В этот момент катер врезался в гранитный берег и взорвался. А я согласился с Иосифом: действительно, из Магды получится президент, у нее для этого все данные.
Из каюты выпорхнула улыбающаяся Мальвина под ручку с двумя долговязыми юношами. Они подошли ко мне, и Мальвина сказала:
– Познакомьтесь, мальчуганы, это мой бойфренд Алекс, он пишет роман о сексуальном бешенстве у Льва Толстого.
Юноши пожали по очереди своими потными ладошками мою мозолистую лапу, и один из них спросил:
– А это правда, что Лев Толстой любил трахать крупный рогатый скот, а жена постоянно его вытаскивала из коровника и заставляла писать «Войну и мир»?
Я захохотал, потому что слышал другую версию – о том, что Лев Толстое считал главным делом своей жизни – скашивание травы. Он вставал до зари, брал в руки косу, выходил в поле, начинал косить и забывал обо всем на свете. А жена отлавливала его и тащила за ухо к письменному столу писать «Войну и мир».
Отсмеявшись, я ответил:
– Точно я не знаю, но когда встречу Льва Толстого, то обязательно спрошу его об этом.
Мальвина вдруг широко улыбнулась и объявила:
– Алекс, я могу тебя поздравить, у нас будет ребенок, аборт делать не собираюсь, потому что это непедагогично.
От удивления у меня открылся рот, но быстро взяв себя в руки, я рот закрыл и сказал:
– Мальвина, Солнышко, мы знакомы около трех часов, и у нас не было близости, мы даже ни разу не целовались, я не могу быть отцом твоего ребенка.
Мальвина снова улыбнулась:
– А я и не говорю, что ты – отец, отец, скорее всего, Витька, – она ткнула пальцем в одного из подростков и добавила: – или Славка, – она ткнула пальцем в другого. – А может быть, учитель труда Резвый или учитель географии Филимонов, но это не важно, кто отец, важно, что я решила доверить растить этого ребенка тебе, моему любимому бойфренду.
Улыбающаяся Мальвина подошла ко мне, встала на цыпочки, поцеловала в щеку:
– Алекс, я сделаю из тебя счастливого человека, в заботах и трудах ты забудешь о своих печалях.
Я наконец обрел дар речи:
– Солнышко, но я счастливый человек, меня любят женщины, и я могу заниматься творчеством, а твоим ребенком пусть занимаются твои родители, они, скорее всего, еще молодые люди.
Мальвина сморщила свое красивое личико:
– Какие молодые, им по сорок лет, песок уже сыплется, к тому же у них уже есть два внука, одного я родила в прошлом году, а первого – в позапрошлом, а третьего вырастишь ты, Алекс, я по твоим глазам вижу, что ты очень этого хочешь, но стесняешься признаться, в силу своей скромности.
В разговор вмешался историк:
– Александр О`Бухарь, ты просто обязан усыновить моего ребенка, потому что Магда не позволит мне это сделать, а я буду приезжать к вам с Мальвиной в гости и играть с моим маленьким Абрамчиком, и все будут довольны.
Из каюты вышла Магда, толкнула меня своим чугунным взглядом и сказала:
– Мужчина, который закончил школу двадцать лет назад, вы – отец, и об этом знает вся школа. Все дети и все учителя под присягой подтвердят, что отец – вы, поэтому не стоит сопротивляться силе, я вас могу и за решетку посадить за совращение несовершеннолетней, но я справедливый человек, позволяю вам жить нормальной жизнью, работать и растить своего сына Абрама, а тебя Иосиф я сейчас накажу, потому что ты пил водку, мне об этом только что доложил мой адъютант.
Если ты пошел к проститутке и там вдруг обнаружил, что твоя жена намного искуснее, не забудь купить жене цветы.
День развода необходимо праздновать также весело, как и день бракосочетания, потому что не известно, который из них важнее /приятнее/.
Жена не лошадь, – запряжешь, уйдет к другому.
В Петербурге, наконец-то, освоили выпуск многоразовой туалетной бумаги. Одну бумажку, размером десять на десять сантиметров, можно использовать до семи раз. Говорят, что этим достижением заинтересовались альпинисты.
Жаркое начало июля заставляет меня надеяться, что хотя бы каждая пятая женщина возьмет на себя смелость выйти на улицу голой /обнаженной/. Ну, хотя бы в туфельках и в черных очках.
Утром первого июля я наполнил большой бокал пивом. С удовольствием выпил. Поставил бокал на стол. И вдруг услышал по радио, что уже тридцатое июля. Целый месяц мелькнул мимо моего сознания. Очень неприятное ощущение.
Зато очень приятно впускать в квартиру улыбающуюся, довольную жизнью Маринку. Она вошла, вручила мне маленькую алую розу, поцеловала меня раз двести и убежала под душ, потому что на улице шел дождь, а она забыла на работе зонтик и потому вымокла насквозь. Маринка умчалась в ванную, а я поставил свежую розу в вазу и только собрался присоединиться к моей любимей женщине, как в прихожей снова зазвонил звонок. – Ты права, из одной, но губернатор – это ноготок на пальце Мефистофеля.
Я открыл дверь, и в квартиру ввалился мой старый знакомый, бывший капитан милиции, а ныне процветающий коммерсант Орлов, (говорят, он приобрел уже три колбасных завода и четыре бензоколонки, бывший нищий мент стал крупным новым русским). Вообще-то, он всегда был крупным русским, потому что его рост больше двух метров, а вес – за сто сорок и жира на нем не было ни грамма, нищий мент много работал, много пил и, кроме хлеба и лука, ничего не ел. Теперь же бизнесмен растолстел, что указывало на неподвижный образ жизни. Улыбающийся и довольный жизнью, Орлов мне чрезвычайно не нравится. Раньше он был опасным человеком, и встречаться с ним не хотелось, сейчас, нахапав больших денег, стал не только опасным, но и противным. Я вдруг понял, кого он мне всегда напоминал – носорога, а с носорогом шутки плохи, даже если носорог вам улыбается, лучше его обойти стороной, но сделать этого я не мог, потому что улыбающийся носорог стоял в моей квартире.
Орлов протянул мне свою огромную лапу и сказал:
– Здравствуй, Шурик, давно не виделись.
– Здравствуйте, мы не виделись два месяца.
– Я человек деловой, у меня нету лишнего времени, поэтому сразу перейду к делу. У меня к тебе деловое предложение, мне необходим свой человек на заводе «Тормоз», и поэтому ты завтра поедешь и устроишься туда на работу в строительную бригаду, я в курсе, что ты сейчас безработный.
Спорить с Орловым всегда было неблагодарным делом, к тому же я действительно нуждался в работе, на одну Маринкину зарплату нам было не прожить. Поэтому я спросил:
– А что за продукцию выпускает завод?
– Ракеты типа «Земля-воздух», насчет тебя я уже договорился, соберешь необходимые документы – и завтра в отдел кадров, тебя возьмут плотником, ремонтная бригада бегает по всем цехам, и на них никто не обращает внимания. Тебе необходимо подготовить и вывезти одну ракету, после чего я заплачу тебе тридцать тысяч баксов, а потом обговорим второй этап этой операции, ты согласен?
Я стоял и молчал, потому что не знал, что говорить. От этого жирного и сумасшедшего носорога сплошные неприятности. Ведь если после удачной операции меня менты возьмут за попу, то до пенсии я буду прохлаждаться в тюрьме. Но отказывать Орлову мне тоже страшновато, он теперь крупный мафиози, конечно же, с моей легкой руки. Кстати, если бы я тогда рискнул и продал те сраные восемьдесят килограммов героина, то был бы тем, чем стал Орлов. Слава богу, что я ничего не сделал. А на эту работу, вероятно, придется устраиваться. Начну работать, а время покажет, кто из нас говнистее.
Я перестал колебаться и ответил:
– Согласен, мне давно пора где-нибудь поработать, и почему бы этим не заняться на заводе «Тормоз»?
– Вот и прекрасно, – сказал Орлов и протянул мне конверт: – Здесь аванс.
Потом он открыл дверь и ушел. А я открыл конверт и пересчитал деньги. Тысяча баксов – неплохая сумма для нищего писателя. Из ванной вышла голая Маринка, увидев деньги, спросила: