под полушубок и прижал под ребро нечто острое. Кеша вытаращил глаза, замотал головой, соглашаясь на всё.
- Курить!.. Дайте покурить!!! - прокричал он сквозь чужие ненавистные пальцы, пахнущие скверным табаком и куриным мясом.
Вороны не испугались его крика и даже не отскочили, только подняли головы выше. Длинный человек, снова присев на корточки перед костром, поворошил угли прутом. Они были подёрнуты пеплом - таким же сизым, как колючие шишки репейника, торчащего из снега неподалёку.
- Покурить! - кричал Кеша. - Дайте!
- Ну, угости его, - сказал старик с равнодушной тоскою в голосе.
Молодой нехотя убрал руки. При этом что-то легко клацнуло снова. Обернувшись на звук, Кеша увидел только, как он прячет в карман штуковину нестрашную и даже весёлую - наборную, цветную будто детский леденец, штуковину в металлической оправе, размером с футляр для зубной щётки.
Порывшись в карманах фуфайки, молодой достал пачку сигарет. Они торчали не фильтром наружу, а обратными концами, и были все - разные. Кеша выбрал ту, которая была длиннее прочих.
- Слушай, а ты, часом, не коммунист? Самую дорогую хватанул! - озадаченно заметил парень, оглядываясь на старика и давая Кеше прикурить от едва занявшегося прута, выхваченного из костра. - Носом только не дуй. На огонь носом не дуй, сказал!!! Гаснет.
- Я?!. - удивился Кеша, с достоинством выпустив клуб дыма. - Я... потомственный. Конечно. Мой дед - герой гражданской войны, между прочим. Непризнанный. Защищал интересы. В составе бригады, успешно. И я сам всегда на стороне... хм, всех угнетённых масс!
Кеша закашлялся.
- А если ты коммунист - кури, падла, 'Приму'! - вдруг, перейдя на шопот, вызверился старик. - Ты одну 'Приму' должен курить, падла, если ты - коммунист! С народом ты, коммунист, во всём должен быть. Хрен ли ты дорогую вытянул?
- Эй, Капустин! Забыл что ли? - опять развеселился молодой. - Ты же всё лучшее простым людям обязан отдавать. А не себе загребать, кишка!.. Иначе какой же ты коммунист?
- Ну... Я вообще-то больше, конечно... У меня совсем иной уровень образования! И - запросы. Возросшие. Соответственно, - оправдывался Кеша, торопливо глотая дым. - Я давно перерос коммунизм! Парадокс, но... Западная культура, Бодлер... 'И зачумлённого не принесёт плода'! Моя общественная деятельность...
- А-а! Демократ, - вдруг шагнул к нему от костра длинный, словно обрадовался долгожданной встрече. - Народу, значит, служишь... Ах ты, крыса. Так служишь, что сирот полна Россия.
- Брось, Кормач. Охота вам тубанить, - не одобрял серьёзного разговора парень. - Дядька Нечай! Вон, Кормач опять завёлся. Скажи ему! А то кровью изойдёт. Как в прошлый раз.
Старик, однако, молчал. Тогда парень встал и оттеснил от Кеши длинного:
- Тихо, Степан. Какой он демократ? Фуфло... Демократы в Москве сидят. Икру чёрную жрут и народ каждый день опускают.
- Ну и крыс развелось! Из страны всё кряду тащат, сволочи... - оттеснённый к той стороне костра, всё удивлялся длинный, стараясь успокоиться.
Однако нездоровый, жгущий взгляд его снова остановился на Кеше и лицо передёрнулось от сильнейшего омерзения:
- ...Крысы! Мужиков в зоны ни за что гонят - в туберкулёз, толпами. Без работы держат нарочно, чтобы воровать шли. И тогда сразу - за решётку их, за решётку! За кусок хлеба для детей - гонят срока мотать... На войну парней тыщами кидают: на убой. Этим бы парням как раз баб брюхатить, а их, как стадо, как бычков, под нож, под пули... Торопятся, крысы: чтобы русских меньше было. Из квартир за долги выкидывают, на помойки, подыхать... Если много нас будет, не справятся они с нами. Ну, демократ - ну, крыса! Вышли мы. Против вас - вышли!
Закашлявшись, длинный согнулся и резко сплюнул в снег кровью. Потом отёр рот тыльной стороной ладони.
- Ну, я же говорил, - вздохнул Зуй, огорчившись. - Заводиться тебе нельзя, Кормач.
Старик подождал, пока длинный прокашляется.
- Ты на кого силы тратишь? - брезгливо спросил он длинного. - На фраера беспонтового? Мы тебя для этого из больнички вытаскивали? Сами в тубак к тебе залегли, бациллы глотать?
И повернулся к Кеше:
- А ты... Если демократом ты себя считаешь, то вообще - одну махру ты должен курить, паскуда. Махру! И жрать - говно, понял?! Понял-нет? Ответа не слышу.
- ...Говно одно ты должен жрать, если ты - демократ, едрёна мать, пока народ лучше не станет жить!!! - громко, как глухому, проорал Кеше Зуй.
- А вы что, крысы, делаете? - поигрывал старик спокойной, беспощадной улыбкой. - Из нашей страны тянете, галманы.
- Крысиное племя... - прерывисто и устало хрипел длинный. -- Оборотни. То коммунистами прикинутся, то демократами, крысиное племя... Все соки из нас выпили, паразиты, партийцы.
- Ну, Кормач! Нашёл, кого уму-разуму учить, - не переставал удивляться парень. - Капустин-то тут при чём? Не видишь, долбодуй он рядовой. Чудно дядино гумно.
- А тебя кто за язык тянул? - тут же накинулся он на Кешу. И передразнил: - 'Западная культура', 'общественный деятель'... Да тебя за одни эти слова, где хочешь, вверх тыквой подвесят. Ты же не в Москве, правильно? Ты - в России.
Но, посматривая в сторону грейдера, Зуй думал о чём-то ещё. Он уже снова сидел на бревне, и посвистывал от скуки, и томился в непонятной, ленивой тревоге.
Длинный хотел что-то сказать - и закашлялся ещё надсадней. Однако вспышка его уже прошла, она сменилась подавленностью. Старик тоже озабоченно посматривал в сторону дороги.
- Ты бы, правда, глянул, Степан. Может, он там, у сосны, ходит? Что-то долго его нет. Затягивается дело... Иди. Утихнешь заодно.
Длинный кивнул и ответил глухо:
- Пойду, гляну. А вы тут... Зуй, слышишь? Нельзя нам... того, кто под руку подвернулся, - однако медлил.
- Да кому он на хрен нужен?.. - коротко зевнув, откликнулся молодой. - Эх, Капустин, взять бы тебя с собой. Полы-то хорошо драишь? Носки бы нам стирал... Так ведь жратвы на тебя не напасёшься. Эх ты! Кишка ты, кишка... На, прикури. Погасла цигарка твоя.
- Я, вообще-то, могу никому и ничего не сказать. Не привлекать, по ходу жизни, правоохранительные органы, - заискивая, предложил Кеша парню и принял от него дымящийся прут. - Только деньги тогда желательно... получить. На попутку. А паспорт... Ладно. Я новый получу. Через месяц. Всё равно этот со штампом.
- Дошло! Зуй, отдай ему, что ли, всё. Чтоб не базлал пока, - небрежно согласился старик.
Кеша торопливо закивал. И Кормачов благодарно взглянул на Нечая. А парень, недовольно крякнув, полез в карман, за деньгами и паспортом - но не отдал ничего.
- Счастливый ты, Капустин... - ворчал он. - Все за тебя заступаются. Особенно я. Ладно. Живи. Навязался ты на мою голову... Тебе чего в автобусе-то не сиделось, корифан? К нам-то ты зачем выскочил? Колобок?
- Я... Я целиком на вашей стороне! - прокричал Кеша. - Я готов помогать. Потом! Из внешнего мира! По ходу жизни, так сказать. Всегда!.. А деньги?
- Глохни, гнида. Сиди теперь и молчи, - рявкнул на него старик.
Он хмуро следил, как Степан ступает по кешиным следам, поднимаясь в гору меж молодых, частых ёлок. На самом выходе из лощины Кормачов свернул направо и скрылся за ветвями.
Кеша всё крутил головой, пытаясь понять, на кого ему теперь рассчитывать. Подумав, он вытащил изо рта дымящийся окурок дорогой сигареты и протянул его старику:
- Пожалуйста... Докуривайте. Я отдать могу. Вот, вам, как старшему. Лучшее. Не жалко.
Коричневое лицо старика исказилось. И тут на Кешу грубо заорал молодой, вышибая сигарету на снег ударом снизу:
