приемщика, как я; он замешкался у бадьи, шофер
задним ходом подал машину и прижал его бортом к
бадье, сломал два ребра. Это могло случиться и со
мной.
С эстакады упал и разбился вдребезги самосвал. Во-
дитель успел выпрыгнуть, но в кабине ехал мастер. Его
привезли еще живого, и он умер на операционном
столе.
Ночью привезли девушку, раненную ножом в спи-
ну. Шаркали в коридоре ногами, стучали кроватью.
И положили ее прямо в проходе, у нашей двери: нет
мест. Ее ударил жених: он напился пьяный, пришел к
11 Продолжение легенды
161
ней, стал приставать, в чем-то обвинять, потом выхва
тил нож и ударил. Утром он прибежал бледный, до
смерти перепуганный, принес ей бутылку молока;они
сидели, взявшись за руки, и плакали…
Я дивлюсь докторам, милиции и судьям. Они видя
жизнь только в страданиях: несчастные случаи, беды
преступления. Казалось бы, они должны быть самым
мрачными и уставшими людьми. А наши, к примеру
доктора — веселые, беззаботные, цветущие. Это сплош
женщины. Полина Францевна, врач, которая делает
обход в нашей палате, не рисуется, не принимает бод-
рого вида, она просто словно бы считает нас бездельни-
ками и тряпками:
— Так-так… Ну-ну, еще закричи «мама»! Бог ты
мой, какой ужас — шприц! Ну, так что: будем плакать
или лечиться? А ну, вставайте мух бить! Развели тут
зверинец, валяются, как поросята, в шкафчиках поряд-
ка не наведут! Привыкли, что за вас жены работают!
Я вас отучу от этой привычки! Вставай, байбак, бери
полотенце!
— Я не могу правой…
— Левой бей! В домино играть умеешь? Видела,
видела, как стучал, чуть стол не разбил. Все вы симу-
лянты! Вас всех в один мешок — да в реку!
— Поленька, дорогая, подожди немного — мы са-
ми загнемся с вашим лечением.
— Да, с такой рожей, как у тебя, загнешься! Ишь,
отрастил подбородок, как купец! А ну, зубы не загова-
ривать! За полотенце!
И мы знаем, что мух должны выгнать сестры, и
мух-то налетело всего с десяток, но мы целый час охо-
тимся за ними, взбираемся на стулья, идем широким
фронтом и хлопаем, пока не остается ни одной. Хоро-
шая гимнастика!
Только сегодня я впервые увидел Полину Францев-
162
ну озабоченной, почти испуганной — когда принесли
Мишу. Она была бледная, осунувшаяся, ни разу не по-
шутила, регулярно каждые пять минут входила и щу-
пала его пульс.
Потом принесли высокое сооружение с длинным
стеклянным цилиндром, доверху наполненным кро-
вью, как сироп в ларьках с газированной водой. Ми-
ша уже пришел в себя. Полина Францевна натерла ему
спиртом руку у локтя, с хрустом всадила иглу — у ме-
ня мороз по коже пошел,— и кровь стала медленно пе-
реливаться в Мишкино тело. Мы молча смотрели на
это священнодействие. Кровь шла капля по капле.
— Ничего?
— Порядок.
Тихо. Сидим затаив дыхание.
— Миша, а тебе больно?
— Да нет, даже и не чувствую. А долго так ле-
жать?
— Лежи, лежи. Сколько влезет.
И Полина Францевна ушла.
Миша, улыбаясь, наблюдал, как понижается в ци-
линдре уровень — стеклянные стенки оставались жел-
тые, в подтеках.
— Хм!.. Вот странно: чужая кровь… Кто-то где-то
ее отдал, а теперь она будет во мне. Если бы узнать это-
го человека! А вдруг это была красивая девушка? И у
нас с ней теперь «кровное родство»! Здорово, а? Вот
так, Толя, даже кровь люди отдают друг другу. Понял?
Да. Я начинаю это понимать.
Неделю назад Миша шел с работы. На пустыре, за
болотом, он услышал крик:
— Помогите! Ой, помогите же! Не проходите, куда
вы проходите!
Перед Мишей шел какой-то рабочий; он услышал и
ускорил шаг — прочь, почти побежал. Миша крикнул
11*
163
ему вдогонку: «Трус!» — и поспешил на голос. Трое
пьяных окружили женщину. То ли они ее грабили, то
ли хотели насиловать. Миша налетел и расшвырял их.
Женщина подхватила корзину и с плачем убежала, а
пьяные начали драку. Миша дрался так яростно, что
они, матерясь, отступили и скрылись в темноте. Тогда
он заметил, что из руки у него хлещет кровь: ударили
