– Это? Это Переплет...
– А за ним что? Книга?
Бредун рассмеялся, и невесел был этот смех, до того невесел, что напоминал сырой промозглый туман- кисею на черной подкладке.
– Да уж Книга... такая Книга, что... а еще там люди есть. Всякие. Деревья, наверное, растут, дождь идет, а зимою – снег. Только ходу туда нет. Я имею в виду – живым ходу нет. Лишь после смерти. А у меня с этим делом нескладуха выходит...
Инга мгновенно связала последние слова Бредуна с тем, что он говорил ночью в лесу – где тот лес, где та ночь? – и вздрогнула.
– Там мертвые?! Да, Бредун? Только мертвые? И Анджей там? И Таля?! Ты это хотел сказать?! – они там, за твоим Переплетом! Будь он проклят, вместе с тобой!..
– Цыц, баба неразумная, – угрюмо и властно оборвал ее Бредун. – Не мой это Переплет. И хорошо, что не мой, а то я бы огородился...
Лицо его на миг стало жестким и страшным. Страшным всерьез. Но лишь на миг.
– Живые там. Все живые, и люди, и прочие... Одни – местные, другие – пришлые. Вот и твоим мужикам в самый раз там оказаться. С Черчекова хутора, почитай, все туда попадают – когда час пробьет.
– Живые, – повторила Инга, не вслушиваясь в остальное. – Живы...
– Говорю, что живые! Не так, может быть, как ты себе это представляешь, но – в достаточной мере. А вот что там со всеми живыми делают – никто не знает. А узнать хочется...
Инга молчала. Руки ее безвольно повисли вдоль тела, что-то теплое было зажато в правом кулаке, и не оставалось сил даже на то, чтобы просто разжать пальцы и выронить предмет.
Напротив клубился туман с черной душой.
– Ты только не думай, – продолжал меж тем Бредун, теребя вислый кончик своего длинного носа, – не думай, что я тебе просто так помогать стану, за глаза твои мокрые. Моя помощь дорого стоит. И платить не сейчас придется, не завтра – много позже, когда уже и нечем-то расплачиваться...
– Я знаю, – безжизненно ответила Инга. – Я сейчас вернусь на хутор и там умру. И попаду в туман... где Анджей с Талей.
– Дура ты! – гневно рявкнул Бредун, багровея и хватая Ингу за плечи. – Вот уж дура, так...
Он резко замолчал и уставился в землю. У ног Инги, наклонясь в сторону тумана-Переплета, торчал нож.
Бредун осторожно коснулся ножа кончиком пальца, после выдернул его из земли и стал рассматривать, уперев острием в ладонь и аккуратно поддерживая сверху.
– Иоганна дала?
Инга кивнула. Ей действительно казалось, что нож дала Иоганна.
– Сама дала? Что взамен попросила?
– Ничего. Так просто...
– Ну, счастлив твой бог, баба! Я просил – не давали. Ни Иоганна, ни Вилисса – мать ее – ни за что. И бабка тоже. Даже не показывали, всего один раз – и то... А дед нынешнего Черчека, отца Иоганны, – тот и вовсе слушать не стал, хоть и любил меня... да и я его любил. Я уж решил, что и впрямь легенда все это, бредни – нож Танцующего с Молнией. Собственно, ничего, кроме легенд, и не осталось. Считай, половину помощи оплатила – большую половину.
В руках Бредуна нож выглядел совсем по-другому – не так, как на хуторском подворье, но и не совсем так, как в ночном лесу. Клинок заметно раздался, став шире и мощнее, кожа на рукояти залоснилась и резче проступила вязь узора – словно строка неведомого писания, выжженная на синеве лезвия и обрывающаяся на самом острие.
– Береги его, – Бредун вернул нож Инге и улыбнулся удивительно светлой, юношеской улыбкой. – И жди меня на хуторе. Если этот ваш долдон в мундире объявится и будет к тебе со всякими глупостями приставать – наплюй и не верь. Лейтенанты – они дальше козырька ни ерша не видят. Как, впрочем, и генералы. А теперь зажмурься...
Инга послушно зажмурилась. Бредун взял ее за руку и они сделали несколько шагов. На девятом шаге Инга почувствовала, что уверенные пальцы Бредуна соскользнули с ее запястья – и наугад шагнула еще раз, стукнувшись лбом о невидимое дерево.
Глаза открылись сами собой, и из них посыпались искры. Когда к Инге вернулась способность видеть, она обнаружила, что стоит нос к носу с кольями изгороди Черчекова хутора – вернее, нос к сучку – и сжимает в руке кухонный нож.
За лесом занималась заря.
10
Лейтенант приехал к полудню.
Инга как раз помогала Иоганне по хозяйству, сама удивляясь той легкости и естественности, с какой она вписалась в хуторской быт. О прошедшей ночи не вспоминали, словно ее и не было. Где-то в глубине души у Инги тлела уверенность, что Иоганна и так знает все, что произошло в чаще леса и на берегу туманной речки; Иоганна просто обязана была это знать, а уж старый Черчек – и подавно.
Бородач-фермер сперва долго шептался на огороде с лохматым Йорисом и после внезапно подобрел и проникся к Инге душевным расположением, а Йорис все время норовил пройтись поближе к Инге и подмигнуть ей плутовским зеленым глазом – заигрывал, что ли, или намекал...
Нож Инга попыталась вернуть Иоганне, но та молча отвернулась и сделала вид, что ее это не касается. А спустя минуту написала чищеной свеклой прямо на столешнице 'Иоганна' – почерк был похож на контуры средневекового города – затем подчеркнула все нечетные буквы и составила из них другое имя (правда, третью и пятую поменяв местами).
Инга.
Инга ничего не поняла, но решила не переспрашивать. И правильно решила.
...Короче, к полудню приехал лейтенант. Он долго выбирался из своего 'жука', что-то втолковывая сидящей на заднем сиденьи крупной овчарке – тому самому Ральфу, чей вой Инга помнила до сих пор. Ральф беспокойно мотал головой, настораживая уши и нервно нюхая воздух.
– Сто раз талдычил олуху, – пробормотал Черчек, стоя возле женщин с тяпкой в руках, – чтоб не возил к нам своего ярчука! Вот уж дурья башка...
– Ярчук – это порода? – заинтересовалась Инга. – Это вы так овчарок зовете?
– Песья порода, – хмуро пояснил Черчек, непонятно что имея в виду. – Ярчуки на нюх злые... да не то, что надо, чуют. Йорис, кликни братьев, пусть за хатой постоят...
Лейтенант подошел к ним и вяло козырнул. Лицо его являло собой сосуд скорби человеческой, причем сосуд весьма потрепанный жизнью и обстоятельствами.
– Здравствуйте, госпожа Линдер, – голос лейтенанта был печален и тих, – здорово, дед... Вы извините, госпожа Линдер, и не думайте, что я вовсе забыл про вас – я помню, и билет для вас обратный взял... только на той неделе уже, в четверг. Неприятность у нас большая, вот и некогда было...
– Неприятность? – сочувственно спросила Инга. – Какая неприятность?
– Да уж самая что ни на есть... Тела из морга пропали. Этих ваших... или не ваших. Как есть подчистую пропали. Смотритель морга горькую запил, господин майор обещал мне... ну, да это неважно, а эксперты руками разводят и говорят...
– Что дохликов пацюки схарчили! – неприлично громко расхохотался старик, дергая себя за бороду. – Или что головешки деру дали! Прямо в рай, к богоматери за пазуху!
– Как вам не стыдно?! – возмутился лейтенант с совершенно уже цивильными интонациями, но его прервал собачий лай.
