многовариативностей оценок массива фактов.
134 Но историзм – т. е. осознание того обстоятельства, что каждый из нас видит события прошлого в свете определяемой или, по меньшей мере, обусловливаемой внешними факторами нашей собственной индивидуально изменяющейся ситуацией в истории – с неизбежностью ведет к релятивизму. Примеров такого рода более чем достаточно дает и творчество самого Бартольда.
135 Цель всемирно-исторического процесса – «создание общечеловеческой культуры» (тут Бартольд повторяет Я. Буркхардта – ср. Burckhardt J. Gesammelte Werke. IV. Berlin, 1957. S. 190). А потому «только в человеческом мире условия жизни отдельных обществ представляют картину постоянного развития, доступного изменению, только ход жизни определяется постепенным сближением между собой все большего числа отдельных обществ» (Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России//Соч. T. IX. С. 208. Курсив мой. – М.Б.).
136 И этим Бартольд доказал, что и его творчество способно стать многозначным и полиморфным, что и оно есть «серия смелых выкладок» (слова японского ученого Jukawa; цит. по: Levinson М.Е. The Emperor’s New Suit, or the Scientific Method Exposed //Journal of Creative Behavior. 1978, 12. P. 105), что и он принадлежит к стану «великих орлов науки», могущих смело перелетать из одной плоскости в другую, от конвенционально-логического мышления к Воображению, что, следовательно, он отделил себя от тех ученых, которые скорее готовы увидеть «новое платье короля», чем подвергнуть сомнению миф о научном методе (Там же. С. 106).
137 Если и Сергея Ольденбурга считать принадлежащим к той же, что и Бартольд, группе «маргиналов», то его – уже цитированные мною в главе
о Розене – слова о том, что поскольку свершилась социалистическая революция, то вообще навсегда исчезает дихотомия Восток/Запад, надо рассматривать как совершенно закономерное – и даже достигшее своего потолка – проявление описываемой здесь тенденции (вполне, конечно, и в чисто формальном плане удовлетворявшей стратегическим лозунгам «пролетарского интернационализма»).
138 Я вновь предполагаю заметное влияние здесь на Бартольда концепций Буркхардта. Во главу угла тот ставит культуру; вне отношения к ней этот великий швейцарский историк и мыслитель не склонен рассматривать ни государство, ни религию, ибо они имеют универсалистскую тенденцию; они претендуют на значимость для мира в целом. Культура же много сильнее связана с народом, местом и временем (см.: Burckhardt J. Weltgeschichtliche Betrachtungen – Gesammelte Werke. Bd. IV. Berlin, 1957. S. 201). Государство склонно подавлять свободу (=культуру). Но у того же Буркхардта есть и мысль (наверное, больше всего могущая импонировать Бартольду) о благотворном влиянии государства как гаранта сохранения высокоразвитых культур и даже одобрение экспансионистской внешней политики, если она влечет за собой распространение таких культур на более отсталые народы.
139 См.: Jung C.G. Collected Works. II. N.Y., 1958. P. 592.
14 °Cм.: Batunsky M. Carl Heinrich Becker… P. 297, 301.
141 Так, Бартольд недолюбливает Огюста Конта – и вообще «социологов» – за то, что их выводы основаны почти исключительно на фактах истории Европы, хотя ее народы составляют лишь «незначительное меньшинство» в среде народов, «входящих или входивших в круг всемирно-исторического общения» (Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России/Д. IX. С. 221).
142 См.: Kestler A. The Act of Creation. L., 1964. P. 31.
143 Поэтому понятие «концептуальная система» не может быть достаточно полно описано ни с помощью аппарата «формальных систем», ни посредством термина «теория» в прямом смысле этого слова (см. подробно: Ladriere J. L’inertie du champ epistemologique//Colloques d’histoire des sciences 1 (1972) et (1973) organises par le Centre d’histoire des sciences et des techniques de l’Universite catholique de Louvain. Louvain, 1976. P. 3–12).
144 Хотя «в противоположность Европе, в степи экономическая основа жизни не подвергалась существенным изменениям; от того почти не было перемен в общественном строе» (Цит. по: Туманович Н.Н. Описание архива академика В.В. Бартольда. М., 1976. С. 315).
145 Физико-географические факторы «оказывали то или другое влияние на судьбы страны только в определенный момент ее исторического существования, в зависимости от хода исторической эволюции» (Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России // Соч. T. IX. С. 354. Курсив мой. – М.Б.).
146 Там же. С. 316.
147 См.: Бахтияров К.И. Многоаспектный подход в логике и теории познания//Философские науки. 1988. № 8. С. 100
148 См. также: Field L. Mystics and Saints of Islam. L., 1910. P. 1–2.
149 См. подробно: Batunsky M. Russian Missionary Literature on Islam. P. 257.
15 °Cм. подробно: Ренан Э. Будущее науки // Собр. соч. T. II. Ч. 2. Киев, 1902. С. 20.
151 Бартольд В.В. Персидские шуубийя и современная наука // Соч. T. VII. С. 370.
152 Но и выдающийся русский ученый-энциклопедист Владимир Иванович Вернадский записал в дневнике (1890 г.), что «иногда одновременно при чтении Плавта и при чтении истории Средней Азии… трепетно бьется сердце от чувства единства умственной жизни человечества» (Вернадский В.И. Основы жизни – искание истины // Новый мир. М., 1988. № 8. С. 212).
153 Цит по: Крачковский И.Ю. Русские письма академику В.Р. Розену в Азиатском музее АН СССР // Доклады Академии наук СССР. Сер. В. 1929. С. 231–232.
154 Рецензия на кн.: Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народов // ЗВО РАО. T. XI. СПб., 1899. С. 355.
155 И эта книга, и – хотя и в меньшей степени – книга Howorth Н. History of the Mongols from the 9th to the 19th century. Pt. I–III. L., 1876–1884, с их крайней идеализацией исторической роли тюркских кочевников и вообще номадов-завоевателей – сильно активизировали турецко- шовинистические и пантюркистские эмоции (см.: Бартольд В.В. Соч. T. I. С. 169. Сн. 5 (редакционное примечание).
156 Бартольд В.В. Соч. T. I. С. 606–607.
157 И даже напечатал свои переводы из «Мекки» Снук-Хюргронье в «Туркестанских ведомостях» (см.: Лунин Б.В. Жизнь и деятельность академика B.В. Бартольда. Средняя Азия в отечественном востоковедении. Ташкент, 1981. С. 61).
158 Интересно, что еще до защиты своей прославившей его диссертации Бартольд – которому его большое состояние (см.: Тумановш Н.Н. Описание архива академика В.В. Бартольда. С. 336) позволяло такие длительные и дорогостоящие затеи – поехал в Германию, где слушал лекции Августа Мюллера (которого, кстати говоря, ценили в России – см., напр., некролог о нем в ЗВО РАО. T. VIII. 1893. С. 329–334), Эдуарда Мейера, Теодора Нёльдеке, Генриха Гюбшманна и других светил. Впрочем, как признался сам Бартольд Розену, «у немецких профессоров можно и должно учиться, но подражать им не следует» (Цит. по: Лунин Б.В. Жизнь и деятельность академика В.В. Бартольда. C. 24).
159 Действительно, то же самое утверждал, например, Шпренгер (см.: Das Leben und die Lehre… Bd. I. S. 222–224; Bd. II. S. 349). Но этим «универсалистским» декларациям противоречат его же характеристики семитской расы (см., например, там же. Bd. I. S. 70, 446) и особенно народов мусульманского Востока в целом (Там же. Bd. II. S. 349; Bd. III. S. XXVIII).
160 Тут Бартольд напрасно берет себе в союзники такого, скажем, автора, как Дози. Вот его оценка арабов: у них «воображение очень слабо, у них никогда не было мифологии, как у индийцев, греков, скандинавов… Стремление к бесконечному, к идеалу им не понятно… Когда арабы занялись наукой, то они продемонстрировали (то) же отсутствие творчества… человечество не обязано им никакой великой и плодотворной идеей» (Dozy R. Histoire des musulmanes d’Espagne. +. I. P. 12–14). A о Востоке в целом Дози пишет: «Восточные народы ждут от основателя религии не только разрешения
