радио выступали редко, тем более в выходной день - в воскресенье.
Выступление Молотова началось ровно в 12 часов дня. Его речь была короткой и тревожной. Из неё мы узнали, что в этот день, в четыре часа утра, немецкая армия, без объявления войны, перешла западную границу страны от Балтийского до Чёрного моря и начала наступление по всему фронту. Авиация фашистской Германии бомбила многие наши города, в том числе Киев и Севастополь, а тысячи немецких танков и другой бронетехники на отдельных участках углубились в пограничные районы страны.
Свою речь Молотов закончил на мажорной ноте, воскликнув: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Трудно себе представить наше состояние в эти минуты. От неожиданности даже сперва не верилось, что всё это может быть правдой. Из того, что мы знали о советско-германских отношениях из газет и радио, ничего не предвещало такого развития событий. Ещё не прошло и двух лет со времени подписания советско-германского договора о ненападении. С тех пор публиковались и вещались только материалы, подтверждающие строгое соблюдение Германией положений и духа этого договора. Нередко в печати разоблачались «паникёры», которые запугивали народ опасностью войны.
Даже перемещения многих немецких дивизий и большого количества военной техники к границам Советского Союза, которые не могли быть не замеченными, и о которых в последнее время сообщала печать и радио западных государств, в советских средствах массовой информации объяснялись предстоящими учениями, связанными с ними передислокацией войск и иными причинами, не представляющими никакой опасности для страны.
Мы жили рядом со старой границей с Польшей, но не замечали перемещений частей Красной Армии или строительства каких-либо оборонительных сооружений. Более того, через нашу железнодорожную станцию на запад, в Германию, ежедневно уходили поезда с сырьём, материалами, продовольствием, которые направлялись туда согласно заключенным торговым договорам.
Не ощутимы были действия по мобилизации солдат и командиров из запаса. Напротив, даже в нашем небольшом местечке было видно, как многие кадровые командиры Красной Армии, с наступлением лета прибывшие в отпуск к своим семьям, щеголяли в военной форме на улицах и в парке.
И всё же, опасность войны чувствовалась. Были и сомнения в верности политики нашего правительства, подозрения в измене и предательстве интересов страны и народа, но всё это сохранялось в глубокой тайне и об этом даже шёпотом боялись говорить. Всюду шныряли осведомители НКВД и достаточно было попасть под малейшее их подозрение, чтобы распрощаться со свободой или даже с жизнью.
Мне тогда очень хотелось узнать мнение моих братьев на этот счёт, но они старались не вступать со мной в такие дискуссии. И всё же я об этом узнал из разговора между ними в соседней комнате, когда Зюня, в середине июня 1941-го года, приехал на пару дней из Славуты.
Они возмущались спокойствием и бездеятельностью нашего правительства перед лицом реально нависшей угрозы начала войны. Сёма, который работал начальником отдела райвоенкомата, удивлялся что, несмотря на то, что уже полным ходом шла вторая мировая война и фашистская Германия успела оккупировать или сделать своими союзниками все страны восточной Европы, граничащие с СССР, до сих пор не начата хотя бы частичная мобилизация и не получено никаких указаний о проведении каких-либо мероприятий оборонного характера в районе.
Зюня считал ошибкой прекращение переговоров с западными странами и фактический разрыв отношений с ними, а также неожиданный союз СССР с Германией. Он также высказывал свои сомнения в мощи и боеспособности Красной Армии. В частности, он утверждал, что наши самолёты по скорости, маневренности и вооружению на порядок ниже немецких. А он в этом знал толк, так как несколько лет изучал авиационную технику в аэроклубе. Много другого я узнал тогда из разговора между моими старшими братьями, что впервые внушило мне сомнение в силе и непобедимости «легендарной» Красной Армии.
Первые же дни войны полностью подтвердили эти опасения и воочию убедили в нависшей над страной и ее народом смертельной опасности. И в первую очередь такая реальная опасность нависла над еврейским народом, который Гитлер решил навсегда изжить с лица земли.
15
В те первые дни войны все ждали выступления Сталина. Казалось, он непременно должен выступить по радио и, наконец, внести полную ясность в случившееся, а главное, он, и только он, должен, в конце концов, дать чёткие указания, что следует делать народу и «героической и непобедимой» Красной Армии для скорейшей победы над врагом.
Из известных нам ранее легендарных военноначальников и героев гражданской войны к тому времени мало кто оставался в руководстве Красной Армии. В годы Ежовщины большинство из них были признаны врагами народа и уничтожены. Такой участи не избежали даже такие прославленные и талантливые командармы, как Тухачевский, Блюхер, Якир, Гамарник и многие тысячи, точнее десятки тысяч менее известных, но тоже одарённых, опытных и грамотных командиров дивизий и полков всех родов войск, в том числе бронетанковых и десантных, артиллерии и авиации, которые решали судьбу современной войны.
На их место пришли другие, наверное, менее опытные и менее одарённые военноначальники, но безусловно рабоче-крестьянского происхождения и из коренных национальностей.
С детского возраста нам внушали, что Красная Армия - самая мощная в мире, что наши танки имеют самую прочную сталь, самую большую скорость и маневренность, что пушки наши стреляют дальше и точнее всех, что советские самолёты летают быстрее, выше и дальше всех и, что, если враг осмелится сунуть свое свиное рыло в наш советский огород, он будет разбит и уничтожен на своей земле.
Вероятно, если одно и тоже долго и настойчиво утверждать, то люди, которым это внушают, со временем начинают в это верить, даже если это мало вероятно. Так было и с нами в то далёкое время. Мы верили в силу и несокрушимость Красной Армии.
Были, правда, и некоторые основания усомниться в этом. Таким основанием могла стать советско- финская война 1939-4Огг. Этот военный конфликт, возникший из-за желания советского правительства отодвинуть финскую границу подальше от Ленинграда, собственно и войной называть было нельзя, ибо какая же, на самом деле, может быть война между такой огромной державой, как СССР, и такой малюткой, как Финляндия, всё население которой, меньше населения одного города Ленинграда. И тем не менее этот конфликт стал настоящей войной, в которой «непобедимая и легендарная» Красная Армия в течении многих месяцев не могла совладать с небольшой и слабо вооружённой финской армией, потеряв при этом, даже по официальным данным, около 5О тысяч убитыми и ранеными.
И в то же время, немецкая армия поставила на колени, не только небольшие государства - Австрию и Румынию, но и крупные индустриальные державы - Чехословакию и Францию.
Были и другие основания сомневаться в мощи и непобедимости нашей Красной Армии и, тем не менее, мы верили в неё. Все ждали, что вот-вот объявят о предстоящем выступлении Сталина и всё станет на своё место, то есть начнётся крупное контрнаступление Красной Армии по всему фронту и война перенесется на территорию фашистской Германии, где враг будет разбит и уничтожен.
Эти наши надежды подкреплялись также и тем, что в первые же дни войны Англия и США, несмотря на недавнюю измену СССР и заключение договора о ненападении (фактически о союзе) с Германией, заявили о своей безусловной поддержке СССР в его войне с гитлеровским фашизмом.
Однако, шли дни и никакого объявления о выступлении Сталина не было. Молчали и другие руководители партии и государства. Не было в те первые дни войны и каких-либо заявлений Политбюро или советского правительства. Укреплялось ощущение растерянности и паники в верхах государственного и партийного руководства.
По сводкам Совинформбюро нельзя было создать какое-нибудь объективное представление о ходе военных действий. В коротких сообщениях первых 6-7 дней войны говорилось о военных действиях, в основном, на советско-германской границе. Утверждалось, что Красная Армия героически сдерживает натиск превосходящих сил противника, вероломно ворвавшегося на нашу землю. В некоторых сводках тех дней, правда, упоминалось о боях на Львовском, Минском и других направлениях, из чего можно было догадываться о прорыве немцами фронта на многих важных участках.
