койка в алькове — явно предназначавшаяся для ребенка. Иена и Халанбери Тимин отвел в комнату для слуг, пустующую, похоже, уже много лет.
Заперев на засов дверь, Щавель молча обошел комну, особое внимания уделив шпингалетам на окнах, а тае проверив шкафы и заглянув под кровать. Ничего опаее старого ночного горшка он не обнаружил, но это его не успокоило.
— Ложись не раздеваясь, — велел он Триксу. — И птарайся не уснуть.
— Что-то случится? — робко спросил Трикс.
— Конечно, — набивая трубку, ответил Щавель. Он уселся на кровати и загасил свечи в канделябре. Легкий красный отсвет тлеющего табака совсем не разгонял теоту. — Понимаешь ли, ученик, все в мире подчиняется законам логики и красоты. После того как мы наткнулись на деревню со странными крестьянами, проехали по теому лесу в вечерний час, встретили старого оруженосца, который увиливает от ответов, — все уже предрешено.
— Тут скрыта какая-то жуткая тайна, — сказал Трикс. Щавель вздохнул:
— Тайна? Да, конечно. Жуткая? Отчасти. Скорее, грусая тайна, мой маленький друг. Слышал ли ты когда-нудь историю о рыцаре Огусто?
— Нет, — признался Трикс.
— Это случилось давно, во времена моего деда, — скал Щавель. — В те времена в королевстве свирепствова Красная Чума. Заболевший ею вначале покрывался синими пятнами, потом истекал зловонным зеленым пом… а потом умирал.
— Почему же она Красная? — спросил Трикс.
— Потому что было одно-единственное лекарство от чумы. Три дня подряд пить человеческую кровь. Иногда в больших семьях так спасали заболевших детей — все давали ребенку часть своей крови, и болезнь отступала… Но для людей, которые очень хотели вылечиться, но не имели целой кучи любящих родственников, существовал и другой путь раздобыть много крови…
— Угу, — прошептал Трикс, чувствуя, как покрывается холодным потом.
— Рыцарь Огусто был одним из тех, кто не щадя своих сил боролся с чумой. Вместе с другими рыцарями он стл в карантине, не давая чуме распространиться. Пресловал бандитов, которые ради спасения от чумы готовы были убивать невинных людей. Он был славным рыцарем, но чума не обошла и его.
— Я понял, — сказал Трикс.
— Нет, ты не понял. Все рыцари из отряда Огусто прли к нему и предложили дать свою кровь. Никто бы не погиб скорее всего! Но Огусто отказался. Он сказал, что должен дать пример того, как надо стойко принимать свою судьбу. Не вводить в искушение других людей своим чесным спасением. И что он не вправе спасаться таким способом, за который раньше преследовал других…
— Он умер? — спросил Трикс.
— Конечно. Но ты же понимаешь, ученик, что баллады и предания складывают не про тех, кто вел обычную жизнь, а про тех, кто совершил что-то удивительное. Редкое. Човек может быть сколько угодно праведным, пока беда не коснется его самого. А вот тогда… тогда он способен стать тем злом, с которым сам и боролся.
Щавель вздохнул и поднялся. Отложил трубку. Лонько стукнул посохом — и на рукояти загорелся бледный голубой огонек.
— Идем, Трикс. Я полагаю, что самое время.
Трикс шел вслед за Щавелем по темным коридорам усадьбы. Они прошли из главного здания в левый флигель. Стали медленно, осторожно, подниматься по винтовой лестнице — пока не остановились перед прочной дубовой дверью. Сквозь щель в двери пробивался слабый свет.
Здесь Щавель остановился. Тронул Трикса за плечо и указал ему на обитый железом засов, закрывающий двери снаружи. Впрочем, сейчас засов был отодвинут.
— …придет, — донесся до них слабый, незнакомый гос. — Даже не сомневайся.
— Позвольте увезти вас отсюда, сэр Гиран! — это говил Тимин. — В лесу есть одна сторожка, вы поживете там день-другой…
— Мой верный слуга… — печально ответил сэр Гиран. — Я столько раз просил: не говори про меня слово «жил», «поживет», «проживает»…
— Сэр Гиран…
— Не надо. Я помню молодого мага по имени Радион Щавель. Я видел его глаза, когда мы сражались с витамаами. Он все понял, и он придет. Я даже полагаю, что он стоит сейчас за дверью. Входите, господин волшебник!
Щавель откашлялся и распахнул дверь. Вслед за воебником Трикс опасливо вошел в круглую комнату на вершине башенки.
Окна комнаты были забраны толстыми железными решетками. Обстановка была аскетичной, суровой — проая кровать, маленький столик, один стул. На столе лежа обглоданная курица. Сырая курица. На кровати, под усеянным темными пятнами одеялом, лежал старик с зеноватым, неподвижным лицом, на котором лихорадоо блестели глаза. Рядом на стуле сидел грустный, подленный Тимин.
— Не спится, господин волшебник? — печально сприл он.
— Как и тебе, верный слуга, — ответил Щавель. — Как и тебе, отважный рыцарь Гиран Арадан. Спасибо за прлашение войти. Я вижу, твой ум столь же проницателен, как и раньше… когда ты был живым.
— Спасибо на добром слове, — ответил зеленоватый старик. — Но если честно, я приглашаю тебя войти вот уже второй час, каждые десятятнадцать минут. Я был увен, что ты придешь, но не знал, когда именно.
— Как же это случилось, Гиран? — спросил Щавель.
— Как или почему?
— Вначале — как. Потом — почему.
— Я умирал, — просто ответил рыцарь. — От старости. Это было пятнадцать лет назад. И надо же было такому случиться, что в ту ночь, когда я готовился покинуть этот мир, в усадьбу постучался витамант.
— Витамант? На королевских землях? Пятнадцать лет назад? — Щавель был не просто удивлен, он был растерян и возмущен.
— С ним была королевская стража, мой друг. — Гиран вздохнул. — Это была тайная миссия с Хрустальных остров, витамант ехал к королю Маркелю для секретных пероворов. Обычное дело, ты же понимаешь, война уже дао закончилась, надо было налаживать какие-то контакты, искать точки соприкосновения…
— Да ты стал настоящим политиком, — пробормотал Щавель. — Ну, допустим…
— Витамант и стражники попросили пристанища на день. Они путешествовали тайно, ночами. Я счел, что не будет большой беды, если перед смертью я поговорю со старым врагом… что пристало королю, то не зазорно и его слугам. И тогда Гавар…
— Гавар? — воскликнул Щавель. — Гавар Вилорой? Рыцарь-маг?
— Он самый, — кивнул старик. — Да, я помнил, что когда-то мы скрестили с ним мечи… но все это было не важно в последний час. Гавар выслушал мою историю и предложил мне… свои услуги.
— Предложил тебе стать зомби?
— Нет-нет, не зомби! — возмутился старик. — Я же еще не умер к тому моменту. Он предложил мне стать личем, живым покойником, обманувшим смерть и обратившия в ходячий труп, сохранить и разум, и чувства…
— Я полагал, что личем может стать только волшеик, — задумчиво сказал Щавель.
— Нет, не обязательно. Витаманты таких, как я, назают полуличами… магией мы не владеем, как и при жии, но остаемся не-мертвыми.
— И что в тебе изменилось после преображения? — спросил Щавель. — Ты уж извини, старый боевой соратник, что я тебя допрашиваю. Но обычно поговорить с нежитью не удается.
— Ничего-ничего, я понимаю, — успокоил его Гиран. — Ты знаешь, изменилось многое. Перестали болеть старые раны. Дышать не обязательно… ну, когда не занят раовором, конечно. Я стал сильным и быстрым как в модости…
