бы на тебя не глядели, ты тут как тут. А захочешь с тобой пообщаться – так ты шляешься неизвестно где!
– Да здесь я, здесь! – успокоила ее та. – Вся как есть перед тобой. Куда ж я от тебя денусь!
– Ну-ка сядь, дело есть, поговорить надо! Черт, вечно эти уборщицы норовят пепельницу куда-то заставить! – Она всласть затянулась сигаретой. – Ох, до чего же хорошо! Надо, пожалуй, и тебя выучить курить, за компанию!
– Не буду я курить! – отказалась Старуха. – Я здоровье берегу. Мне, в отличие от тебя, жить еще до-о- олго!
– Ты чего каркаешь, ворона старая?! – возмутилась Виолетта. – Я тоже завтра помирать не собираюсь. Какие мои годы, шестидесяти еще нет. Жизнь, можно сказать, только начинается. Особенно теперь, когда я нашла Стаса.
– Ишь, глазки-то закатила! Нашла, да взять не можешь. Хороша Маша – да не наша!
– Ничего, скоро будет наша. Похоже, я все обдумала. План непростой, но, по-моему, удачный. Вот только одна я не справлюсь. Придется потрясти кое-кого из моих бывших. Ну, и Анька, конечно, понадобится на первое время.
– А я? – Старуха, казалось, и правда обиделась.
– И ты, и ты, конечно! – Виолетта потрепала ее по грязному шерстяному платку, из-под которого выбивались жидкие серые волосы. – Куда же я без тебя! Ты у меня первый человек.
– Анька Стасу, похоже, нравится! – заметила Старуха. – Конечно, он видел ее всего пару раз и то мельком, но внимание явно обратил.
– Еще бы! – усмехнулась Виолетта. – Я столько усилий к этому приложила. Но, знаешь, по-моему, для нее он все-таки слишком хорош. Это будет мой мужчина, а ей потом найдем чего-нибудь попроще. Молодая еще, может и подождать.
– Однако с Марьяной вы решили... – возразила было Старуха, но Виолетта перебила ее:
– Для Марьяны важна цель, а не средства! Ты же помнишь, что все детали она отдала на откуп мне. А у меня сейчас как раз зреет такой план!.. О, да Марьяна просто рот разинет!
Энергия так и переполняла Виолетту. Не в силах усидеть на месте от возбуждения, она поднялась и принялась расхаживать по комнате, то и дело затягиваясь сигаретой – теперь она наконец-то могла позволить себе любимое «Собрание».
– Значит, так. Первым делом надо будет позвонить Игнатьеву. Он, по слухам, теперь большим милицейским начальником стал.
– Ох, Пашенька, хороший был мужик! – одобрительно кивнула Старуха. – Бравый, что твой гусар! И чего ты его, дура, бросила?
– Не твое дело. Надо было – и бросила. Потом нужно будет найти Никиту Ордынского, где он теперь может быть – ума не приложу.
– А этого правильно сделала, что бросила. Пустой был мальчишка, не пара тебе совсем. Да что с него взять – одно слово, актеришка!
– Дальше идет Яков. С ним все в порядке, я точно знаю, он у меня под контролем. Жив-здоров, клиника его процветает...
– И вот Яков твой мне тоже никогда не нравился. Скользкий какой-то, глаза так и бегают...
– А еще понадобится из кладбищенских кто-нибудь. Лучше бы из крематория. Может, Клавдия разыскать, если он еще там, конечно?
– Какого такого Клавдия?
– Забыла, что ли? Поэт, высокий такой, с бородой, у Игоря под началом работал.
– Ах этот? Лохматый, с безумными глазами, борода вечно всклокочена? Тьфу, вспомнить противно! Этот-то тебе на фиг сдался?
– Так я же тебе говорю, он в крематории работал. Его, понимаешь ли, это на поэзию вдохновляло! Да, Клавдий – это очень удачный вариант, только бы он еще там оставался...
В своих мучительных поисках работы и денег Виолетта все-таки обращалась не ко всем знакомым. Она изначально привыкла сортировать людей вообще и бывших любовников в частности по степени важности и видам помощи, которую они могли оказать. Кого-то можно было дернуть по любому пустяку, например, попросить перевезти шкаф на дачу, но было немало и тех, кого она до поры до времени берегла. Так, Виолетта не сомневалась, что, скажем, Игнатьев наверняка пристроил бы ее на службу куда-нибудь в МВД, а Белецкий, стоило бы ей только напомнить ему о той неприятной истории с журналистом, обязательно ссудил бы значительной суммой денег – и все же она не спешила набирать их телефонные номера. Она знала, что эти люди могут ей быть полезны в совсем других, возможно, еще более важных делах, и не использовала их до тех пор, пока не возникнет такая необходимость. Но вот теперь, похоже, такой момент настал.
– Да-а, на все эти встречи понадобится время, и немало! – протянула Виолетта. – Что бы такое придумать?
– Чего проще? – пожала плечами Старуха. – Скажи, что захворала, отпросись в поликлинику. В крайнем случае, можно даже в больницу лечь.
– Нет, больница – это слишком рискованно. Не дай бог, вздумают навестить или позвонят врачам о здоровье справиться. С поликлиникой всяко проще. Остановлюсь, пожалуй, на дантисте. К ним надо долго ходить, за один раз обычно не разделаешься. Завтра же разыграю зубную боль!
– А не поверят тебе! – съехидничала Старуха. – Слишком уж у тебя последнее время физиономия довольная!
– А ничего, я сделаю такое же выражение лица, как у тебя. Тогда они сами побыстрее меня к врачу погонят, только чтобы этого не видеть!
– Пресвятая дева, глазам своим не верю! Ужель она, прекрасная Виола? Дай посмотреть на тебя! – Завидев Виолетту, Клавдий начал было подниматься со скамейки, да так и замер, разглядев ее получше. – Все так же демонически хороша! О время, ты над ней не властно!
Он взял лежавший рядом букет чахлых ромашек, неловко стал на одно колено и вручил ей:
– Прими, о муза, скромный дар поэта!
– Спасибо, я так тронута! – Виолетта прижала цветы к груди, стараясь ничем не выдать своих чувств. Выглядел поэт ужасно, он весь как-то высох и сделался еще более неопрятным. Борода и шевелюра, все такие же лохматые, заметно поредели, дужка на очках была сломана, во рту не хватало нескольких зубов.
«А ведь он лет на десять младше меня!» – пронеслось в голове у Виолетты.
– Я так рада тебя видеть! – Она улыбнулась, для чего ей пришлось сделать над собой неимоверное усилие.
– Какое счастье, что у тебя хватило ума не приглашать его в кафе! – проворчала Старуха, брезгливо оглядывая Клавдия. – Со стыда бы перед людьми сгорела, честное слово! Тут, в сквере, по крайней мере никто не видит!
– Можно подумать, ты сама выглядишь намного лучше! – буркнула Виолетта.
– Ты что-то сказала? Прости, божественная, я стал туговат на одно ухо. Старею! – Он сокрушенно развел тощими руками, нелепо торчащими из растянутых рукавов засаленного свитера.
– Я сказала, что ты неплохо выгладишь, Котик! – ответила Виолетта, и поэт весь просиял:
– Ты еще помнишь, как меня называла?
– Конечно, помню. Мне твое имя никогда не нравилось.
– Давай сходим куда-нибудь? А может, – он заглянул ей в глаза и почему-то напомнил собаку, которая выпрашивает подачку со стола, – поедем ко мне? Помнишь, как мы когда-то...
– Конечно, помню, милый! Но, к несчастью, у меня совсем мало времени. Давай лучше посидим, поболтаем. – Она кивнула на скамейку и изящно опустилась на нее, стараясь держаться на некотором расстоянии от кавалера.
Поэт неловко, точно птичка на жердочку, пристроился рядом, не отрывая от нее восхищенных глаз.
– Ты ничуть не изменилась! Все так же юна и свежа, как морозное утро, все так же прекрасна и соблазнительна, как южная ночь! Как тебе это удается? Признайся, ты продала душу дьяволу и получила взамен вечную молодость?
