передёрнуло:
- Почему я должен здесь сидеть? На нервной почве? Зачем?!. Я же тороплюсь! По ходу жизни.
Тогда длинный неторопливо вытер руки о стёганые ватные штаны и поднялся с бревна. Вытянув шею, он стоял теперь лицом к дороге. В каком-то из автобусов засигналили. Кеша попытался вскочить.
- Мужик, что за дела? - весело дёрнул его парень за меховой ворот, усаживая снова. - Пришёл, хамишь тут. У тебя шубу просят померить, а ты жмёшься, как сволочь. Я же лично с тобой - по-хорошему, правильно? Мне лично для тебя - не жалко: хочешь - на, мерь мой куртафан! Видишь, классный?.. Бери! Без вопросов. Я же вот не жмусь.
Он в самом деле начал было расстёгивать свою затёртую фуфайку, прожженную в нескольких местах, с короткими до смехотворности рукавами.
- Ты примерь, не стесняйся! Мой куртафан тебе в самый раз будет, - уговаривал парень, - Видишь, он модный, куртафан. И рукава почти целые. Насовсем бери, если нравится! Если тебе идёт, конечно. Я не против... А ты - за свой полупердон, что ли, переживаешь? Тебе что, жалко его, что ли?! - безмерно поразился он. - Вот эту вот лянгу рыжую тебе для человека жалко, да?!. Чудно дядино гумно. Ну, что, махнулись?
Было слышно, как один из автобусов отъехал.
- Погоди, Зуй, - сказал молодому коричневый старик, чутко прислушиваясь. - Человек выпить хотел. Кормач, налей ему. По марусин поясок.
В руках у Кеши оказался гранёный стакан, налитый до рубчика.
- Совсем другой разговор, - приободрился Кеша. - За мирное сосуществование верхов и низов! За наше с вами взаимопонимание, то есть.
Он глянул на старика мельком и выдохнул было 'ху!', собравшись выпить, однако ради вежливости спросил непринуждённо:
- Так, где же ваши зубы?
Старик недовольно дёрнул рассечённой бровью.
- Где-где! - от души рассмеялся парень. И пояснил за старика, отворачиваясь: - У кума оставил...
- Пей, - брезгливо разрешил старик. - Тебе выпить надо было. Ты - выпей.
Кеша торопливо опрокинул в себя половину и не почувствовал вкуса водки.
- Всё. Я в автобус, - привстал он. - Один ещё стоит. Мне вообще-то всё равно, в какой.
- Ты допей сначала, чмо! Тебе же как человеку налили! - возмутился молодой. - Допьёшь и вали... Но если ты себя за полчеловека считаешь, вылей половину. Кто тебе мешает?
И добавил со странной проникновенностью:
- Дыши ровней, Капустин: помнём да и отпустим.
- Какой ещё Капустин!? Я Шальин, между прочим...
Кеша вздохнул - и допил.
Стало слышно, как на дороге снова засигналил автобус. Если сейчас на склоне холма появится Уховёртка, то он на ней - женится. Загадав, Кеша обшаривал торопливым взглядом молодой ельник... И будет верен одной ей, этой самой пресловутой, нервной Уховёртке, до самого гроба, будь она неладна со своей малой нуждой... Да, именно: женится. Бесповоротно. Чего бы она потом не выкомаривала...
Он наскоро простил ей всё заранее, готовый страдать и терпеть, лишь бы Уховёртка выскочила сейчас из зарослей на своих стоптанных каблучках-копытцах! Лишь бы заорала с холма, лишь бы замахала смуглой лапкой с обломанными, наполовину вишнёвыми, ногтями, лишь бы крикнула людей из автобуса... Как пить дать, женится!
- Пускай теперь закусит, - вяловато сказал старик.
Автобус вдалеке просигналил ещё раз. Потом двинулся медленно, судя по звуку. И там, на грейдере, стихло всё. Старик с парнем деловито переглянулись. Но длинный прислушивался по-прежнему.
'Разве Бронька уехала бы? А этой... козьей ножке хоть бы хны', - тосковал Кеша, обидевшись на Уховёртку раз и навсегда.
И понял:
'Трясётся в автобусе, среди народа, головой во все стороны вертит от счастья. К монаху безнаказанно пристаёт... Верь после этого женщинам, ибо... Ибо...'
Умное слово, привязавшееся к нему ещё в автобусе, как банный лист, мешало Кеше. Оно снова застопорило все мысли напрочь. Но Кеша сморгнул его с ресниц усилием воли.
'Нет, только бы выбраться! Тогда - никаких женщин вообще. Клянусь!.. - в панике обещал он кому-то. - Ни на одну не гляну. Точно: придётся тогда жить по-другому. С одной Бронькой только. Пешком до неё дойду, гадство. Похороню себя в Буяне навечно! Пропаду пропадом под их большими снегами и кедровыми крестами... Если только...'
Наконец и длинный перестал вглядываться в сторону грейдера. Он опустился на корточки перед костром и, принялся подкладывать наломанный загодя хворост. Невысокий огонь ожил и заплясал, и ясный воздух над ним задрожал прозрачно и трепетно.
- Всё, - сказал длинный старшему, грея руки над костром. - Там дорога чистая.
- Рано, - отозвался старик. - Не видишь? Ботало. Вылезет на верх - уйти не успеем.
Тем временем парень достал из-за бревна костлявый куриный бок. Нахмурившись, он сдул с него пепел и даже сбил щелчком какой-то невидимый сор:
- Эй! Держи. Тут тебе и пососать, и понюхать хватит... На. Гуляй, Капустин! На всю катушку.
Только теперь Кеша заметил на снегу рыжие куриные перья, белёсый мелкий пух, колеблемый слабыми воздушными токами.
- Не хочу! - сказал Кеша про куриный бок. И отвернулся, заносчиво вздёрнув подбородок. - ...Да сказал же вам - не хочу!!!
Парень вдруг оживился:
- Ну, детский сад! 'Хочу-не хочу'. Слушай, Капустин, тебя наверно в детстве мало ремнём пороли, а? Давай проверим - пороли, нет?
Обшаривая кешины карманы, парень теребил его неприятно и жёстко.
- Ой, непоротый. Точно - непоротый!.. - приговаривал он почти про-себя. - Ишь, топырится... Не нравится, что ли тебе? Капустин? А зачем же ты тогда пришёл? А, вонючка? Ты выпить за одно своё 'спасибо', оказывается, пришёл! Так что ли?.. Гляди-ка, документы у него есть!
Теперь парень листал кешин паспорт, нарочно слюнявя палец.
- Точно, городской, - отметил Зуй с удовольствием. - С пропиской!
Длинный поднялся над костром. Он глядел в огонь неотрывно и угрюмо.
- Ты каким местом расплачиваться собирался? - старый, будто по рассеянности, пнул Кешу по лодыжке, и он взвыл от боли.
Длинный обернулся от костра.
- Нечай! - негромко сказал он. - Мы как договаривались?
Старик молчал, потирая бревно ладонями.
-- До Стасовки десять километров, - хмурился длинный. - Пока пешком доберётся, пока настучит... В ночь за нами никто не кинется.
- Не скоро, конечно, доберётся. Если синеглазку на грейдере не поймает, - усмехнулся старик.
- Как он ещё к нам из автобуса гостей не навёл? - удивился парень. - Чуть назад с бугра не сквозанул. Вот бы растрезвонил.
Он засвистал что-то беззаботное и сунул паспорт в свой карман.
Нехотя поднявшись с бревна, старик побрёл вдруг в сторону, к хворосту. И длинный сразу двинулся за ним следом. Чутко прислушиваясь, Кеша смотрел, однако, себе под ноги.
- Лыж у нас нету. А без лыж, по снегам... - вполголоса рассуждал старик на ходу. - Далеко не уйдём. Накроют. Вынесла его нелёгкая... Верней было бы его...
- Попрощаюсь я тогда с вами, Нечай, - предупредил длинный, приостановившись.
Но старик был спокоен:
- Были бы у нас лыжи. Пускай бы тогда шёл. Со своей ксивой. На все четыре стороны. А так...
Теперь они молчали оба. И чёрные вершины елей тяжело шумели над ними.
