только, как это осуществить технически?
Где-то вдали послышались лёгкие шаги. О! Идёт информация! Алан, собрав все силы, приподнялся на локте и уставился на ближнюю дверную циновку.
Отодвинув занавесь, в комнату вошла женщина. Довольно высокая по здешним меркам, в обычной одежде — просторной серой тсамни, так что не понять, худая или полная.
Судя по волосам, в которых седина сравнялась с чернотой, женщина была в почтенных годах. Правда, её загорелое лицо не слишком напоминало старушечье, не наблюдалось морщин и складок. А кроме того — глаза. Большие, карие, даже с какой-то прозеленью. Что-то в них такое чувствовалось… нестандартное.
— Мир тебе, добрая женщина, — с трудом проговорил Алан. Каждое движение давалось болью, голос вышел хриплый, точно у безнадёжного алкоголика.
— Ишь ты, уже и языком ворочаем, — хмыкнула женщина с порога. — Занятное дело.
При таких-то ранах… Ну-ка, давай поглядим, что с тобой сейчас творится.
Она как-то неуловимо быстро оказалась рядом, опустилась на корточки и деловито принялась разматывать повязки. Руки её двигались ловко, намекая на немалый опыт.
Не прошло и пары минут, как Алан оказался полностью обнажён, однако смущения не почувствовал. Медицина — она и в Африке медицина, и дальше Африки.
Где всё-таки расположен Объект, спорили до сих пор. Конечно, местное небо в первый же год изучили более чем тщательно, но астрономы разводили руками — из расположения звёзд и туманностей ничего не вытянуть, Млечный Путь отсутствует как класс. Ни малейшего сходства с земным небом. Ясно только, что в радиусе пары тысяч парсеков от Земли такой картины быть не могло. Вполне возможно, что это не только не наша Галактика, но и вообще другая вселенная. Сторонники гипотезы Многомирья просто визжали от счастья.
Местное солнце, впрочем, напоминало земное. Чуть побольше, спектральный класс не G2, а G3, масса отличается на полтора процента. Зато планетная система куда беднее — мёртвый раскалённый шар, весьма напоминающий Меркурий, но ещё ближе к звезде, далёкий газовый гигант, едва различимый на местном небе, и, собственно, Объект. Неотерра, как обозвали его астрономы, но название не слишком прижилось.
Планета поразительно напоминала Землю — и размерами, и составом атмосферы, и магнитным полем. Даже здешняя Луна была весьма похожа на свою земную коллегу.
Чуть больше, зато чуть дальше, приливы с отливами в точности как на Земле.
Конечно, расположение континентов отличалось. Их было всего три, и размерами они заметно уступали земным. Нечто продолговатое, располагающееся там, где у земного шара — Африка, затем — аналог Австралии. И, наконец, местное подобие Евразии, которое он уже без малого год как топчет.
— Да, отделали тебя славно, — вздохнула женщина. Голос у неё оказался низкий, богатый оттенками. — Только не надо сказок про злых разбойников, которые мне тут плёл твой мальчишка… Знаю я разбойников, знаю и манеру добрых поселян…
— Гармай! — в груди словно граната разорвалась. — Он тут?!
— Да уж ясное дело, — хмыкнула тётка. — Ушлый паренёк. И крепкий… такую тушу на себе волок… от Аргимги до Огхойи-то изрядно будет, ежели ногами.
— Где он?! — встрепенулся Алан. — Позови его!
— Незачем, — отмахнулась женщина. — Я его к хозяйству приспособила, пускай покрутится… отработает часть твоего лечения. А вот как с тобой быть…
Камни-то, да в умелых руках — штука суровая. Пожалуй, луны две тебе тут валяться, от силы полторы. Два ребра поломаны, крови вытекло в избытке. И что с головой твоей, пока неясно. Хорошо хоть, речь не отнялась. Ну уж коли говорить можешь, то расскажи — кто ты, как имя тебе, какого звания, чем по жизни промышляешь… Я в своём доме невесть кого держать не стану.
Алан на минуту задумался. Что можно ей сказать, а чего не стоит? Потом решил, что от правды ничего страшного не случится. Тем более, что Гармай, судя по всему, многое успел разболтать. И пожелай тётка сдать его огхойским властям — давно бы уже и сдала. Если она знает, что крестьяне побили его камнями — наверняка догадывается и о причине.
— Звать меня Аланом, — опершись на локоть, заговорил он. — Странник я, хожу по земле… а ни родителей, ни семьи у меня давно уже нет… Что касается звания, то оно у меня самое простое — человек я… Вестник Бога Истинного. А пришёл из очень дальней страны, в Высоком Доме про такую не знают и имя её ничего тебе не скажет, добрая женщина.
С очень дальней страной вышло неубедительно… Но на что-либо большее его фантазии не хватило. Это же не на постоялом дворе от любопытного соседа отболтаться и не тёмным крестьянам заливать, для которых все земли на день конного пути — уже дальние страны. Тётка, похоже, умна и начнёт допытываться о подробностях, о деталях… В принципе, можно было бы и сочинить правдоподобную картину, можно было бы и рассказать о малосимпатичном государстве Гуирситахаль, расположенном на западном побережье местной «Австралии». В Высоком Доме о нём и понятия не имеют, судоходство здесь не шибко развито, ни торговые шхуны, ни государевы боевые галеры не пересекают океаны — и незачем, и навигация не на высоте. Здешняя астрономия не доросла и до системы Птолемея, где уж по солнцу и звёздам широты с долготами вычислять…
Но если ты прилетел сюда проповедовать Христа — то какой уж, к его сюрреалистическим идолам, Гуирситахаль? А как объяснить местному населению про Землю, про космос, про Врата? Миссионер, который триста лет назад осчастливливал своим визитом каких-нибудь каннибалов, так и говорил — мол, приплыл на большой лодке из дальней страны… По крайней мере, голодные каннибалы чуяли, что не врёт. А тут что говорить? Алан за все его тридцать семь лет жизни так и не научился убедительно врать. Не вышло бы из него ни резидента, ни президента…
Добрая женщина невозмутимо выслушала объяснения Алана, деловито осматрела кровоподтёки, а после заявила:
— Говорил ты, я слушала. Теперь послушай меня. Хоть и наплёл ты сейчас всякое несуразное, да не стану я допытываться. Неважно мне, кто ты, откуда и куда идёшь. Но болячки твои пока что плохи, и лечиться тебе придётся долго. Так вот, слушай и не говори потом, что не предупреждали. Пока ты в моём доме — чтоб ни слова не было про этого своего Истинного Бога. Не должно тут его имя звучать, понял?
Сказано было увесисто. Старуха говорила так, словно гвозди заколачивала. Однако не ощущалось в её словах никакой истеричности. Не то что в Тингайе, где хозяйка постоялого двора, услышав проповедь о Боге распятом и воскресшем, спустила на него всех собак. В буквальном смысле. Здоровые сторожевые кобели гнали его через весь город. Удивительно, как не порвали в клочья. Пожалуй, ни до, ни после ему не приходилось бегать с такой скоростью. Отделался всего лишь прокушенным бедром. Слава Богу, пёс оказался не бешеным, а просто был при исполнении. Но исказившуюся от злобы хозяйкину физиономию Алан помнил долго. Постояла тётенька за родимых божков…
— А почему? — напрямую спросил Алан. — Почему ты так боишься этого имени, добрая женщина? Я как раз собирался призвать Его благословение на твой дом, на тебя и на твоих близких… Поверь, Он бесконечно сильнее всех этих ваших…
Он замялся. В здешнем языке не было пренебрежительного слова для богов — ни «идолов», ни «истуканов». Деревянные и каменные статуэтки, которые порядочный житель Высокого Дома держит в почётном углу, назывались «аилихиси гмоу», что дословно означало «дух в форме».
Добрая женщина поглядела на него как на великовозрастного дурачка, радостно напрудившего в штаны:
— Вот только не было мне счастья о богах споры вести. У нашего города их, богов, и так уж предостаточно. И Ночная Госпожа, и Распорядитель Ветров, и куча всяких помельче… И это наши боги, государем утверждённые. А новые боги — это новые смуты, уяснил? Ты вот прикинь, мне оно надо — чтобы про меня люди говорили, будто смутьяна в своём доме пригрела? Ты-то оклемаешься, дале себе отправишься, а мне тут оставаться. Этак ты меня мало что не до колеса доведёшь… а уж без работы всяко останусь, никто ко мне не пойдёт. Так что завяжи язык свой длинный узелком, понял? Вот встанешь на ноги, отойдёшь от Огхойи подальше, там и болтай сколько влезет. Сперва только за постой и лечение заплатишь…
