– Иди в жопу! Кому говорю?
Секретарша отпрянула.
– Так, значит. Угу. Я тебе припомню это, Борюня.
И вышла, виляя задницей еще более демонстративно. Дверь за собой захлопнула так, что подпрыгнул от неожиданности даже президент на портрете, висящем над обширным рабочим столом Вертякова.
– Ага. Припомни, сука! – запоздало крикнул ей вослед Борис Тимофеевич.
И снова на него навалились печальные мысли о пропавшем брате.
Не бывает так, чтобы человек пропал бесследно. Бывает, конечно, что кто-то и пропадает. Но то – разве люди? А областной смотрящий – не та фигура, кому исчезать положено. А вот, поди ж ты, исчез. Исчез в тот момент, когда должен был прогреметь на весь преступный мир – провести совместную операцию воров с ОМОНом никому пока не удавалось. Не удалось и ему. Но Вертяков никак не мог понять, что могло случиться.
Брат вечером перед мероприятием рассказывал, что все идет как по маслу. Что с омоновским комбатом он закорешился – и тот сам поведет роту на штурм логова наркоторговцев. Что даже вертолеты поддержки будут обеспечены...
Так куда все это делось? Катера, люди, братва и менты, вертолеты? Как корова языком слизала. Заблудились в тайге? Невозможно. Перебили друг друга, как две рати в сказке о золотом петушке? Такое только в сказках – чтобы все до единого погибли, а в тайге – никаких следов побоища. И уж самое невероятное – что американец ухитрился всех перебить. У него должна была дивизия быть в наличии, чтобы роте ОМОНа противостоять и взводу братков. И тем не менее все пропали бесследно.
Хорошо, что предусмотрительный Борис Тимофеевич не отдал ОМОНу никакого письменного распоряжения. Все на устных договоренностях с подполковником Сидорчуком – комбатом. Поэтому и разговоры эти сгинули вместе с пропавшим ментом. Хоть это немного успокаивает. Не то давно бы полетела в кусты буйная головушка хозяина района...
Пока все вроде бы обошлось. Но надолго ли успокоились? Где гарантии, что комбат не успел комулибо обмолвиться или, что еще хуже, доложить по команде?...
Вот и сиди теперь, жди. Упадет ли небо на башку – или пронесет? Эх...
Борис Тимофеевич снова потянулся за коньяком.
К нашей томской штаб-квартире мы с Тимуром пробирались закоулками.
И вошли не сразу. Сначала минут тридцать из кафе напротив нашего дома на Карла Маркса понаблюдали за главным входом. За это время почтенная соседка с пятого этажа, старушка с венчиком седых волос, спокойно вышла из подъезда в ближайшую булочную и вернулась без всякого опасения, что было недурным знаком. Выбегали детишки-школьники – брат и сестра – из квартиры над нашей. Ненадолго наведывался работник жэка в оранжевой фуфайке. В общем, никаких признаков засады в «засвеченном» подъезде не обнаруживалось. Конечно, после «Чулымского побоища» вряд ли можно было ожидать, что у местной братвы есть силы следить за нами денно и нощно. Но береженого, как известно, и судьба бережет. Тем более что кто-то ведь спалил мой дом, мой родной, собственноручно выстроенный дом.
Сука!
Найду – изуродую, как Бог черепаху...
Допив вполне приличный «эспрессо» и убедившись, что засады не видно, мы прогулялись по противоположной стороне улицы до перекрестка и свернули на проспект Ленина. А уже оттуда скользнули в проулок имени знаменитой монголки Батчимэг Энхжаргал. Которую ни я, ни Тимур так и не научились выговаривать и именовали по-простому: «Бэтмен Заржал».
Чередой типично петербургских двориков, приведенных к 400-летию Томска в весьма презентабельный вид, мы просочились к нашему второму входу и, соблюдая все возможные меры предосторожности, открыли дверь. Неожиданных гостей в резервной хазе не наблюдалось, но следовало проверить и основную.
Первым делом я бросился к серверу нашей локальной сети, который молотил круглосуточно и через многочисленные датчики, установленные по всем углам штаб-хазы, следил за безопасностью жилища. Электронный сторож подморгнул мне зеленым экраном: расслабься, мол. Все чисто.
Тимур улыбнулся:
– Сюда пока не добрались, мстители.
– Поживем – увидим, – мудрость из меня просто перла.
Я толкнул вдоль стены небольшую этажерку на колесиках, заставленную шедеврами изящной словесности – от Гомера до Марининой с Лукьяненко, и пристально вгляделся в освободившийся участок поверхности. Приложив указательный палец к едва заметному, будто выгоревшему на солнце, пятнышку, привел в движение электродвигатели, с еле слышным жужжанием сдвинувшие стальную дюймовую плиту, открывавшую проход в главную хазу.
Внимательно оглядев нишу, выдолбленную в капитальной метровой стене, я убедился, что наш домашний арсенал, разложенный на специально обустроенных полках, в целости и сохранности. Взял в левую руку надежный «Глок», задвинул металлическую дверь в резервную квартиру и уже с большей уверенностью ткнул пальцем в дактилоскопический датчик, открывая проход в основное помещение, выходящее окнами на улицу Карла Маркса.
В дверце шкафа, внутри которого я оказался, был вставлен специальный замаскированный глазок, через который я видел, что внутри помещения посторонних нет. Только теперь я слегка расслабился и вышел в наш городской «бункер», обошел остальные комнаты явочной квартиры и сказал в микрофон на компьютерном столе:
– Действительно чисто, Тимур. Вваливайся. Гостем будешь...
Заварив чайку, который хоть и был фирменным, не шел ни в какое сравнение с приготовленным в пропавшем самоваре, мы сели с Тимуром на просторной кухне обсуждать наши горестные дела.
– Без косячка тут и не сообразить, – задумчиво изрек Тимур.
– Ага, скажи еще «без пол-литры». Навоняешь тут планом – вовек не выветрится. Да ведь ты в последнее время и не баловался вроде бы, а?...
– Да шучу я, адмирал, – Тимур, естественно, намекал на одноглазого, как и я, Нельсона, – хотя сейчас в самую пору бы. Настроение поднять.
– А что это ты распереживался? Жив-здоров. Тепло, светло и мухи не кусают.
Я его провоцировал нарочито прямолинейно, надеясь, что такой разговор выведет нас из мрачного состояния, в котором мы пребывали после визита на Чулым.
– Да? А дом? А Афанасий? – вскинулся мой верный помощник, восприняв все подчеркнуто серьезно.
– А что дом? Дом мы новый отстроим. В бункер они ведь так и не проникли – имущество сюда вывезем, что уцелело. С Афанасием хуже. Если его убили – то уж не воскресить... А если жив – мы о нем скоро услышим, полагаю.
Я еще не знал, что услышим мы о нем скорее, чем я мог предположить.
– Пожалуй, – кивнул Тимур, – но какая же падла все это устроила?
– Ага. Вот это – самый интересный вопрос. И если мы хотим на него ответить, надо выяснить, во- первых, кому это было нужно, и во-вторых, кто это в принципе мог организовать...
– А что тут выяснять? Братва, естественно, – и к гадалке ходить не надо.
– Этот вариант самый очевидный, конечно. Но не обязательно верный – вот в чем закавыка. – Я замолчал, задумавшись на минуту.
Паузой воспользовался Тимур, организовав к чаю приличный завтрак из запасов, которыми был набит наш холодильник. В него, не нагибаясь, вполне мог зайти баскетболист.
Тимур настрогал копченой колбаски питерского завода «Парнас», которую мне доставляли в центральный универсам Томска по спецзаказу. Достал красной рыбки, масла и сварганил два типа бутербродов. Зная, что на меня иногда, хоть и не часто, находит желание слопать что-нибудь стандартное для европейских отелей, залил йогуртом набольшую мисочку мюслей с лесными ягодами. Хотя сам косился на это питание, словно вождь мирового пролетариата на кулаков-мироедов, и за обе щеки уплетал бутерброды, запивая чаем.
