянь-ка, ты ж его сто раз видел, он вместе с нами Косолапого полгода назад брал!
Молодой лейтенант присоединился к штатскому.
– Елы-палы, точно он! Тот самый, из УБОПа, классный парень... Да что ж за гнида его замочила?
Оба склонились над вторым телом.
– Дышит, кажись... Да он, сука, пьяный вусмерть! Ну, падла, пиздец тебе, на лучших людей руку поднял!
Лейтенант Толик вдруг осекся.
– Слышь, Володя, глазам не верю – этот, с пистолетом, вроде певец...
– Какой еще певец?
– Ну, который уголовную романтику поет, Роман Меньшиков.
– Допелся, сволочь! – с ненавистью прошипел Володя в штатском. – Теперь на киче будет петь!
Он был дружен с Боровиком, уважал его, и поэтому не удержался и пнул бесчувственное тело Романа.
– Странно как-то, – лейтенант Толик явно был ошарашен.
– Чего странного? Обожрался халявными бабками, ошалел от бухла и блядей, король жизни, блин! Ну, сука, держись, лет двести тебе обеспечено. Ненавижу! Своими бы руками...
Володя отвернулся, сунул в рот «Беломорину», прикурил с третьей попытки, ломая дрожащими руками спички.
– Короче! – прикрикнул он на Толика. – Не хлопай глазами, вызывай группу, экспертов, «Скорую». Гниду паковать по полной, Саню не трогать до докторов... Пистолет беречь пуще глаза, чтобы каждый отпечаток сверкал, как у кота яйца! Чтобы сволочь эта никакими своими погаными бабками уже не отмазалась.
Махнул рукой и опять отвернулся.
С того момента, как Роман, валяясь на полу в собственной прихожей, сладко смежил веки, прошло, как ему показалось, всего лишь несколько секунд. Однако, когда он снова открыл глаза, то удивился тому, как сильно изменилась обстановка.
– Во, очухался! – прохрипел чей-то грубый голос.
– Смотри, зенками ворочает, – ответил ему кто-то другой.
Роман с превеликим трудом оторвал голову от какой-то жесткой поверхности, на которой он лежал лицом вверх и повел глазами по сторонам.
То, что он увидел, было похоже на сбывшийся дурной сон.
В камере, а в том, что это была именно камера, сомневаться не приходилось, кроме Романа находились еще четверо типов, причем таких, что у Романа сразу засосало под ложечкой. Размером камера была примерно четыре на четыре, и половину площади занимали дощатые нары, на краю которых он и лежал.
С трудом приподнявшись, Роман спустил босые ноги на пол и сел.
В голове сразу же застучало, а перед глазами завертелись цветные круги.
– Где я? – прохрипел он и закашлялся.
– Он не знает, куда попал! – Один из расположившихся на нарах уродов гнусно заржал. – В непонятках, значица! Ты, дорогой товарищ, в милиции, а потом, если доживешь, будешь в тюрьме. А пока в подвале двести восьмого отдела нашей родной милиции, в застенках гестапо.
Роман подождал, пока в голове несколько прояснилось, потом осмотрелся повнимательнее и увидел, что находится в компании двух синих алкашей, которые, судя по всему, не побрезговали бы поужинать трупом подохшего товарища, и двух бессистемно татуированных уголовников самого низкого ранга, из тех, кто не относится ни к каким преступным сообществам по причине своей никчемности.
Возраст всех четверых не поддавался определению.
– А где мои ботинки? – спросил Роман, пошевелив босыми пальцами.
– А твои ботинки у меня, – ответил один из уголовников, коротко стриженный и с гноящимися глазами. – Тебе они ни к чему, а мне в самый раз.
– Понятно, – кивнул Роман, – все понятно.
– А чо тебе понятно? – вскинулся другой уголовник, мелкий и лысый, с переломанным носом и с татуировкой на жилистых руках, торчавших из коротких рукавов футболки. – Не, ты слышал, Валет, ему понятно! Чо тебе понятно?
Он соскочил с нар и встал перед Романом, покачиваясь с пятки на носок.
– Ты чо, понятливый, что ли? Ты, может, понятия знаешь? Так тут тебе понятий не будет, понял?
Он размахнулся и изо всей силы ударил Романа в расслабленный живот.
Роман задохнулся и свалился на пол.
– Он, бля, понятливый! – орал татуированный, пиная Романа. – Ты, бля, будешь тут понятия разводить? Я тебе, бля, разведу!
От его ударов Роман закатился под нары, и татуированный, перестав пинаться, удовлетворенно произнес:
– Во, бля, там тебе и место – под нарами. Жалко, что здесь параши нет, а то бы ты с ней пообнимался. Знаешь, как хорошо с парашей обниматься?
К Роману возвратилось дыхание, и он ответил из-под нар:
– Нет, не знаю. Может, ты расскажешь?
– Что? – возмутился татуированный. – Что ты там вякнул? А ну, вылезай! Вылезай, а то хуже будет.
Роман понимал, что эти люди не имеют никакого отношения к настоящему криминальному миру, иначе они наверняка узнали бы его. Это были подонки, отбросы, шваль, из тех, знакомством с которыми побрезгует любой хоть сколько-нибудь уважающий себя преступник.
Но это не делало их менее опасными.
Стая вонючих гиен может разорвать и льва.
А поскольку считать себя львом Роман не мог ни в каком случае, ему следовало быть очень осторожным
