Сообщалось о перегруппировке наших войск и создании трёх фронтов: Северо-западного во главе с маршалом Ворошиловым, Центрального под руководством наркома обороны Тимошенко и Юго-западного под руководством маршала Будённого - одного из немногих уцелевших героев гражданской войны.
На самом же деле, в эти первые несколько дней войны, немцы глубоко вклинились в советскую территорию по всему фронту, окружили и взяли в плен сотни тысяч солдат и офицеров Красной Армии, разбомбили на аэродромах большую часть советской авиации и захватили огромные трофеи, в том числе тысячи танков, орудий и бронемашин. Они подошли вплотную к столицам Союзных Республик - Вильнюсу, Риге, Таллину и Минску и практически предопределили в свою пользу исход начального этапа войны.
16
Сёма умчался в военкомат, как только прослушал выступление Молотова. Он, как и другие работники райвоенкомата, выписывал повестки военнослужащим запаса и допризывникам, которым предлагалось немедленно явиться для отправки в воинскую часть. В Армию призывались почти все взрослые мужчины и военнообязанные женщины. Всю ночь повестки разносились по домам, не только в Красилове, но и во всех сёлах района.
Когда утром Сёма явился домой, чтобы хоть пару часов отдохнуть, его трудно было узнать. Лицо было осунувшимся и казалось постаревшим. Глаза его смыкались от усталости. На нём было обмундирование лейтенанта Красной Армии и кирзовые сапоги. На стол он положил повестку о мобилизации и довольно большую пачку денег. То была зарплата и выходное пособие в связи с призывом в Армию. Больше от него мы ничего не могли узнать, так как он тут-же уснул, как только прилег на кушетку, даже не коснувшись наскоро собранного Шурой завтрака.
Нас одолевали вопросы, которые не давали ни сна ни покоя в первый день войны. На них мы надеялись получить какие-то ответы от Сёмы. Как идут военные действия? Где сейчас линия фронта? Будут ли эвакуировать гражданское население из приграничных районов, в том числе из Красилова? Как долго Сёма ещё сможет побыть с нами? Что каждому из нас следует делать? Все надежды были на Сёму. Привыкли мы, что он один за нас всё решает. Так было со времени смерти родителей. Ничего не изменилось и с приходом в наш дом Шуры и Андрея.
Сгорая от нетерпения что-нибудь узнать, я отправился к Безе, оставив в доме рыдающую Шуру, Полечку и Андрея. Здесь я надеялся кое-что выяснить потому, что Безин дядя по маминой линии Леонид Мойсеевич, учитель немецкого, что жил рядом с нами, имел детекторный приёмник, хорошо знал английский и немецкий, и нередко снабжал нас информацией о событиях в мире, которую он получал из передач зарубежных радиостанций. Однако, и эти мои надежды не оправдались, потому что дядю только-что проводили на призывной пункт, а до его ухода в их дом приходил сотрудник НКВД, который потребовал немедленно предъявить и сдать приёмник, вместо которого он им оставил клочок бумаги, подтверждающий изъятие приёмника по законам военного времени.
Как мы потом узнали, таким же образом были изъяты в первый же день войны приёмники во всех домах нашего местечка. Разрешалось слушать только радио из чёрных тарелок репродукторов, что висели в каждом доме и кое-где на улицах.
Безя собирался в военкомат. Он не сомневался, что сейчас, когда речь идёт не об Испании, а о защите своей Родины, ему удастся добровольно уйти на фронт, хоть и совсем недавно минуло шестнадцать. Такая его уверенность подкреплялась тем, что внешне он выглядел не хуже, а может быть и лучше, многих призывников, которым уже исполнилось восемнадцать: высокого роста, спортивной осанки, с мужественными, совсем не детскими чертами лица. Его идея пришлась мне по вкусу и я решил пойти с ним. Безя выкатил велосипед и мы умчались на призывной пункт.
То, что мы увидели, подъезжая к военкомату, поразило наше воображение. Тысячи людей с рюкзаками, сумками, сундучками и чемоданами собрались во дворе и на прилегающей к военкомату площади. Многие целыми семьями пришли сюда или приехали на подводах из окружающих сёл и деревень. Я и не предполагал, что в Красилове и ближайших сёлах столько народу. И всё это людское море гудело, шумело, рыдало. Женщины и дети прощались со своими мужьями, отцами, кормильцами. Кое-кто уже успел с горя выпить и пытался заводить бравые песни, а в дальнем углу двора подвыпившие селяне даже затеяли танцы под гармошку. Девушки, не стесняясь, обнимали и целовали своих возлюбленных, уходящих на войну.
Безя не без труда пробирался сквозь толпу к входным дверям военкомата, увлекая меня за собой. Когда мы, наконец, достигли цели, перед нами оказался пожилой капитан, который потребовал у нас повестки. Он не пожелал выслушать наши объяснения и строго велел немедленно освободить проход и не мешать работать. Под конец, он всё же, уступив Безиным просьбам, велел нам прийти через пару дней, когда разберутся с отправкой людей, получивших повестки. Нам ничего не оставалось, как пробираться назад, навстречу потоку мужчин с повестками.
На площади Безя разыскал своего дядю Лёню, который стоял в окружении семьи и родственников. Тётя Соня, жена дяди Лёни, вся в слезах, негромко всхлипывала, обнимая двух малолетних детей, мальчика лет восьми и девочку дошкольного возраста. Дядя Лёня сказал, что ему велено явиться для построения через полчаса. Они строем, в пешем порядке отправляются на Проскуров.
Из моих родственников, кроме Сёмы, никто в Красилове мобилизации не подлежал и я, оставив Безю в кругу своей семьи и родных, поспешил домой, чтобы застать брата.
Когда я возвратился домой, Сёма уже сидел за столом, заканчивая свой завтрак. После нескольких часов отдыха он выглядел, как всегда по утрам, свежим, чисто выбритым, приветливым. Он спокойно изложил сложившуюся ситуацию и свои намерения на ближайшие дни. Как и другие работники военкомата, он уже приписан к воинской части, но должен остаться в Красилове до конца недели для завершения работы по мобилизации и отправки военнообязанных. Сёма обещал сделать всё возможное чтобы вывезти нас в тыл, скорее всего в Немиров, где живут родственники Шуры. Нам следует быть готовыми к этому.
17
Над Красиловым ежедневно пролетали немецкие бомбардировщики, направляющиеся куда-то в тыл на бомбёжку наших городов, военных объектов, железнодорожных узлов. Часто слышны были разрывы бомб в районе Проскурова и станции Гречаны. Все ждали, когда, наконец, в небе появятся наши самолёты, а их всё не было.
В остальном всё в нашем местечке внешне оставалось без больших перемен, и не предвещало, надвигающейся с большой скоростью, катастрофы.
Согласно сводок Советского Информбюро, единственного тогда источника информации, наши войска вели тяжёлые оборонительные бои с противником на всём протяжении фронта. Сводки были короткими, в них редко назывались точные координаты продвижения немецких войск и складывалось впечатление, что бои на большинстве участков действительно идут в районе границы.
На улицах, в парке, в Доме культуры и других общественных местах появились плакаты с надписью: «Шпион и паникёр - находка для врага!» Стояли тёплые солнечные дни, по утрам, как и раньше, пели птички, в магазины завозили свежий хлеб, за которым ещё не было больших очередей. По утрам на сахарный завод, единственное серьёзное предприятие в нашем местечке, так же как прежде, шли на работу люди, ещё работали многие магазины, столовые, мастерские, парикмахерская и аптека, были открыты ларьки, лавки и киоски. Всё это напоминало ещё ту мирную, довоенную жизнь.
Правда, в эти первые дни войны, нельзя было не заметить и существенные перемены. Резко изменился состав населения. Почти полностью исчезли взрослые мужчины, кроме стариков. За прошедшие несколько дней они ушли из Красилова. Уходили пешими колоннами, строем, сопровождаемые толпами рыдающих женщин, стариков и детей. На глазах прибавилось количество женщин. Почти одни женщины уходили утром на завод, стояли за прилавками магазинов и лотков, трудились в мастерских, учреждениях и
