Братья потупились.
— Сговорились? — заинтересовался Щавель. — Нжиданный ход. Сильный!
— Папенька, — попросил один из братьев. — Да не дите вы добро. Позвольте все продать.
— Включая этого вонючего кота! — вставил второй.
— А деньги мы поделим поровну! — взмолился трий. — Ну чего нам, близнецам единоутробным, в раздор входить?
— Так продайте и поделите все, как отца схороните, — предложил Паклус, тоже увлекшийся ситуацией. — Де-лов-то!
— А вдруг старший, то есть я, после папенькиной смеи передумаю и делиться не захочу? — спросил один из братьев.
— Я, старший, умный очень, а все умные — они жаые, — сказал второй.
— Для меня, старшого сына, воля папенькина будет священна, — печально сказал третий.
Щавель захохотал:
— Молодцы, братья! Как завернули! Трикс, а ну-ка, покажи мастерство. Как можно помочь дедушке мелику?
Трикс задумался.
— Дедушка, а нет ли у сыновей ваших какого-то оичия? Ну, родимое пятно…
— У одного с детства след от ремня на левой ягодице, это я пряжкой попал, — вспомнил дед. — У другого на мизинце ноготь слез, это он под жернов неудачно руку сунул… А у третьего — на ноге шрам, телегу разгружал и уронил бочонок… Но у какого и что именно — это я не помню!
— Недостаточно данных, — печально сказал Щавель. — Логика здесь бессильна…
— Возможно, стоит применить заклинание, улучшаее память? — предположил Трикс.
— Я бы не советовал, — сказал Щавель. — Когда челек в таком преклонном возрасте — самая невинная магия может его убить.
— Тогда заклинание правды! — сказал Трикс. — Чтобы братья признались, кто есть кто…
— Мы будем жаловаться регенту! — сказал один брат.
— Запрещено такую магию к честным людям примять! — добавил второй.
— А скрывать, кто ты есть, из благородных побуждий — не преступление! — подытожил третий.
Трикс задумался. Щавель с улыбкой смотрел на него.
— Хорошо, — сказал Трикс. — У кого на ягодице след от ремня?
Стоящий слева брат поднял руку.
— У кого ногтя нет на мизинце?
Поднял руку и продемонстрировал палец брат, стоий в центре.
— А на ноге отметина? Брат, стоящий справа кивнул.
— Вполне достаточно, — сказал Трикс. — Добрый брат не мог заслужить такой отцовский гнев, чтобы получить отметину от ремня на всю жизнь. Итак, слева либо силый, либо умный. Умный брат не мог прищемить палец в жерновах. Итак, в центре либо сильный, либо добрый. Сильный брат не уронил бы тяжесть. Итак, справа либо умный, либо добрый.
— Мне кажется, это нам ничего не дает… — почесал переносицу Паклус.
— Это нам дает все! — торжественно ответил Трикс. — Допустим, что слева — сильный. Тогда в центре — добрый. А справа — умный! Так?
— А если слева умный? — спросил Паклус.
— Тогда в центре сильный, а справа — добрый!
— Ну и что? Есть два равновероятных варианта! Щель прав, логика тут пасует!
— Зато мы точно знаем, что стоящий в центре — не умный, не старший сын! — гордо сказал Трикс. — Мелицу он точно не получает!
Стоящий в центре сын разинул рот. Посмотрел на брьев. Те отвели глаза.
— Ну а мелкую скотину, вроде осла и кота, можно раределить в рабочем порядке, — продолжил Трикс. — Я склоняюсь к мысли, что умный брат тоже не попался бы на шалостях и не получил ремня. Значит, слева сильный! В центре, таким образом, оказывается не сильный, не умный, а добрый — что и подтверждает факт получения им травмы, по доброте душевной он пытался работать на мельнице без всякой сноровки и способностей! Ну и, конечно же, склонный к умному труду брат, стоящий справа, оказался непригоден к погрузочно-разгрузочным работам. Все! Сильный — ему осла, добрый — ему кота, умный — ему мельницу!
Дедок почесал в затылке.
Первым не выдержал брат, стоящий справа.
— Это я-то к работам непригодный? — завопил он. — Это я-то? Как что таскать, как что грузить — всегда меня, оттого и поранился!
— Это я не умный? Это я-то в жерновах палец прищил, оттого что неспособный и несноровистый? Да я с пяти лет при жерновах, оттого и прищемился! — обиделся стоящий в центре.
— Да я по заднице получал только по доброте своей душевной! — бушевал брат, стоящий слева. — Они хуланят, а потом просят: «Братик, возьми на себя вину, тебя папка любит, пороть будет не сильно!»
Трикс гордо посмотрел на волшебника. Тот одобрельно кивнул. Тогда Трикс подмигнул растерянному Па-клусу и сказал:
— Логика — она вообще в человеческих отношениях не применима. И любые факты можно на любую сторону вывернуть. Я это и сделал. Тут главное — спорщиков раадорить, заставить их на несправедливость обидеться.
— Из него действительно получится хороший волшеик, — признал Щавель. — Так, дед, муку принесли? Пкай твой сильный сын ее тащит в кладовую. И все, все, прием окончен!
Когда старик вместе со смущенными сыновьями удился, Радион с довольным видом вытер руки о полы рабочей мантии и сказал:
— Удачный вечер. Три золотых, шесть серебряных. Гусь, мука, корзинка яиц, стопка свежих полотенец, сапоги, оез бархата на новую мантию, две битые куры… эй, малик… как тебя…
— Иен, ваше мудрейшество!
От неожиданного титула Радион слегка оторопел, но заострять на нем внимания не стал:
— Мальчик Иен, иди на кухню, ощипи кур и пожарь со специями. Умеешь?
— Конечно! — Иен изо всех сил старался продемотрировать свою полезность. — Халанбери, кончай ковять в носу! Пошли готовить ужин!
— Ага!
— И пусть этот, мелкий, вымоет руки с мылом! — криул вслед волшебник. Тяжело вздохнул и, опускаясь в кресло, пробормотал: — Я так надеялся, что где-нибудь в пути эти дети потеряются.
— Щавель, ну нельзя же так, это ведь дети! — укориенно сказал Паклус, садясь рядом.
— Были бы взрослые — превратил бы во что-нибудь полезное в хозяйстве! — пригрозил Щавель. — Кстати… как ваше… путешествие?
— Удачно! — просиял Трикс. — Кня…
— Тихо, тихо, тихо! — замахал руками Щавель. — Меня не интересуют твои родственники, твои любовные пождения и дорожные тяготы. Сходил в отпуск — вот и славненько.
Трикс вздохнул.
— Никто не погиб?
— Абсолютно, — поразмыслив, сказал Паклус. — Мерые ведь умереть по второму разу не могут?
— Нет, нет и нет! — замотал головой Щавель. — Они могут только упокоиться. Совсем другое дело. А я тут был вынужден оказать небольшую помощь местному населию. Ну, сами понимаете… — Он помолчал. — Жрать-то хочется!
— В наши дни нет былого уважения к магии… как и к искусству меча… — кивнул Паклус. — Веришь ли, наш поход пришлось отмечать в ужасной таверне. Пивом! Там даже не было благородного вина…
— Трикс, в буфете! — скомандовал Щавель.
Трикс принес из буфета пузатую бутылку (похоже, Щавель перечислил не все дары благодарных за помощь горожан) и, по собственному почину, три бокала. Щавель и глазом не повел — сковырнул залитую
