поместиться в московской квартире? То есть просто-напросто не может никак!»
Следуя за Коровьевым, Маргарита попала в совершенно необъят ный зал. Здесь на золоченой тумбе горела одинокая свеча. Коровьев пригласил жестом Маргариту сесть на диванчик и сам поместился на краю его.
– Разрешите мне представиться вам теперь, – заговорил он, – Коровьев. Вас, без сомнения, удивляет отсутствие света? Но не ду майте, чтобы мы из экономии не зажигали ламп. Просто мессир не любит электрического света. Когда же начнется бал, свет дадут сразу и недостатка в нем не будет, уверяю вас.
Несколько скрипучий голос Коровьева действовал успокоитель но на Маргариту. А папироса, предложенная Коровьевым, оконча тельно утихомирила ее нервы, и, осмелев, она сказала:
– Нет, более всего меня поражает, где все это помещается? – Она повела рукой, подчеркивая этим необъятность зала.
Коровьев вежливо усмехнулся, и тени от свечи шевельнулись в складках у носа.
– О, это самое несложное из всего, – снисходительно сказал он, – тем, кто хорошо изучил пятое измерение, ничего не стоит раз двинуть помещение до желательных пределов.
Профиль Коровьева осветился, он закурил от свечи, окружаясь дымом, уплывавшим во тьму.
– Я, впрочем, – продолжал Коровьев, – знал людей, не имевших никакого представления не только о пятом измерении, но даже и о четвертом и, тем не менее, проделывавших чудеса в смысле рас ширения помещения. Так, например, один горожанин, как мне рас сказывали, получив трехкомнатную квартиру на Земляном Валу, пре вратил ее в четырехкомнатную, поселив домработницу в кухне возле газовой плиты. Затем он обменял эту квартиру на две отдельных в разных районах – одну в две, другую в три комнаты. Их стало пять. Трехкомнатную он обменял на две отдельных по две комнаты и стал обладателем шести комнат, правда, рассеянных в причудливом бес порядке по всей Москве. Он уже собирался сделать последний и са мый блестящий вольт, именно поместить объявление в газете: «Ме няю шесть комнат в разных районах Москвы на одну шестикомнатную квартиру, желательно на Земляном Валу», как его деятельность прекратилась, и он остался без единой комнаты.
– Ну, это другое дело, – возразила Маргарита, которую болтовня Коровьева забавляла и успокаивала.
– О! Уверяю вас, то, что проделал этот проныра, сложнее, чем это… – И Коровьев указал в темную даль, где черт знает где возвыша лись темные колонны.
Докурили, и Коровьев поднес Маргарите пепельницу.
– Итак, позвольте перейти к делу, – заговорил Коровьев серьез но, – до начала бала у нас полчаса. Вы, Маргарита Николаевна, жен щина весьма умная и, конечно, уже догадались, кто наш хозяин.
Маргарита опять ощутила свое сердце и только молча кивнула го ловой.
– Ну, вот и прекрасно. Так позвольте же вас поставить в курс де ла, – продолжал Коровьев, опуская веки и из-под них наблюдая Маргариту, – без всяких недомолвок. Ежегодно Воланд дает один бал, малых приемов я не считаю. Этот бал называется весенним балом полнолуния, и на него съезжаются… ну, словом, очень большое количе ство народу. Хозяин мой холост, и установилась традиция, согласно ко торой хозяйкой на балу должна быть женщина по имени Маргарита Под сердцем Маргариты стало холодно.
– Мы путешествуем, – продолжал Коровьев, – но бал должен быть, где бы мы ни находились, а женщина должна быть жительни цей местной. В Москве мы обнаружили девяносто шесть Маргарит, и только одна из них, и именно вы, была признана вполне достой ной исполнить роль хозяйки. Я надеюсь, что вы не откажетесь взять на себя это?
– Нет, не откажусь, – твердо сказала Маргарита.
Коровьев просиял, встал, почтительно поклонился, показав как по шнуру ровный пробор, и пригласил Маргариту идти с ним.
– Я представлю вас ему сейчас, – говорил Коровьев, ведя под ру ку Маргариту в тьму, – вы позвольте мне… несколько наставле ний… – шепот Коровьева слышался у самого уха Маргариты, – ниче го лишнего в смысле вопросов… вы не сердитесь на меня, Маргари та Николаевна, мы прекрасно знаем, что вы воспитанны… но усло вия уж очень необычны…
Голос Коровьева был мягок и вкрадчив, но в нем слышались не со веты, а скорее категорическое приказание, настойчивые внуше ния…
Во тьме сильно пахло лимонами, что-то задело Маргариту по го лове, она вздрогнула…
– Не пугайтесь, это листья растений, – шептал ласково Коровьев и стал продолжать наставления.
– На балу будут лица, объем власти которых в свое время, да и те перь еще, был очень, очень велик… Я говорю о лицах королевской крови, которые будут здесь… но по сравнению с возможностями хо зяина бала, в свите которого я имею честь состоять, их возможнос ти, я бы сказал, микроскопически малы… Следует учесть масштаб, Маргарита Николаевна… И подчиняться этикету… Повторяю: толь ко ответы на вопросы, и притом абсолютно правдивые.
Глаза Маргариты, привыкающие к тьме, теперь различали смут ный переплет ветвей и широких листьев над собою и вокруг се бя… Уши Маргариты не проронили ничего из того, что говорил Коровьев.
А тот шептал и шептал, увлекая Маргариту все дальше и дальше… «Нет, нет, этого гражданину с Земляного Вала не сделать, – думала Маргарита. – Где же конец?»
– Почтительность… но не бояться… ничего не бояться… Вы сами королевской крови, – чуть слышно свистел Коровьев…
– Почему королевской крови? – испуганно шепнула Маргарита.
– Если разрешите… потом… это долго, – голос Коровьева стано вился все тише, – тут вопрос переселения душ… В шестнадцатом ве ке вы были королевой французской… Воспользуюсь случаем принес ти вам сожаления о том, что знаменитая свадьба ваша ознаменова лась столь великим кровопролитием…
Тут Коровьев прервал сам себя и сказал:
– Королева, мы пришли.
Впереди блеснул свет. Он выходил из широкой щели наполови ну открытой тяжелой окованной двери. Из-за двери слышались го лоса.
– Одну минуту прошу обождать, королева, – тихо сказал Коровь ев и ушел в дверь. От стены отлепилась тотчас темная фигура и пре градила путь Маргарите. Когда она мелькнула в освещенной полосе, Маргарита разобрала только одно, что это мужчина с белой грудью, то есть тоже во фраке, как и Коровьев, что он худ, как лезвие ножа, черен, как черный гроб, необыкновенно траурен.
Отделившийся всмотрелся в Маргариту странными, пустыми гла зами, но тотчас отступил почтительно и шепнул глухо:
– Одну минуту! – и слился опять со стеной.
Тотчас вышел Коровьев и заулыбался в широкой полосе уже на стежь открытой двери.
– Мессир извиняется, что примет вас без церемоний в спаль не, – медово говорил Коровьев и тихо, тихо добавил: – Подождите, пока он заговорит с вами сам… – Затем громко: – Мессир кончает шахматную партию…
Маргарита вошла, неслышно стуча зубами. Ее бил озноб.
В небольшой комнате стояла широкая дубовая кровать со смяты ми и скомканными грязными простынями и подушками. Перед кро ватью дубовый же на резных ножках стол с шахматной доской и фи гурками. Скамеечка у постели на коврике. В тускло поблескивающем канделябре, в гнездах его в виде птичьих лап, горели, оплывая, тол стые восковые свечи.
Другой канделябр, в котором свечи были вложены в раскрытые пасти золотых змеиных голов, горел на столике под тяжелой занаве ской. Тени играли на стенах, перекрещивались на полу. В комнате пахло серой и смолой.
Среди присутствующих Маргарита узнала одного знакомого – это был Азазелло, так же как и Коровьев, уже одетый во фрак и стоя щий у спинки кровати. Увидев Маргариту, он поклонился ей, пока зав в улыбке клыки.
Нагая ведьма, та самая Гелла, что так смущала почтенного буфет чика Варьете, сидела на коврике на полу у кровати, возясь с каким-то месивом в кастрюльке, из которой валил серный пар.
Кроме этих, был еще в комнате сидящий спиной к Маргарите гро маднейший черный котище, держащий в правой лапе шахматного коня.
Гелла приподнялась и поклонилась Маргарите. То же сделал и кот. Он шаркнул лапой и уронил коня и полез под кровать его ис кать.
Замирая от страха, все это Маргарита разглядела в колышущихся тенях кое-как. Взор ее притягивала постель, на которой, что было несомненно, сидел Воланд.
Два глаза уперлись Маргарите в лицо. Правый, с золотой искрой на дне, сверлящий до дна души, и левый, пустой и черный, вроде как вход, узкое игольное ухо в царство теней и тьмы.
Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, брови черные, острые, на разной высоте, высокий облысев ший лоб изрезан морщинами, параллельными бровям, кожа лица темная, как будто сожженная загаром.
Воланд сидел, раскинувшись на постели в одной ночной рубашке, грязной и на плече заштопанной. Одну ногу он поджал под себя, дру гую вытянул. Колено этой темной ноги и натирала какой-то дымя щейся мазью Гелла.
Еще разглядела Маргарита на раскрытой безволосой груди темно го камня искусно вырезанного жука на золотой цепочке и с какимито письменами на спинке.
Несколько секунд продолжалось молчание. «Он экзаменует ме ня…» – подумала Маргарита и усилием воли постаралась сдержать дрожь в ногах.
Наконец Воланд заговорил, улыбнувшись, отчего глаз его как бы вспыхнул.
– Приветствую вас, светлая королева, и прошу меня извинить. – Голос Воланда был так низок, что на некоторых слогах давал оттяж ку в хрип.
Он взял с простыни длинную шпагу, погремел ею под кроватью и сказал:
– Вылезай. Партия отменяется… Прибыла дорогая гостья.
– Ни в каком слу… – тревожно свистнул суфлерски над ухом Ко ровьев.
– Ни в каком случае… – сказала Маргарита.
– Мессир! Мессир! – дохнул
