рядом с ее кроватью и дремал. Почему Лена верила ему, даже если не хотела? В общем, у Лиасса были резоны ей врать – он и не скрывал, что использует ее с своих интересах. Красив он был уже не так мультяшно, как при первой встрече, хотя огромные синие глаза остались при нем. и яркие губы, и роскошные волосы… У Лены от зависти засосало под ложечкой. Ну почему бог не дал ей таких волос? На худой конец, таких, как у Милита… И лицо – то, что называется «безупречно». Захочешь придраться – не к чему. Эльфы красивы были поголовно, но сейчас Лена этого почти не замечала, может, потому, что эта классическая красота примелькалась. Шут с длинноватым носом и впалыми щеками нравился ей намного больше. Приятен был Родаг. А эльфы – красивы, но как-то одинаково.
– Налюбовалась? – спросил Лиасс. – Я могу просыпаться?
– Я не любовалась.
– Не обманывай. Любовалась. Завидуешь моим волосам?
– И еще как.
– Они бы тебе не пошли, – тепло улыбнулся он. – Не хочешь ли шианы?
– Хочу.
– Проводник! – позвал эльф. – Она проснулась.
Тут же возник Маркус с тремя кружками. Лена села, подсунув подушку под спину.
– Кто меня раздевал? – недовольно спросила она.
– Я, – отозвался Лиасс. – Маркус решил, что раз я уже видел тебя раздетой, то большого греха нет. Кстати, ты действительно постройнела с нашей первой встречи. И выглядишь намного лучше. Очень намного.
– Где шут?
Маркус помялся, но все же ответил.
– Он так бесился, что Карис напоил его до полусмерти. Так что он пока не проспался. Примчался к нам, глаза в пол-лица, рожа серая, только об одном говорит. Что ты ему и так не веришь, а теперь и подавно не будешь. Ты верь ему, Делиена. Он не врет.
– Ему – не стоит. Верь себе и своим чувствам, – поправил Лиасс.
– Знаешь, Владыка, – решительно сказал Маркус, – ты не лучше Странницы.
– Конечно, – рассмеялся Лиасс. – Я намного хуже. Но ей и правда стоит верить только себе самой.
Маркус упрямо покачал головой.
– Я вижу, что шут ее любит. Больше, чем я даже могу представить. А я и сам любил.
– Любит, – удивился Лиасс, – разве с этим я спорю? Но мы с тобой ее в этом не убедим. Раз она решила, что у нее волосы не такие красивые, как у меня, а грудь не такая роскошная, как у Арианы, значит, ее и любить нельзя. Как ты предлагаешь ее разубеждать?
– А что значит яркая аура? – перебила его Лена.
– Яркость. Ауры отражают наши чувства. Ауры Странниц почти бесцветны. Твоя – яркая.
– Лучше бы такой и оставалась, – вздохнул Маркус. – Хочешь, я тебе горячей воды принесу? Да не бойся ты за шута, с него и с пьяного Карис глаз не спускает. Когда он проснется, ему не до проблем будет. Его будет сильно тошнить. И вообще жить не захочется. Интересно, а маг может снять похмелье?
– Легко, – усмехнулся Лиасс. – Только после этого жить тоже не захочется, а главное, не захочется больше напиваться. Никогда. А порой это нужно. Даже мне. Ты пришла в себя?
Он внимательно посмотрел ей в глаза, покачал головой и совершенно нагло поцеловал в губы. Лена стукнула его кружкой по голове. Лиасс потер ушибленное место и констатировал:
– Более чем. Я бы еще посоветовал тебе сходить в баню. Горячий пар расслабляет. И с похмелья хорошо помогает, Маркус.
– Где… эта… сестрица?
– Ушла, – облегченно вздохнул Маркус. – Тебе какое платье дать – черное, серое?
– Зеленое. Наплевать, что оно тонкое, зато шуту нравится. Я не пойду в баню. Я пойду к шуту.
– Ты представляешь, на что он похож?
– А то я пьяных не видела? Может, хотя бы отвернетесь? А вообще мне плевать уже. Можете и любоваться.
Лена начала решительно стягивать ночную рубашку, и они все-таки отвернулись, Маркус – более поспешно. Она умылась холодной водой, оделась и потребовала, чтобы ее вели к шуту.
В маленькой палатке имела место классическая картина русского художника «Похмелье». Шут уже проснулся, сидел на матраце, держась за голову обеими руками. Или держа голову, чтобы не укатилась. Карис уговаривал его выпить какой-то отвар.
– Уйди, – слабо отвечал шут, – дай мне спокойно умереть. Зачем ты меня так напоил?
– Зачем ты пил? – резонно возражал Карис. – Выпей травки, хоть тошнить не будет. А то полдня промаешься с желудком.
– Хорошо бы, – простонал шут. – Хоть полегчает.
– Может, тебе вина налить?
Шут рванулся к предусмотрительно приготовленному ведру. Карис подмигнул Лене. Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Господи, как же ей везет с друзьями. За что такое счастье?
Шут рухнул на прежнее место. Карис сунул ему кружку:
– А вот сейчас пей! Живо!
Шут, морщась, давясь и кашляя, мужественно выпил весь отвар и тут же бросился обратно к ведру. Карис хихикнул. Лена нашла полотенце, намочила его в ледяной воде и, когда шут просто упал на матрац, плюхнула ему это полотенце на лицо. Он блаженно застонал.
– Вот что мне было нужно, а не твоя отрава… Сколько же я выпил, а?
– Точно не скажу, я на пятой кружке сбился со счету. Но пил ты еще долго.
– Стану трезвенником, – сообщил шут. Маркус фыркнул. – Правда, стану!
– Ты не клянись, тебе вредно, – посоветовал Карис. – А то и правда придется стать. Пить можно и нужно, только в разумных пределах. Там таз с холодной водой. Умойся, легче станет.
Шут, задрав голову, чтобы не падало полотенце, снял куртку, стянул через голову рубашку и долго плескался в тазу, окунал в него голову, обтирал торс.
– Неужели у пьяниц это каждый раз? – с ужасом спросил он, протягивая назад руку, в которую Карис тут же сунул кружку с шианой. Шут опорожнил ее не отрываясь. – Мне долго так плохо будет, а?
– Полдня, – авторитетно сказала Лена, и шут уронил кружку себе на ногу, смешно подпрыгнул и с испугом на нее уставился. На ногу. Кружка была большая и тяжелая. Маркус захохотал. – Обуйся, горе мое, не стой босиком. Холодно.
– Лена, – беспомощно произнес шут и замолчал. – Карис, зачем ты…
– Пойдем, Маркус. А то он меня совершенно замучил.
Оставшись одни, они все так же молчали. Потом Лена поставила рядом с шутом сапоги, отыскала носки и присела перед ним на корточки. Когда шут понял, что она решила его обувать, то отпрыгнул назад и испуганно сказал:
– Что ты, я сам. Сейчас.
Он торопливо обулся, надел рубашку и долго-долго заправлял ее в штаны, и все у него не получалось, он сердился на себя, нервничал, отворачивался, но непослушная рубашка то комкалась сзади, то вылезала сбоку. Лена понаблюдала за его мучениями, потом подошла и прислонилась к нему. Шут замер.
– Ну что за глупости, Рош?
– Она… она…
– Что – она?
Шут попробовал отстраниться, да Лена вцепилась ему в рубашку (которая тут же услужливо вылезла из штанов). Он промолчал не меньше пяти минут. От него несло классическим перегаром, он был помят, небрит и всклокочен больше обычного, мятая и не особенно чистая рубашка никак не желала приходить в нормальный вид, только Лене было совершенно все равно.
– Она сказала, что мужчины только пользуются тобой.
– Ну и что?
В его голосе было столько боли, что Лена поклялась при следующей встрече как следует расцарапать
