что на него напал и потерял шляпу иранец, добавляется ещё одна гипотеза. Что этого иранца отбила у капитана террористка Агата. И что же это значит? Кто скажет?
– Да уж понятно, – усмехнулся Никита Рогов.
– Это значит, что Борис Шилин – пособник международных террористов, – сказал Бейлин.
– Нет, – поморщился Черняк. – В отношении Шилина пока полная неясность. Ведь он скрывается! Он, может, как раз от этих типов прячется… А означает этот странный случай с тобою, Лёня, что имеется смычка между мусульманскими экстремистами Азии и прокоммунистическими группировками Латинской Америки. И это весьма нехорошо.
– А русский якобы охранник? Которого видели вместе с Агатой в ГУМе? – спросил Коля Костин. – Тут связка может быть ещё более причудливая.
– Симптомы возникновения международного террористического интернационала озаботили наших коллег из-за океана, – сообщил Черняк. – Они считают Агату очень серьёзной дамочкой, очень. Намечен визит в Москву помощника секретаря Госдепа США по Западному полушарию Роджера Норьеги.
– Ничего себе! – присвистнул Лёня Бейлин.
– А теперь задание всем. Немедленно пустить с этими фотографиями людей по московским гостиницам и общежитиям. Ответственный Рогов. Ты, Бейлин, мухой лети в МИД, узнай, не получали ли эти люди визы, поройся в делах. Ты один их видел живьём. Грачёв и Костин! Разошлите фото во все отделения милиции Москвы и Подмосковья. Проинструктируйте участковых. И найдите мне Шилина, наконец!!! Что за бардак, простого инженера найти не можем!.. Юра, поставь людей везде, где только возможно его появление. Напряги вахту в его институте с телескопами. Этому… гаишнику сраному… Степанову, да! Накрути хвоста как следует. Пусть бдит!
2.
Джон Фрумкин был завален работой по самые уши. И даже выше. Но не жаловался; ему нравилось быть в курсе научно-технической мысли целой страны, хоть и приходилось корпеть над документами сутки напролёт. В последние дни из всех дел на первое место постепенно выдвинулось одно: изобретатель Борис Шилин. Ради него Джону пришлось отложить в сторону – вернее, передоверить добровольным помощникам, очень важное дело, подрыв усилий российских биотехнологов возродить свою отрасль, весьма успешно разваленную в девяностых годах предшественниками Джона. Впрочем, всё, что им тогда потребовалось сделать, это убедить правительства стран Запада субсидировать тех поставщиков биосубстанций, которые торговали с Россией. Ну, понятно, чтобы снизить цену на товар. Нищие русские смогли покупать субстанции и сильно сэкономили на своём производстве, а остальное довершила невидимая рука свободного рынка: русская биотехнология приказала долго жить.
Времена изменились. Теперь нужны более сильные меры. Главное – человеческий фактор, edryona voshch. Кто тут затеял создание Союза биотехнологов? Ясно, кто: те, кого не сманили вовремя в Южную Корею и США. Теперь поздно. Теперь надо что? Грамотно подбирать и расставлять кадры. Чтобы нужный человечек в нужное время протащил в том Союзе биотехнологов правильную идею, а другой полезный человечек – например, в комитете по бюджету Госдумы, эту бы идею поддержал. А о чём должны быть нужные идеи? Об обучении российских кадров в США. О закупке техники в США. Об экономии средств: зачем нам, товарищи, разрабатывать то, что уже разработано в США? Тогда всего и потребуется, что при наступлении часа Х заблокировать все поставки. В два дня после нанесения удара у русских ничего, кроме бинтов и йода, не останется, чтобы спасать миллионы обожжённых, отравленных, инфицированных. И этот бесполезный народец перестанет, наконец, портить мировую атмосферу своими миазмами.
Однако начальство требует заняться Шилиным. Значит, придётся доверить работу с Союзом биотехнологов профессору Абдрашитову. Он конечно, ради обещанной должности в корпорации Monsanto наизнанку вывернется, но он русский! Русский! Вот в чём беда! Вместо тихой вдумчивой работы с каждым учёным отдельно он обязательно начнёт создавать колхоз в колхозе, фракции и секции, конференции и прочие партсобрания, и всё испортит…
Но делать нечего: приказ есть приказ. Надо ловить Шилина. А поймать его самому, своими руками, никак невозможно. Значит, придётся опять ехать к этому Черняку в прокуратуру. Плохо он себя ведёт. Его начальство велело ему сотрудничать с ним, с Фрумкиным, а он? Никак не идёт на контакт. В цивилизованной стране такое просто невозможно. Хорошо, что замгенпрокурора скопировал дело и передал… Да… Надо будет его как-нибудь поощрить. А может, не надо. Он-то, как раз, выполняет поручение начальства. Но жульничает. Что в деле появилась террористка Агата, смолчал. Об этом Джону сообщили из Вашингтона…
3.
Сеньора Камилла Гомес (впрочем, теперь она пользовалась паспортом на другое имя) выпорхнула из «Рено», который был послан за нею в аэропорт, удовлетворённо огляделась и вошла в двери, предусмотрительно растворённые перед нею охранником в хорошем, совсем не строгого стиля костюме. С нею был юноша восточной внешности, рост метр семьдесят два, без особых примет.
«Чудны дела твои, Господи! – подумал охранник, провожая глазами эту парочку. – Богатая девка, а дурью мается! На кой чёрт в Чернигове патентное агентство?.. Оно ему нужно, как хохлу москаль». Охранник был русским, бывшим милиционером.
А сеньора тем временем, имея в кильватере юношу без особых примет, процокала каблучками по каменным плитам вестибюля; улыбаясь, прошла по коридору. Заглянула в те двери, что были открыты, весело поздоровалась с сотрудниками.
В одном из кабинетов две девушки-эксперта мучились с пожилым изобретателем. Он, похоже, был изрядно дремуч; во всяком случае, в паутину Интернета его впервые впутали именно здесь, проводя патентный поиск по его заявке. Одна из девушек, изнемогая, объясняла ему:
– Дедушка, пятый раз вам говорю: это не ваше изобретение.
– Моё! – гордо отвечал изобретатель.
– Ну, чего вы спорите? Чего спорите? Этот метод приготовления сгущённого молока придумал Дмитрий Иванович Менделеев сто двадцать лет назад.
– А мне всего семьдесят! Я к тому Иванычу никакого касательства иметь не могу.
– А я не могу вашу патентную заявку принять.
– А я жаловаться буду!
– Жалуйтесь… Бумагу и ручку дать?
– Дать…
В другом кабинете две сотрудницы обсуждали какой-то договор.
Это был первый этаж, открытый для всех. Но где они, эти «все»? Прав был охранник: больше трёх посетителей в неделю сюда и не забредало.
В конце коридора первого этажа за невысокой выгородкой виднелись торс и стриженная голова второго охранника. Он был, как и первый, впустивший её в здание, из числа советских милиционеров-отставников. Никакого оружия, кроме резиновой дубинки – впрочем, бесполезно пылившейся на крючочке справа от стола, он не имел. Здесь мирный город, это вам не Москва, не Киев и даже не Париж, здесь никогда не происходит безобразий. Здесь охранники нужны – так, двери открыть…
Впрочем, двери к лестнице, ведущей на второй этаж, он госпоже открыть бы не смог: магнитными ключами от замка этой двери владели только сотрудники-иностранцы. Но чтобы быть хоть чем-нибудь полезным, охранник этот, увидев хозяйку, вскочил, едва не щёлкая каблуками:
– Здоровеньки булы!
– Как дела, Николай? – покивав, с лёгким акцентом спросила она.
– Всё спокойно, панна сеньора! – гаркнул Николай. – Происшествий нет!
На второй этаж никогда не попадали ни посетители, ни служащие из числа местных жителей. Это никого не удивляло: все знали, там – личные апартаменты семьи Гомес, склады и компьютерный зал.
Вот туда она и направлялась.
Поднявшись по лестнице, Камилла дважды нажала кнопку звонка очередной двери; та открылась, и за нею обнаружился ещё один охранник, совершенно явный латинос, вооружённый автоматом «узи». Увидь его агенты украинской безпеки, они были бы неприятно удивлены. Как же так? Откуда взялось, да и зачем оно нужно – оружие, мирной меценатке? Что-то здесь неправильно…
Поприветствовав охранника словами «Хола, компаньеро!», и выслушав ответ: «Буэнос диас,
