сами высохли на его щеках.
— Наши жрецы склоняются к мысли, что раньше мом правили семнадцать богов и богинь, но все они были лишь разными сторонами личности Высшего Божества — настолько оно разностороннее и многогранное. Один бог повелевал войной, другой — медициной, третий — погой, и так далее… Но потом Высшему Божеству наскучо по мелочам вмешиваться в людские дела. Оно решило воплотиться в человека, прожить полную тягот и лишений жизнь, тем самым изменив род людской и весь мир челеческий к лучшему.
— Это получилось?
— И тут нет согласия, — вздохнул Щавель. — Ортодоы считают, что получилось, и теперь после смерти все люди попадают в чудесный новый мир. Агийские еретики утверждают, что воплощенное в человека Высшее Божтво некоторое время жило среди людей, но так в них разочаровалось, что вообще ушло из мира и занялось самознанием, а все люди после смерти незримыми духами витают вокруг Божества и ждут, пока то освободится от дел. А вот горские знахари уверены, что Божество никоа и не просыпалось, что весь наш мир — это его страшный сон. И после смерти люди снова рождаются, ничего не помня о прошлой жизни. Хорошие люди рождаются умни, красивыми и богатыми, а дурные люди — уродливыми бедными дураками. Поэтому горцы обычно сразу убивают уродливых, продают в рабство бедных, а над дураками издеваются — ведь эти люди чем-то сильно провинились в прошлой жизни.
— Так кто на самом деле прав? — не выдержал Трикс.
— А кто его знает? — пожал плечами Щавель. — Нколько раз великие волшебники пытались с помощью магии связаться с Высшим Божеством и узнать, в чем смысл жизни и что происходит после смерти. Например, первая ассамблея волшебников увлекалась этим в полном составе. Однажды коллективными усилиями они состили такое мощное вопросительное заклинание, что даже получили ответ.
— Какой?
— Цветок герани, стоявший на окне, вспыхнул ярким пламенем и горел, не сгорая, три дня и три ночи. На стол, вокруг которого сидели волшебники, упала с неба моовка. А у тех волшебников, что были женаты, волосы стали зелеными.
— И что это значит?
— Пятеро волшебников сошли с ума, пытаясь догаться. А остальные плюнули, герань погасили в ведре с водой, морковку съели, волосы перекрасили и больше ерундой не занимались. Понимаешь, Трикс, не в человеских силах постигнуть ход мысли Божества… О, кстати, мы пришли.
Дворец Исмунда ничуть не походил на самаршанские постройки — это был строгий дворец с колоннами у входа и мощным фронтоном над ними. Наверное, таким образом барон подчеркивал свою преданность королевству, нмотря на инородное происхождение.
Двери во дворец были открыты, стража у ворот прустила волшебника с учеником без всяких вопросов. Зато сразу во дворце Щавеля немедленно взял в оборот немодой властный мужчина, сидящий за большим письмеым столом. Одет он был по какой-то необычной моде — в лакированные ботинки, темные прямые штаны, белую рубашку и темный сюртук неудобного покроя. Вокруг шеи у него почему-то была повязана яркая красная лента, свающая почти до пупа. Все попытки волшебника что-то объяснить мужчина отмел сразу.
— Я младший церемониймейстер барона, — вручая Щелю свиток пергамента, объяснил он. — Все желающие пройти на прием должны заполнить эту анкету.
— Я волшебник!
— Это хорошо. Значит, умеете писать почти без ошибок.
— А если бы я вообще не умел писать и читать? — сприл волшебник.
— Наняли бы писца. Вон они, на той скамейке ожидт клиентов.
— А если бы у меня не было денег на оплату писца?
— Как вы полагаете, — едко спросил младший церемиймейстер, — достоин ли отнимать время барона неоазованный и бедный человек?
— Ясно, — мрачно забирая пергамент, ответил воебник.
— С вас одна серебряная монета за анкету, — добавил церемониймейстер.
Щавель крякнул, но безропотно расплатился.
— Я слышал про такие штучки, — пояснил он Триксу. — Это называется столовластием.
— Столовластием?
— Ну да. Все вопросы решаются заполнением бумажек, которые рассматривает специальная порода людей — човники. Идиотизм, конечно, я бы ему все объяснил на словах в пять раз быстрее. Но давно хотелось посмотреть, как эта система работает… Так… ого… тридцать четыре вроса. Ну ладно…
Щавель присел за стоящий в стороне свободный стол, презрительно осмотрел старое неочиненное перо, лежащее рядом с чернильницей, полной засохших чернил, достал красивый свинцовый карандаш в замшевом чехольчике.
— Так-так-так… Анкета для домогающихся аудиенции… Так. Имя и прозвище. Радион Щавель… Предыдущее имя и прозвище, если таковые были… Хм. Не менял… Возраст… Ну, допустим… Пол… Они издеваются? Мужской! Пол до смены, если таковая была…
Щавель удивленно посмотрел на Трикса:
— Наверное, в этом есть какой-то смысл, да? Так… Он снова принялся заполнять анкету, время от времи комментируя свои действия:
— Имя отца… Имя матери… Есть ли родственники в Самаршане или на Хрустальных островах… Кто по проиождению — человек или иное существо… Не замышлял ли зло против королевства и короля? Не замышлял ли зло против барона… Очень дотошные люди! В каком возрасте выпал первый молочный зуб…
Этот вопрос вогнал Щавеля в оцепенение.
— Очевидно, это тоже зачем-то нужно… — сказал он. — Но зачем? И… я совершенно этого не помню! Когда у тебя выпали молочные зубы?
— Тоже не помню, — сказал Трикс. — Халанбери надо спросить…
— Ничего, напишем — в пять лет, — решил волшеик. — Я думаю, это примерно тогда случается… В каком возрасте вы перестали… Нет, они все-таки издеваются!
Дальше Щавель писал молча, лишь временами вздривая и пораженно перечитывая вопросы. На последний вопрос — «цель визита» он ответил красивым словом «аиенция», после чего направился к младшему церемониейстеру.
— Надо было заполнять чернилами, — не глядя на пеамент, сказал чиновник.
— Почему вы сразу не сказали? — оторопел Щавель. — Или когда увидели, что я пишу карандашом?
— Я не обязан смотреть, чем вы пишете! — вспыхнул младший церемониймейстер. — И все объяснять тоже не должен. Вы могли спросить, я бы ответил!
— Хорошо. — Щавель встряхнул пергамент. — Слово — рабочий инструмент мага, и не важно, как оно записано — карандашом, чернилами или кровью сердца! Слово несет в себе смысл, который не меняется от формы. Повинуясь
воле могущественного мага, слова на этом пергаменте иенили свое начертание — и превратились из карандаых штрихов в чернильные линии — из самых лучших чернил, что существуют в мире, созданных из глубоковоой твари каракатицы и отборных квасцов!
Чиновник с легким любопытством глянул на пеамент. Строчки и впрямь выглядели написанными чеилами.
— Волшебник, значит… — пробормотал он. — И впрямь… Так. Цель визита — аудиенция. Это как-то странно звучит!
— Почему? — напористо спросил Щавель.
— Ну… в анкете же спрашивается, какова цель вашей аудиенции, а вы отвечаете — аудиенция!
— И в чем я соврал?
