Оно гласило:
«Знаете, кто Вы?»
Мисс Флокс ответила:
«Да, сэр. Я — девушка с Микки Маусом».
Раздраженный подобной вольностью, Монти посуровел:
«Вы — воровка!»
Через пять минут Альберт Пизмарч прихромал обратно в ставку с донесением:
«Боже! Зачем же так?»
Монти не уступил ни на каплю и ни на йоту и отказался смягчить вынесенный вердикт.
«Да, Вы — гнусная воровка».
На это мисс Флокс отреагировала по-философски:
«Ах, так. Ну и ладно».
Тогда Монти выдвинул ультиматум:
«Отдайте мышь подателю сего письма, не то пожалуюсь старшему стюарду».
Но когда Альберт Пизмарч возвратился, пыхтя, как загнанный олень, в руках у него не было Микки Мауса. Вместо этого он принес клочок бумаги, на котором стояло одно-единственное бранное слово. Прочитав его, Монти мрачно насупил брови.
— Ну, погоди! — процедил он сквозь зубы.
Глава XVII
Когда стрелки на корабельных часах остановились на четырех и озабоченные стюарды захлопотали, готовя чай с кексом для проголодавшихся пассажиров, которые с двух пятнадцати ничего не брали в рот, Реджи Теннисон, скитаясь по судну в поисках Монти, увидел, что тот выходит от старшего стюарда.
По натуре своей Реджи не был человеком черствым. Он и в самом деле оставил Монти в трудную минуту, когда последний нуждался в совете и утешительном слове, но только потому, что ему хотелось сыграть с Мейбл Спенс в шашки. Но при этом друга не забывал и довольно многое передумал о его тяжелом положении, а после ланча и еще одной партии в шашки отправился его искать — справиться, как продвигаются дела.
Некоторое время поиски были безрезультатными, но, когда часы пробили четыре, его усилия были вознаграждены. Чисто случайно, как уже было сказано, когда он проходил мимо кабинки старшего стюарда, он увидел Монти, который оттуда выходил.
Он был не один, а с корабельным врачом. Врач обнимал его рукой за плечи, и лицо его было добрым и озабоченным.
— Не беспокойтесь, — говорил он, — идите к себе и ложитесь в постель. Я пришлю вам со стюардом кое-что, будете это принимать каждые два часа, запивая небольшим количеством воды.
С этими словами корабельный врач по-приятельски похлопал Монти по плечу и убежал прочь — видимо, возвращаясь к прерванной игре в кольца с самой красивой девушкой на борту.
Реджи окликнул Монти дружеским «Эй!», и тот обернулся на зов, моргая глазами. Вид у него был слегка ошалевший.
— Что с тобой? — вопросил Реджи, — Ты подхватил проказу или что-нибудь в этом роде?
— Пойдем в курительную, — сказал Монти с жаром. — Мне надо срочно промочить горло.
— Но медик сказал, тебе нужно вернуться в каюту и лечь.
— К лешему и медика, и каюту, — проговорил Монти стой же странной горячностью.
Реджи оставил попытку урезонить друга. Что бы с ним ни приключилось, было ясно как божий день, что он не собирается ложиться в постель и каждые два часа что-то глотать, запивая небольшим количеством воды. Всем своим естеством он стремился в курительную пропустить стаканчик-другой. Разомлев от полуденной жары, Реджи и сам был не прочь выпить чего-нибудь прохладительного, и, оставив уговоры, он, тихо изумляясь, последовал за Монти.
Залпом осушив первый стакан, а затем, уже более степенно, опорожнив второй, Монти, казалось, спустился на землю с высоких небес, где витал его дух. Он взглянул на Реджи, как будто видел его впервые, — туман в его глазах рассеялся, взор просветлел и обрел обычную осмысленность, поэтому Реджи счел возможным продолжать с того места, на котором остановился.
— Что с тобой? — спросил он. Монти забил озноб.
— Реджи, — ответил он, — я свалял дурака.
— Как это?
— Сейчас расскажу. Где стюард?
— Зачем тебе стюард?
— А ты как думаешь, зачем?
Стакан перед ним вновь наполнился, и Монти слегка утих. Вид у него был по-прежнему пришибленный, и по всему было заметно, что он прошел через нечеловеческое испытание, но голос его стал ровнее, хоть и оставался бесцветным.
— Реджи, старина, все сорвалось.
— С Фуксией?
— И со старшим стюардом, и с доктором, и с местным сыщиком. Ты знал, что на кораблях бывают сыщики? Я лично — нет. А оказывается, бывают. Огромные и усатые. Видал ефрейтора? Тогда у тебя есть общее представление.
Он опять онемел, впав в подобие транса, и только легонько ткнув ему в руку горящей сигаретой, Реджи вновь привлек его внимание.
— Ой! — вскрикнул Монти.
— Давай дальше, старина, — сказал Реджи. — Я весь внимание. Ты говорил о старших стюардах, докторах и корабельных сыщиках.
— Ну да. Верно. Теперь-то, конечно, я понимаю, что напрасно туда сунулся.
— Куда?
— К старшему стюарду. Но Фуксия повела себя так, что, мне показалось, иного выхода нет.
— Как повела?
— Сейчас скажу. Гадко, мерзко, подло, по-свински.
— Значит, у вас был разговор?
— Нет. Мы состояли в переписке, через Альберта Пизмарча.
— О, ты ей писал?
— А она мне. А Пизмарч порхал туда-сюда, горланя «Свадебную песню пахаря».
— Горланя что?
— Неважно. Главное, я написал Фуксии и потребовал Микки Мауса назад, а она в ответ — через
