– У меня в стакане кончилось. И не одиннадцать, а уже восемь с половиной.
Тимур лениво поднялся с дивана и, шаркая босыми ногами по полу, потащился в маленькую комнату без окон, которую они со Знахарем называли амбаром. Температура в этой комнате всегда была на уровне плюс пяти градусов, и там хранились разнообразные припасы, в том числе и вышеупомянутые восемь с половиной коробок немецкого пива «Грольш».
Навострив уши, Знахарь услышал приятное позвякивание, и через полминуты Тимур вернулся в гостиную, держа в руках четыре бутылки пива. Оказавшись в теплой комнате, бутылки моментально запотели, и Тимур, любовно посмотрев на них, сказал:
– Холодненькое... Тебе налить или ты сам?
– Ну, налей, – благодушно согласился Знахарь. – Люблю, знаешь ли, когда за мной ухаживают.
– Ага... – Тимур открыл две бутылки и стал медленно переливать пиво в стаканы. – Это значит, что когда ты станешь совсем старым и дряхлым и начнешь ходить под себя – заметь, я не употребляю грубых слов типа «срать», – то будешь получать нездешнее удовольствие от того, что здоровенная деревенская тетка с руками боксера-средневеса будет подсовывать под тебя судно.
– Тьфу на тебя, дурак! – возмутился Знахарь. – Во-первых, при таком образе жизни ни один из нас до богадельни просто не доживет, а во-вторых, типун тебе на язык. Что такое типун – знаешь?
– Нет, – Тимур протянул Знахарю полный стакан пива с высокой шапкой пены, – но, судя по всему, что- то весьма неприятное.
– Я тоже не знаю. Наверное, какой-нибудь особенно ужасный прыщ или волдырь... Еще бывает колтун.
– Это в волосах, причем не от болезни или старости, а просто от нечистоплотности.
– А эти, которые на Ямайке план курят и рэгги играют, – Знахарь погрузил нос в пену, – у них, между прочим, религия специальная. Они волосы не стригут и не расчесывают, потому что когда настанет конец света, их главное божество вытащит их в рай за патлы. И поэтому они следят за тем, чтобы колтун был большим и крепким.
– Но ведь они все-таки моют голову, – неуверенно предположил Тимур и осторожно, чтобы не расплескать пиво, опустился на диван.
– Наверное, – кивнул Знахарь, – как же без этого...
– Ладно, хрен с ними, с растаманами этими, – Тимур откинулся на пухлые бархатные подушки, – ты лучше расскажи, как у тебя все прошло.
– С блеском! – ответил Знахарь и, поставив полупустой стакан на маленький столик, закурил. – В самом лучшем виде.
Выпустив в потолок струйку дыма, он мечтательно прикрыл глаза и сказал:
– Ночь, улица, фонарь, аптека...
– Знаешь Блока, знаешь, – усмехнулся Тимур.
– Ага, знаю... Ну, аптеки там не было, фонаря, между прочим, тоже. А вот ночь и улица – обязательно были. И еще три пьяных быка, которые вылезли из этого бандитского шалмана и навострились ехать к куртизанкам. Я, естественно, в приборе ночного видения, они, естественно, в «Мерседесе»... Один меткий выстрел – и шина спустила. Они с матюгами, заметь – я не цитирую их грубых речей, вылезают, чтобы заменить колесо, а я – бац! бац! И в дамки. Двое лежат на земле с простреленными ногами. Третий оказался порезвее и быстренько погасил в машине свет. Я и в него стрельнул. Для начала в плечо.
– А вы, сударь, садист, однако, – хмыкнул Тимур.
– Однако... – Знахарь глубоко вздохнул, – где-то сейчас наш Афанасий... Ладно, продолжу свой душераздирающий рассказ. Значит, эти двое хромых лежат и матерятся, а мы же с тобой решили, что это нехорошо, ну я их и прикончил.
– Добрый...
– Ага, добрый. А третий, которому я плечо попортил, говорит: что, мол, тебе надо, давай, мол, договоримся! Еще про какого-то Бергамота вспомнил... Что за Бергамот такой?
– Есть тут один... – сказал Тимур. – Обычный бандюган. Хрен с ним, с Бергамотом.
– Ладно. В общем, тут я не удержался... Показал ему погон ментовский, который мы придумали подбросить, да и рассказал весь наш замысел. Чтобы ему перед смертью и вовсе кисло стало.
– Вот я и говорю – садист. Или просто американских фильмов насмотрелся? Они там любят разглагольствовать с пушкой в руке... И, между прочим, как раз на этом и погорают.
– Может быть, я и садист, а вот ты – точно резонер. Да. Значит, я ему все рассказал, а он говорит: урку не испугаешь, мы гордые, обзывать меня стал. Ну, я его и это... А потом положил рядышком погон и ушел.
– А между прочим, – заметил Тимур, – это именно я придумал вытравить на нижней стороне погона фамилию этого мента.
– А ничего и не говорю, – Знахарь пожал плечами, – идея гениальная. Тем более что с такой фамилией двух ментов в одном городе быть не может. Это же надо – Раздиралов!
– Вот бандюки этого Раздиралова первого на ленточки и раздерут. Если уже не разодрали. Я-то его хорошо знаю. Подонок еще тот.
– За упокой ментовской души! – Знахарь поднял стакан с пивом.
– Ага, за упокой, чтоб его на том свете черти... насиловали каждый день разными способами.
– И ты мне еще говоришь, что я садист? – засмеялся Знахарь.
– Конечно, – уверенно кивнул Тимур. – Я, например, перед тем, как в пост ГАИ из базуки пальнуть, красивых речей не говорил. Бац – и все дела.
– Конечно, не говорил, – подхватил Знахарь. – Если бы ты им стал с базукой на плече речи двигать, они бы из тебя быстро дуршлаг сделали. Хоть и не боевые эти менты были, а просто профессиональные вымогатели, а стволы-то у них всяко имелись. Да и автоматы наверняка были. Обычно на постах ГАИ имеется небольшой арсенал. И гранаты нашлись бы...
– Ну, неважно, – Тимур небрежно отмахнулся, – в общем, я был краток и лаконичен. Стрельнул раз – и поста как не было. Аж крыша на метр подскочила. А потом положил на грудь самому противному конвертик и уехал. Кстати, там мимо меня какой-то браток на «БМВ» пролетел, так чуть не сбил, нехороший человек... Видел бы ты его морду, когда он мимо разгромленного поста пронесся!
– Представляю... – Знахарь повертел пустым стаканом. – Ты вроде четыре бутылки принес?
– Ага, четыре. Только давай-ка теперь ты за мной поухаживай.
– Ах ты, скотина ленивая! – Знахарь с протяжным кряхтением поднялся из кресла и стал открывать бутылки. – Ладно, исключительно ради справедливости.
– Зато какое письмо в конвертике было!
– Ну дык! – согласился Знахарь, протягивая Тимуру полный стакан пива. – Не школьники сочиняли!
– А обороты какие! И если менты теперь не попрут на бандюков по полной – ну, не знаю тогда. Мы же там русским языком прописали, что это по распоряжению Гриши Белого.
– А может, и не попрут, – предположил Знахарь, – они ведь знаешь, как расссуждают – меня не тронули, и хорошо. Та же самая психология, что и у бандюков, – сдохни ты сегодня, а я завтра. Ты вспомни, как это в Штатах происходит – если убили полицейского, то вся криминальная братва под кроватями прячется. Потому что для американских копов это – дело чести. А здесь ментов гасят как хотят, а остальные думают: слава богу, что не меня. И продолжают свое гнусное существование.
– Вот именно, – согласился Тимур, – гнусное. А все почему? А потому, что менты все до единого с бандюками повязаны. Если не напрямую, то через других ментов. Коррупция!
– Да уж... Коррупция. А на древнем заграничном языке «коррупция» означает «порча». Разрушение.
– Ишь ты! – восхитился Тимур. – Умный!
– А то! Между прочим, видел бы ты тех двух коррупционеров, с которыми я в бане разобрался. Молодые ведь мужики, лет по тридцать пять, не больше, а жирненькие такие, вялые... Сразу видно, что вся сила у них в деньгах, которые они наворовали. Один так и вовсе импотент. Когда я зашел в этот «зал ВИП», так меня не сразу и заметили. Я стоял у двери минут пять и слушал их разговоры, в том числе и про импотенцию, которой страдал один из них. И только потом одна из девок, которые их там обслуживали, случайно посмотрела в мою сторону и говорит: ой, кто это?
