Коровьев в ухо.
– Ни в каком случае, мессир! – ясным, но тихим голосом ответи ла Маргарита и, улыбнувшись, добавила: – Я умоляю вас не преры вать партии. Я полагаю, что шахматные журналы бешеные деньги заплатили бы за то, чтобы ее напечатать у себя.
Азазелло тихо, но восторженно крякнул.
Воланд поглядел внимательно на Маргариту и затем сказал как бы про себя:
– Кровь! Кровь всегда скажется…
Он протянул руку, Маргарита подошла. Тогда Воланд наложил ей горячую, как огонь, руку на плечо, дернул Маргариту к себе и с раз маху посадил на кровать рядом с собой.
– Если вы так очаровательно любезны, – заговорил он, – а я дру гого ничего и не ожидал, так будем же без церемоний. Простота наш девиз! Простота!
– Великий девиз, мессир, – чувствуя себя просто и спокойно, ни чуть не дрожа больше, ответила Маргарита.
– Именно, – подтвердил Воланд и закричал, наклонясь к краю кровати и шевеля шпагой под нею: – Долго будет продолжаться этот балаган под кроватью? Вылезай, окаянный Ганс!
– Коня не могу найти, – задушенным и фальшивым голосом отозвался из-под кровати кот, – вместо него какая-то лягушка попа дается.
– Не воображаешь ли ты, что находишься на ярмарочной площа ди? – притворяясь суровым, спрашивал Воланд. – Никакой лягушки не было под кроватью! Оставь эти дешевые фокусы для Варьете! Если ты сейчас же не появишься, мы будем считать, что ты сдался.
– Ни за что, мессир! – заорал кот и в ту же секунду вылез из-под кровати, держа коня в лапе.
– Рекомендую вам… – начал было Воланд и сам себя перебил, де лая опять-таки вид, что возмущен, – нет, я видеть не могу этого шута горохового!
Стоящий на задних лапах кот, выпачканный в пыли, раскланивал ся перед Маргаритой.
Все присутствующие заулыбались, а Гелла засмеялась, продолжая растирать колено Воланда.
На шее у кота был надет белый фрачный галстух бантиком, и на груди висел на ремешке перламутровый дамский бинокль. Кроме то го, усы кота были вызолочены.
– Ну что это такое! – восклицал Воланд. – Зачем ты позолотил усы и на кой черт тебе галстух, если на тебе нет штанов?
– Штаны коту не полагаются, мессир, – с большим достоинст вом отвечал кот, – уж не скажете ли вы, чтобы я надел и сапоги? Но видели ли вы когда-либо кого-нибудь на балу без галстуха? Я не наме рен быть в комическом положении и рисковать тем, что меня вытол кают в шею. Каждый украшает себя, чем может. Считайте, что ска занное относится и к биноклю, мессир!
– Но усы?!
– Не понимаю, – сухо возражал кот, – почему, бреясь сегодня, Азазелло и Коровьев могли посыпать себя белой пудрой, и чем она лучше золотой? Я напудрил усы, вот и все! Другой разговор, если бы я побрился! Тут я понимаю. Бритый кот – это безобразие, тысячу раз подтверждаю это. Но вообще, – тут голос кота дрогнул, – по тем придиркам, которые применяют ко мне, я вижу, что передо мною стоит серьезная проблема – быть ли мне вообще на балу? Что скаже те вы мне на это, мессир? А?
И кот от обиды так раздулся, что, казалось, он лопнет сию се кунду.
– Ах, мошенник, мошенник, – качая головою, говорил Воланд, – каждый раз, как партия его в безнадежном положении, он начинает заговаривать зубы, как самый последний шарлатан на мос ту, оттягивая момент поражения. Садись и прекрати эту словесную пачкотню!
– Я сяду, – ответил кот, садясь, – но возражу относительно по следнего. Речи мои представляют отнюдь не пачкотню, как вы изво лили выразиться при даме, а великолепную вереницу прочно упако ванных силлогизмов, которые оценили бы по достоинству такие знатоки, как Секст Эмпирик, Марциан Капелла, а то, чего доброго, и сам Аристотель!
– Прекрати словесную окрошку, повторяю, – сказал Воланд, – шах королю!
– Пожалуйста, пожалуйста, – отозвался кот и стал в бинокль смо треть на доску.
– Итак, – обратился к Маргарите Воланд, – рекомендую вам, гос пожа, мою свиту. Этот валяющий дурака с биноклем – кот Бегемот. С Азазелло вы уже знакомы, с Коровьевым также. Мой первый цере мониймейстер. Ну, «Коровьев» это не что иное, как псевдоним, вы сами понимаете. Горничную мою Геллу весьма рекомендую. Расторопна, понятлива. Нет такой услуги, которую она не сумела бы ока зать…
Красавица Гелла улыбалась, обратив к Маргарите свои зеленые глаза, зачерпывала пригоршней мазь, накладывала на колено.
– Кроме того, – продолжал Воланд, и в комнату неслышно вскользнул тот траурный, что преградил было Маргарите путь в спальню, – Абадонна. Командир моих телохранителей, заместите лем его является Азазелло. Глаза его, как видите, в темных очках. Приходится ему их надевать потому, что большинство людей не вы держивает его взгляда.
– Я знаком с королевой, – каким-то пустым бескрасочным голо сом, как будто простучал, отозвался Абадонна, – правда, при весьма прискорбных обстоятельствах. Я был в Париже в кровавую ночь 1572-го года.
Абадонна устремил черные пятна, заменяющие ему глаза, на Мар гариту, и той показалось, что в спальне потянуло сыростью.
– Ну вот и все, – говорил Воланд, морщась, когда Гелла особенно сильно сжимала колено, – общество, как изволите видеть, неболь шое, смешанное и бесхитростное. Прошу любить и жаловать…
Он замолчал и стал поворачивать перед собою какой-то диковин ный глобус на ножке. Глобус, представляющий точную копию земного шара, сделанную столь искусно, что синие океаны на нем шевели лись и шапка на полюсе лежала как настоящая, ледяная и снежная.
На доске тем временем происходило смятение, и Маргарита с лю бопытством наблюдала за живыми шахматными фигурками.
Совершенно расстроенный и испуганный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки. Три белых пешки – ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера, размахи вающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой и черной, сидели черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытами клетки конях.
Кот отставил от глаз бинокль и тихонько подпихнул своего коро ля в спину. Тот, одною рукою придерживая зубчатую корону, а дру гою поднимая полу мантии, в ужасе оглядываясь, перебрался с чер ной на соседнюю белую клетку.
Воланд, не спуская глаз с глобуса, коснулся черной шеи одного из коней. Всадник поднял лошадь на дыбы, перескочил через клетку, взмахнул мечом, и белый ландскнехт упал.
– Шах, – сказал Воланд.
Маргарита, увлеченная живыми фигурками, видела, как белый король в отчаянии закрыл лицо руками.
– Дельце плоховато, дорогой Бегемот, – сказал Коровьев.
– Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, – отозвался Бегемот, – больше того: я вполне уверен в победе. Стоит хорошень ко проанализировать положение.
Анализ положения он начал проводить довольно странным спо собом, именно стал кроить какие-то рожи и подмигивать белому сво ему королю.
– Ничего не помогает, – ядовито заметил Коровьев.
– Ай! – вскричал Бегемот. – Попугаи разлетелись, что я и пред сказывал!
Действительно – где-то в отдалении послышался шорох и шум крыльев. Коровьев и Азазелло бросились вон.
– А, черт вас возьми с вашими бальными затеями! – буркнул Во ланд, не отрываясь от своего глобуса.
Лишь только Коровьев и Азазелло скрылись, мигание Бегемота приняло усиленные размеры. Король вдруг стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски и скрылся в толпе убитых фи гур. Слон-офицер накинул на себя королевскую мантию и занял мес то короля.
Коровьев и Азазелло вернулись.
– Враки, как и всегда, – бурчал Азазелло.
– Мне послышалось, – сказал кот, – и прошу мне не мешать, я ду маю.
– Шах королю! – сказал Воланд.
– Я, вероятно, ослышался, мой мэтр, – сказал кот, глядя в би нокль на переодетого офицера, – шаха королю нет и быть не может.
– Повторяю: шах королю!
– Мессир! Молю вас обратить внимание на себя, – сказал в тре воге кот, – вы переутомились: нет шаха королю.
– Король на клетке д-два, – сказал Воланд.
– Мессир! Я в ужасе! – завыл кот, изображая ужас на морде. – Вас ли слышу я? Можно подумать, что перед собой я вижу одного из са пожников-гроссмейстеров!
_ Что такое? – в недоумении спросил Воланд, обращаясь к доске, где офицер стыдливо отворачивался, прикрывая лицо мантией.
– Ах ты, подлец, – задумчиво сказал Воланд.
– Мессир! Опять обращаюсь к логике, – заговорил кот, прижи мая лапы к груди, – если игрок объявляет шах королю, а короля меж ду тем нету и в помине, шах признается недействительным?
– Ты сдаешься или нет? – вскричал страдальчески Воланд.
– Разрешите подумать, – ответил кот, положил локти на стол, уткнул уши в лапы и стал думать. Думал он долго и наконец сказал: – Сдаюсь.
– Убить упрямую сволочь! – шепнул Азазелло.
– Да, сдаюсь, – сказал кот, – но сдаюсь исключительно потому, что не могу играть в атмосфере травли со стороны завистников.
Он встал, и фигурки полезли в ящик.
– Гелла, пора, – сказал Коровьев.
Гелла удалилась.
– Охота пуще неволи, – говорил Воланд, – нога разболелась, а тут этот бал.
– Позвольте мне, – тихо шепнула Маргарита.
Воланд пристально поглядел на нее и пододвинул к ней колено. Горячая, как огонь, жижа обжигала руки, но Маргарита, не морщась, стараясь не причинить боли, ловко массировала колено.
– Близкие говорят, что это ревматизм, – рассказывал Воланд, – но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на па мять одною очаровательнейшей ведьмой, с которой я близко позна комился в 1571 году в Брокенских горах на Чертовой Кафедре.
– Какая негодяйка! – возмутилась Маргарита.
– Вздор! Лет через триста это
