руках…
А еще через несколько дней мне был этот тайный голос, призывавший позвонить моему будущему мужу. А потом я уже была в Москве.
Нет, конечно, не все было так уж благостно, когда я, дрожа от ужаса, перешагнула порог его дома. Хотя мне очень тогда хотелось поговорить о чем-нибудь интеллектуальном и высоком, соответствовавшем моим чувствам. Но я так боялась - какая замечательная строчка есть у Вознесенского: “не знал я, циник и паяц, что любовь - великая боязнь”, - что взяла с собой для верности мою любимую, еще школьную, подругу.
- Расскажи ему, какие мы замечательные, веселые, - попросила я.
И мы вошли в дом. У него был в гостях молодой декадентский поэт, очень утонченного вида, который только что закончил книгу стихов “Запастерначье”, и мы сели на кухне пить чай.
И тут моя прекрасная подруга принялась устраивать мою судьбу, странное вдохновенье осенило ее, и она стала красноречиво повествовать о таких историях, которые, мягко говоря, вовсе не обязательно было выкладывать моему будущему мужу да еще при первом посещении. Ну, например, она вспомнила, как мы с ней на спор в девятом классе выпили в уборной Третьяковской галереи бутылку гамзы… И закусили ирисками “Золотой ключик”. А потом вышли к народу в зал, и эти ириски вдруг у нас посыпались по всему полу.
Впрочем, поэту-декаденту эти истории очень понравились, и он бурно смеялся:
- Забавные такие девчонки!
И он даже приглашал нас к себе на академическую дачу, доставшуюся ему в наследство от его дедушки-академика:
- Ко мне туда и Димочка С. приходит - сын этого, - и делал многозначительный жест рукой. - Так что приезжайте, всегда приятно пообщаться со свободными людьми.
А вот на моего мужа рассказы моей подружки не произвели такого уж обольстительного впечатления - он сидел, вежливо изображая улыбку, и, когда мы вышли из подъезда, подружка честно сказала:
- Ну что? Я очень тебя подвела?
- Ты погубила мне жизнь, - грустно ответила я. - Но я все равно буду тебя любить.
Боже мой, что же я ничего не могу придумать путного для Журнала! Лезут в голову какие-то нелепые истории, и вовсе не о том, а все какая-то ерунда: “вино, хорошая музыка”…
Я выступала от бюро пропаганды художественной литературы в Парке культуры. Дело это было очень муторное - открытая эстрада, на скамейках - случайные люди, в основном старички-пенсионеры и одинокие мамаши с орущими детьми, а кроме того - просто проходной двор: все туда-сюда передвигаются, останавливаются, пьют пиво, прислушиваются, зевают, переговариваются и отходят. Звук в микрофоне - плывет, сам микрофон вдруг начинает гудеть. В принципе, это дело дохлое, никому не нужное, а для поэта так даже и вредное. В довершение всего я была беременна на девятом месяце моим сыночком. И только перспектива получения семи рублей пятидесяти копеек толкнула меня на эту авантюру. К тому же Сьюзен, жена американского корреспондента в Москве Питера Осноса, подарила мне набор одежд для беременных, и на каждой вещи было написано по-английски: “Наслаждайся своей беременностью”, и я, в принципе, наслаждалась и щеголяла - настолько шикарными были эти широкие кружевные блузки, белые брючки с большой широкой резинкой на пузе и вольно ниспадающие длинные платья в мелкий цветочек.
Выступали мы на пару с довольно бездарным поэтом, хотя и красавчиком Славой Л. Сойдя с эстрады и подписав у администраторши путевку с благоприятным отзывом, чтобы отвезти ее в бюро пропаганды, мы оба вздохнули с облегчением. И Слава Л., сладко поглядывая на меня, вдруг сказал значительно:
- А не махнуть ли нам сейчас ко мне? Посидим при свечах, у меня вино, хорошая музыка…
Я испытующе вперилась в него - он что, издевается надо мной? Баба перед ним на сносях, старший годовалый ребенок дома с отцом остался - он в курсе, я еще перед выступлением ему об этом сказала…
Но взор его зажегся зазывным огнем, и я поняла, что это он всерьез, живота моего под широченной вышитой блузой не заметил, а что дочка дома, ну так и что ж…
- Спасибо, конечно, - сказала я, - но у меня дела…
На следующий день я родила сыночка. А еще через пару недель я поехала получать гонорар за свое позорное выступление и встретила у кассы Славу Л.
- Как живешь? - спросил он.
- Хорошо, - ответила я. - Вот, сынка родила, пока мы не виделись…
- Как сынка? У тебя же годовалая дочь.
- Ну, тогда была только дочь, а теперь еще и сынок. Скоро ему уже полмесяца будет.
У меня есть два “жития” святителя Спиридона. Одно - составлено неким греком Михалисом Г. Ликисса, другое - вышло недавно в Москве и написано А.В. Бугаевским. Во втором житии, в отличие от первого, утверждается, что святителю Спиридону, несмотря на явленные им чудеса и свидетельства его прозорливости, так и не удалось обратить в христианство языческого жреца Олимпа. Тот, хотя и относился к Святителю с почтением, все же не принял Христовой веры. И это не менее важный и красноречивый факт жизни святителя Спиридона, чем если бы он все-таки обратил идолослужителя.
Здесь, в решении свободной воли человека, в его личном выборе, - краеугольный камень христианства. Никто и ничто не спасает автоматически. Даже в числе двенадцати ближайших учеников Христовых оказался предатель. У человека до последней минуты жизни нет верных гарантий спасения. Пока не прервется дыхание, с ним остается роковой вопрос его вольного произволения, возможность исповедовать Христа или отречься от Него. До самого смертного часа человеку не дано знать, примет ли его - такого, при всех его заслугах или вовсе без оных - Христос. Единственное, что перекрывает этот страх быть отвергнутым, это - любовь. Любовь ко Христу, которая “не перестанет”, которая “все покрывает” и которая верит в милосердие Божье: “всему верит, всего надеется, все переносит”.
Вечером мы отправились по совету наших хозяев в бухту неподалеку, в таверну “У Петерса”. Столики стояли прямо на небольшом пирсе, так что нас с трех сторон окружало море, а вокруг плавали утки, они с жадностью хватали хлеб, который им бросали пирующие. За соседним столиком оказалась супружеская пара англичан. Англичане с тех времен, когда Корфу была их колонией, облюбовали остров для отдыха. Они приезжают и селятся здесь повсюду - английская речь куда громче звучит на Корфу, чем греческая. Они купаются в бассейнах, хотя иногда и в море, загорают на пляже (женщины порой топлес), сидят в тавернах, рулят по извилистым дорогам на арендованных машинах, вызывая законное раздражение водителей из других стран, ибо ездят они слишком медленно - видимо, тот факт, что им, помимо крутизны и “узины” здешних дорог, приходится приспосабливаться еще и к леворульному автомобилю и движению, с их точки зрения, “по встречной”.
Итак, англичанин с хитрым любопытством посмотрел на меня и вдруг воскликнул:
- Вы - актриса? Я видел вас в кино.
- Нет, - сказала я.
- А похожи на актрису. Я сам работаю в кино. Пишу сценарии.
Так мы постепенно разговорились, сдвинули столики. Они представились - Джорж и Хэлен.
- Вон там, на горе, - вилла Ротшильдов, а там - владельца фирмы “Феррари”, - просвещал нас Джордж.
Впрочем, болтали о том о сем, даже об английской литературе. Здесь ведь, на Корфу, жили знаменитые братья Дарреллы. Один - Джеральд Даррелл писал чудесные книги о всяких зверях - я зачитывалась ими с детства. А другой - тот, который появляется в этих книжках как зловредный и довольно-таки противный брат Ларри, - стал даже лауреатом Нобелевской премии за свои постмодернистские романы. Дом, в котором они жили, целехонек - его недавно купила какая-то украинка. Впрочем, она сама оказалась страстной почитательницей обоих братьев и охотно позволяет всем желающим взглянуть на их жилище.
Помянули в разговоре также Шекспира, Диккенса, Теккерея, Байрона. Потом разговор несколько увял и оживился лишь тогда, когда внезапно перескочил на падение фунта, каких-то акций, которое как раз в это время сотрясало всю Англию.
- Да, - сказал Джорж, - вся эта банковская система крайне ненадежна. Особенно когда в одном банке берешь кредит на покупку квартиры, а другие банки скупают у него риски, а потом оказываются банкротами… О, у нас все живут в ужасном напряжении и недоверии: все боятся краха. Не знают, с какой стороны будет удар. Поэтому молодые люди не хотят вступать в брак. Все эти драконовские брачные контракты, обязательства, а ведь неизвестно, что у тебя случится завтра: вдруг не возобновят контракт на
