отметил, что магия во владениях Исмунда развита слабо и знаменитых волшеиков тут не водится. Ну а Халанбери только поинтересался, умеют ли подданные барона делать знаменитую самаршанскую халву или уже разучились.
Несмотря на то что на землях Исмунда с давних пор проживало множество самаршанцев, нынче они уже мало отличались от прочих граждан королевства. Длиннополые накидки уступили место штанам и рубашкам, женщины больше не прятали рот под тугой повязкой (почему-то в Самаршане считали, что приличная женщина не должна показывать свой рот чужим — скорее всего самаршанцы таким образом ловко избавились от необходимости водить своих жен на пирушки и выслушивать от них замечания при посторонних). В деревнях повсюду держали кур, корых самаршанцы считают грязными животными, ибо они едят червей, а черви едят мертвецов, значит, тот, кто ест курицу, пожирает своих предков. Единственное, что выдавало происхождение местных, так это чуть более теая кожа и слегка раскосые глаза.
Деревни здесь встречались часто, и три ночи подряд путники проводили в тавернах. Но на четвертый день, когда вдали уже показались башни Гивы — главного гора баронства, случилась неприятность.
Вначале зарядил дождь — нудный осенний дождь, ривший поквитаться за затянувшееся бабье лето. Дороги быстро раскисли, и благородный жеребец волшебника внезапно показал себя не с лучшей стороны — поскольулся, упал, уронив Щавеля в лужу — и захромал. Вначе волшебник почем свет ругал глупого коня, потом прялся его успокаивать и осматривать ногу. Ничего утешельного он не обнаружил.
— Месяц поправляться будет, — забинтовывая распуую ногу животного, сказал он. — В ветеринарной магии я не силен. До города дохромает… там придется продать.
Засунув руку в карман, волшебник достал тощий келек, заглянул внутрь и печально добавил:
— И покупать новую лошадь. М-да…
До города жеребец действительно дохромал — Щавель шел пешком. На воротах волшебник поинтересовался адром ближайшего лошадника и ближайшего колбасника. Конь насторожился.
К счастью для нее, лошадник, осмотрев ушибленную ногу, назвал приличную цену и визита к колбасных дел мастеру удалось избежать. Заодно Щавель продал и позку с кобылой, после чего повеселел и отправился в ближайший трактир. Поужинав и выпив бутылку вина, волшебник стал совсем благостным. Для Трикса, Иена и Халанбери была снята комната, а сам Щавель отправился «знакомиться с прославленной ночной жизнью Гивы».
Трикс не возражал. Ребята устали так, что тут же палились на койки. Халанбери уснул мгновенно, Иен уел снять башмаки. Аннет присела на подоконник, печало посмотрела на дождь, который только усиливался, и отправилась ночевать к Триксу в карман мантии.
Да и Трикс держался недолго. В свете единственной свечи он некоторое время разглядывал книгу «Тиана», борясь с искушением открыть ее и прочитать. Потом спрал под подушку, задул свечу и уснул.
Утром Радион Щавель обнаружился в комнате, хотя Трикс точно помнил, что перед сном задвинул засов на дви. Волшебник был хмур и неразговорчив — видимо, зномство с ночной жизнью города оказалось неудачным.
— На хорошем экипаже до Столицы меньше недели пути, — сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Пешком будем идти недели три, а если упадет снег — то и больше.
— Здесь снег нечасто бывает, — блеснул образованнтью Иен. — Да и что такое три недели…
— Волшебники не ходят пешком! — гордо ответил Щель. — И три недели… это тебе ничего, а для меня, немодого человека, изрядный срок!
Трикс, вспомнив, сколько вчера выторговал за лошадей и повозку Щавель, робко поинтересовался:
— А нанять экипаж денег не хватит?
— Уже нет, — мрачно ответил Щавель.
— Тогда, наверное, надо их заработать? — наивно сприл Трикс.
— Запомни, мой мальчик, больше всего на свете… ну, после хождения пешком, конечно, волшебники не любят… работать! — Последнее слово Щавель произнес с отврением. — Маги любят придумывать заклинания. Сореоваться. Даже воевать! Но работать…
Он помолчал, потом печально добавил:
— Наверное, придется… Но помогать лавочникам усоить свои делишки я больше не намерен. Умойся и писть одежду, мы отправимся на аудиенцию к барону!
— А одежда чистая, — похвастался Трикс.
— Мою одежду почисть, — пояснил Щавель. — И проси на кухне кусочек жира, завернешь в тряпицу и нистишь мне сапоги до блеска… Да, Трикс! Ты не встречал барона Исмунда? Возможно, он знал твоего отца?
— Вроде как нет, — признался Трикс.
— Странный этот Исмунд, — пояснил Щавель. — В ноде его любят. Но все обязательно уточняют, что больше всего барон славен любовью к азартным играм. Ладно, иди занимайся делом.
Трикс довольно быстро сумел почистить мантию воебника и до блеска извозить салом сапоги. Все- таки клаическое образование юного аристократа включало в себя много полезных навыков, помимо танцев, чтения летопей и зубрежки родословных. Щавель тем временем опоснулся в лохани и надушился южными благовониями (видимо, из уважения к самаршанскому происхождению барона). Иену и Халанбери было велено вести себя прично, гулять только в людных местах (Щавель зловеще намекнул про весьма ценящихся в близком Самаршане малолетних светлокожих невольников) и к вечеру веуться в трактир. Как ни странно, но больше всех предреждение напугало Аннет. Поинтересовавшись у Трикса, есть ли в ней нужда, она добровольно вызвалась сопровдать мальчишек.
— Цветочная душа, — философски заметил Щавель, когда они с Триксом вышли из трактира. — Вроде и ругтся на всех, а при этом — беспокоится. Надо признать, что магические существа вовсе не обязательно несут в себе зло.
— Господин волшебник, вы думаете, барон нам помет? — поинтересовался Трикс.
Щавель искоса посмотрел на ученика.
— Ты сам как думаешь? Если бы к твоему отцу пришел… э… известный и уважаемый волшебник и попросил карету для поездки в столицу, к королю по важному делу?
— Это смотря какое настроение было бы у отца, — чесо ответил Трикс. — Если вечером, и веселое, то мог бы и дать. А если утром, и подавленное, то прогнал бы. Или соврал чего.
— Исмунд вообще не пьет, — с отвращением сказал Щавель.
— Еще от придворных волшебников многое зависит, — продолжал Трикс. — Они же все считают себя самыми великими. И если бы отец дал чего другому волшебнику — придворный маг бы обиделся. И начал бы и себе тровать…
— Понятно. — Щавель кивнул.
— Хотя вообще-то папа добрый… был… — Трикс золчал и отвел глаза.
Некоторое время они шли молча, потом волшебник положил руку ему на плечо:
— Не стыдись своих слез, ученик. Это хорошо, что ты любишь своих родителей. Но все мы смертны, рано или поздно.
— Кроме витамантов, — мрачно сказал Трикс, стыдясь своей слабости.
— Ты бы хотел видеть отца таким, как рыцарь Ара-дан? — спросил Щавель. — А ведь это даже не оживший покойник, это лич… Смерть не обманешь!
— А что будет после смерти? — спросил Трикс.
— Тут есть разные мнения, — охотно поддержал раовор Щавель. — Некоторые ученые говорят, что смерть — это полное небытие. Тьфу на них! Скальды варваров уерждают, что после смерти храбрые воины получают в свое распоряжение замок, толпу прекрасных девушек и кучу слуг, а также личное поле брани и неограниченное число врагов… как по мне, так утомительно и однообразно, верно? Самаршанские мистики верят, что после смерти Высшее Божество собирает все грехи и подвешивает к твоим ногам, а из добрых дел вьет веревку — и ты должен выбираться по этой веревке из Теснины Страданий на Гору Блаженства… причем Высшее Божество может еще дуть на тебя… не помню, в каких случаях снизу, а в каких — сверху…
Трикс, который был слаб в вопросах теологии, так знтересовался, что недостойные волшебника слезы
