белой вязаной куртке, побывал бритый и бледный от пудры рассказчик, все уже окончившие свои номера.
Прибывшая знаменитость поразила всех, во-первых, своим не виданным по длине фраком дивного покроя и добротного мате риала, во-вторых, тем, что явилась в черной полумаске, но глав ным образом своими спутниками. Их было двое: один длинный, тонкий, в клетчатых брючонках, в треснувшем пенсне… ну, сло вом – он, Коровьев, которого в одну секунду узнал бы Никанор Иванович Босой, но, увы, Никанор Иванович не мог быть на представлении!
Второй был неимоверных размеров черный кот, который, войдя на задних лапах в уборную, совершенно непринужденно сел на ди ван, щурясь на оголенные гримировальные лампионы.
В уборную заглядывали любопытные. Протиснувшись между ни ми, Римский постарался изобразить на лице улыбку, отчего оно сде лалось кислым и злобным, и раскланялся с безмолвным магом, сидя щим рядом с котом на диване. Рукопожатия не было. Длинный же и развязный, этот в изломанном пенсне, сам отрекомендовался финдиректору, назвав себя «ихний помощник». Это обстоятельство уди вило финдиректора, и опять-таки неприятно: в контракте реши тельно не было ничего сказано ни о каких «помощниках».
Весьма принужденно и сухо Григорий Данилович осведомился у свалившегося на голову ему «помощника» о том, где аппаратура ар тиста.
– Наша аппаратура, драгоценный гражданин директор, – дре безжащим голосом охотно ответил помощник, – всегда при нас! Вот она! Эйн, цвей, дрей! – И, повертев перед глазами отшатнувшегося Григория Даниловича узловатыми пальцами, внезапно вытащил изза уха у кота собственные Римского золотые часы с цепочкой, кото рые до этого были у финдиректора в жилетном кармане под застег нутым пиджаком и с продетой в петлю цепочкой.
Присутствующие ахнули, а заглядывающий в дверь гример одоб рительно крякнул.
– Ваши часики? Прошу получить, – развязно улыбаясь, сказал длинный помощник и на грязной ладони подал растерянному Рим скому, невольно ухватившемуся за живот, его часы.
Но кот отмочил штуку, оказавшуюся почище номера с чужими ча сами. Он неожиданно поднялся с дивана, на задних лапах подошел к подзеркальному столику, передней лапой вытащил пробку из гра фина, налил воды в стакан, выпил ее, водрузил пробку на место и гримировальной тряпкой вытер усы.
Тут никто даже и не ахнул, только рты раскрыли, и в дверях гри мер шепнул:
– Ай, класс!
Тут вторично и тревожно загремели звонки к началу последнего отделения, и все, возбужденные, предвкушающие интересный но мер, повалили из коридора вон.
Через минуту в зрительном зале погасли шары, вспыхнула и дала отблеск на низ занавеса рампа, и в освещенной щели, раздвигая полотнища, предстал перед публикой полный, веселый, как дитя, чело век в помятом фраке и несвежем белье. И публика тотчас увидела, что перед нею, как и в первых двух отделениях, конферансье Жорж Бенгальский.
– Итак, граждане, – заговорил Бенгальский, улыбаясь младенче ской улыбкой, – сейчас перед вами выступит… гм, – прервал Бен гальский сам себя, – я вижу, что количество публики к третьему отде лению еще увеличилось? У нас сегодня половина города. Как-то на днях встречаю я приятеля и говорю ему: «Отчего не заходишь к нам? Вчера у нас была половина города». А он мне отвечает: «Я живу в дру гой половине».
Итак, сейчас выступает перед нами знаменитый иностранный ар тист мосье Воланд с сеансом черной магии. Ну, мы с вами понимаем, что никакой черной магии не существует, а просто маэстро Воланд в высокой степени владеет техникой фокуса, что и будет видно из са мой интересной части его выступления, именно разоблачения этой техники. Итак, попросим мосье Воланда!
Произнеся всю эту ахинею, Жорж Бенгальский сцепил обе руки ладонь к ладони и стал приветственно махать ими в прорез занавеса, отчего тот и раздвинулся.
Выход мага с его длинным помощником и котом, выступившим из-за кулисы на задних лапах, очень понравился публике.
– Кресло мне, – негромко сказал Воланд, и в ту же секунду, неиз вестно как и откуда, на сцене появилось кресло, в которое и сел зама скированный артист.
Сидя на полинявшей подушке, маг не спешил показывать что-ни будь публике, пораженной появлением кресла из воздуха.
– Скажи мне, любезный Фагот, – после некоторого молчания ос ведомился Воланд у клетчатого гаера, носившего, по-видимому, и другое наименование, кроме «Коровьев», – так вот это и есть мос ковское народонаселение?
– Точно так, мессир, – почтительно ответил Фагот-Коровьев.
– Так, так, так, – отозвался маг, – я, как ты знаешь, давненько не видел москвичей. Признаться, все некогда было. Надо сказать, что внешне горожане сильно изменились, как и сам город, впрочем. О костюмах нечего и говорить, но появились эти… как их… трамваи, автомобили и…
– Автобусы, -угодливо согнувшись, подсказал Фагот.
Публика внимательно слушала этот разговор, полагая, что он яв ляется прелюдией к магическим фокусам. Кулисы были полностью забиты артистами и рабочими сцены. Между их лицами виднелось бледное, напряженное лицо Римского.
Физиономия Бенгальского, приютившегося сбоку сцены у порта ла, выражала недоумение. Он чуть-чуть приподнял брови. Восполь зовавшись паузой, он вступил со словами:
– Иностранный артист выражает свое восхищение Москвой, изумительно выросшей в техническом отношении, а равно также и москвичами. – Тут Бенгальский приятно улыбнулся сперва парте ру, а потом галерее.
И Воланд, и клетчатый, и кот повернули головы в сторону конфе рансье.
– Разве я выразил восхищение? – спросил маг у Коровьева- Фагота.
– Никак нет, мэтр, вы никакого восхищения не выражали, – от ветил тот.
– Так что же говорит этот человек?..
– А он попросту соврал! – звучно, на весь театр сообщил клетча тый помощник и, повернувшись к Бенгальскому, торжественно при бавил: – Поздравляю вас, гражданин, соврамши!
С галереи плеснуло смешком, а Бенгальский вздрогнул и выпучил глаза.
– Ну, меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая…
– Аппаратура! – подсказал клетчатый.
– Совершенно верно, благодарю, – раздельно и медленно гово рил маг, – сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренно?
– Важнейший вопрос, сударь!
Наступила пауза.
В кулисах стали переглядываться и пожимать плечами, Бенгаль ский стоял красный, подняв одну бровь, Римский был бледен.
Но тут, как бы отгадав тревогу, возникшую за кулисами, маг ска зал:
– Ну мы, однако, заговорились, дорогой Фагот, и публика начи нает скучать. Покажи нам для начала что-нибудь простенькое.
Зал облегченно шевельнулся. Фагот и кот разошлись в разные стороны к порталам, Фагот щелкнул пальцами, залихватски крик нул:
– Три, четыре! – поймал из воздуха колоду карт, стасовал ее и лентой пустил ее коту вдоль рампы. Кот растопырил лапы, пере хватил ленту, стасовал и пустил лентой же обратно. Атласная змея фыркнула, Фагот раскрыл рот, как птенец, и всю ее, карта за картой, заглотал.
После этого кот раскланялся, шаркнув правой задней лапой, и вы звал неимоверный аплодисмент.
– Ай, класс! – восхищенно крикнули за кулисами.
А Фагот тыкнул пальцами в партер и объявил:
– Колода эта таперича, уважаемые граждане, находится в седь мом ряду, место семнадцатое, в боковом кармане у гражданина Парчевского, как раз между трехрублевкой и повесткой о вызове в суд по делу об уплате алиментов гражданке Зельковой.
В партере зашевелились, стали привставать, и наконец какой-то гражданин, которого, точно, звали Парчевским, весь пунцовый от изумления, извлек из бумажника колоду карт и стал тыкать ею в воз дух, не зная, что с нею делать.
– Пусть она останется у вас на память! – прокричал Фагот. – Недаром вы говорили вчера, что ваша жизнь без покера была бы просто несносна!
– Старая штука, – раздался вызывающий голос на галерее, – этот в партере из ихней же компании.
– Вы полагаете? – заорал Фагот, щурясь на галерею сквозь разби тое стеклышко. – В таком случае она у вас в кармане, Фома невер ный!
На галерке произошло движение, а потом послышался радост ный голос:
– Верно… у него! Тут, тут! Стой! Это червонцы!
Волнение усилилось, в партере все повернули головы к галерее. Там смятенный гражданин обнаружил у себя в кармане пачку, пере вязанную банковским способом и с надписью на обложке: «Одна ты сяча рублей».
Соседи навалились на него, а он в изумлении ковырял ногтем об ложку, стараясь дознаться, настоящие ли это червонцы или какиенибудь волшебные.
– Ей-богу, настоящие! Червонцы! – кричали с галерки.
– Сыграйте и со мною в такую колоду, – весело попросил какойто толстяк в глубине партера.
– Авек плезир, мосье, – отозвался Фагот, – но почему же с одним вами? Все примут участие! – И скомандовал: – Прошу глядеть вверх!
Когда головы поднялись, Фагот рявкнул:
– Раз! – в руке у него оказался пистолет. Он крикнул: – Пли! – сверкнуло, бухнул выстрел, и тотчас из-под купола, ныряя между ни тями трапеций, начали падать в зал белые бумажки.
Они вертелись, их разносило в стороны, забивало на галерею, от кидывало и в оркестр, и на сцену. Через несколько секунд бумажный дождь, все густея, достиг кресел, и зрители стали бумажки ловить.
Сперва веселье, а потом изумление разлилось по всему театру. Поднимались сотни рук, зрители сквозь бумажки глядели на осве щенную сцену и видели самые верные и праведные водяные знаки.
Запах также не оставлял никаких сомнений: это был ни с чем по прелести не сравнимый
