– Я не собираюсь его ловить. Пока нам важно с ним связаться и понять, почему он посылает именно сюда свои опусы и почему решил воспользоваться услугами кого-то из ваших сотрудников, чтобы украсть эти рукописи.
– Не нужно так говорить, – мрачно попросил Передергин, – мы пока ничего не знаем. Давайте не будем обвинять наших людей без конкретных фактов. Может, убийца залез сюда ночью и сам украл эти рукописи.
– Интересно только, откуда он мог узнать, где именно они лежали в редакции, – иронично уточнил Оленев, – здесь даже наши редакторы ничего не могут найти. А он нашел все экземпляры не только здесь, но и забрал копию у меня из стола. Какой осведомленный убийца.
– Не нужно бросать тень на всех остальных, – грубо оборвал его Передергин, – если вы кого-то подозреваете, то можете сказать. А если у вас нет конкретных фактов, то не нужно ничего говорить. Мы для этого наняли человека и платим ему деньги, чтобы он все решил…
– Извините, – перебил его Дронго, – вы меня не наняли и ничего не платите. Мы должны подписать договор, после чего вы будете выплачивать мне гонорар и командировочные.
– Пусть будет «выплачивать», – согласился Иван Иванович, – но все равно этим делом должны заниматься профессионалы, а не наш Валерий Петрович.
– Давайте все-таки дослушаем нашего эксперта, – попросил Кустицын, посмотрев на часы. Он явно торопился.
– Я собираюсь попросить о полной и комплексной экспертизе той копии, которую вы мне дали, – сообщил Дронго, – экспертизе стилистической, лингвистической, психологической, психиатрической, криминалистической. В общем, полный портрет возможного автора. Уже сейчас по некоторым деталям я могу набросать его портрет, но подожду, пока не получим заключение экспертов.
– Сколько это продлится? Месяц, два, три? – спросил Оленев. – Вы представляете, какая будет обстановка в нашем издательстве?
– Представляю. Поэтому попрошу экспертов уложиться за несколько дней. Теперь внимание. Я хочу уточнить вместе с вами некоторые вопросы. Вы все работаете в издательстве уже несколько лет и хорошо знаете друг друга. Кроме того, практически вы все члены Союза писателей и соседи по дачам в Переделкино, а значит, знаете друг друга еще ближе и гораздо больший срок. Поэтому я хочу уточнить у вас, у всех. У кого из ваших сотрудников мог быть родственник или знакомый с некоторыми отклонениями? Я не хочу сказать, что он обязательно убийца. Но если среди ваших сотрудников есть и такой, у кого имеется родственник или друг, склонный к психопатическим жестам, то я прошу вас сообщить мне об этом.
Все молчали, переглядываясь друг с другом. Молчание тянулось долго. Минуту, другую. Дронго терпеливо ждал. Но все молчали.
– Значит, никто и ничего не может сказать мне по этому поводу, – подвел итог Дронго, – тоже неплохо. Получается, что вы либо очень хорошо знаете друг друга, либо не любите ходить в гости к соседям.
– В Переделкино вообще редко ходят друг к другу, – заметил Кроликов, – это же не обычный поселок, а писательский. Здесь всегда ревнуют к успехам другого литератора и не хотят показывать реалии своего дома и быта. Если живешь лучше, то это вызывает зависть соседа, если хуже, то завидуешь сам. Так устроены почти все писатели. Это вечная конкуренция.
– Один сплошной коммунальный дом, – улыбнулся Веремеенко, – со своей общей «кухней» и своими «бытовыми проблемами».
– Кажется, кто-то идет? – прислушался Оленев. – Вы слышите?
Дверь открылась. И на пороге снова появилась взволнованная Нина Константиновна.
– Он едет к нам, – коротко сообщила она, – прямо из прокуратуры. И просил господина Дронго никуда не уходить. Он скоро придет.
Глава 9
Все посмотрели на Дронго, словно ожидая его объяснений.
– Очевидно, ему сообщили нечто важное, – предположил Дронго, – и он решил поделиться этой новостью именно со мной. А раньше у вас рукописи пропадали?
– Терялись, – сказал под общий смех Фуркат Низами, – обычно наши редакторы забывают, куда кладут свои рукописи. Но мы их потом всегда находим…
– Можно подумать, консультанты не забывают, – вмешалась Убаева.
– Тоже забывают, – согласился Фуркат Низами, – все писатели люди рассеянные.
– Сидорин тоже рассеянный? – неожиданно спросил Дронго.
– Нет, – осторожно ответил Фуркат Низами, – он бывший чиновник, человек очень обязательный. Всегда помнит, куда и что положил. Нет, он не рассеянный.
– А ваш главный редактор? – не унимался Дронго. – Он ведь хороший прозаик, довольно известный писатель. Он разве не страдает общей болезнью писателей? Он не рассеянный человек?
– Не совсем, – ответил Оленев, – он как раз человек современный. Старается все помнить и повсюду успеть. Хотя не всегда получается. Но он обычно не работает с рукописями. Он ведь главный редактор издательства, этим занимаются обычные редактора.
– А ваш главный бухгалтер? Он человек не забывчивый?
– Он человек пунктуальный, – подтвердил Оленев.
– Может, вы перестанете спрашивать о людях, которых здесь нет, – мрачно поинтересовался Передергин, – у нас все порядочные люди. И главный редактор, и главный бухгалтер. И все наши консультанты.
– В таком случае рукописи испарились и их никто не забирал? – в тон ему ответил Дронго.
– Может, и забрали. Но это мог быть чужой человек, который залез к нам в издательство и украл рукописи.
– Тогда зачем вы пригласили меня?
– Не знаю. Я не приглашал, – грубо ответил Передергин, – это сделал сам Феодосий Эдмундович.
– Давайте договоримся так. Я работаю до тех пор, пока ваш директор не расторгнет со мной наше соглашение. А вы перестаете мне хамить, иначе я просто разорву всякие отношения с вашим издательством. Мне уже становится неприятно, когда я разговариваю именно с вами.
– В таком случае я вас оставлю, – глухо произнес Иван Иванович и вышел из комнаты.
– Такой у него несносный характер, – громко сказала Сундукова.
– Он приехал из провинции, и у него нет столичных манер, – успокаивающе заметил Оленев. – Надеюсь, вы не обидитесь, – сказал он, обращаясь к Дронго, – в конце концов, заместитель директора по хозяйственной части – это обычный завхоз, просто названный столь пышным титулом.
– Я не стану обижаться на вашего «завхоза», – улыбнулся Дронго, – давайте продолжим. Значит, рукописи у вас терялись и раньше, но затем вы их находили. Кто конкретно работал именно с рукописями нашего «графомана»?
– Сундукова, – показал Оленев, – сначала рукописи читал Кустицын, а когда вернулась Сундукова, мы передали все рукописи ей. Но их читали не только они. Я тоже их читал. И Светляков. И сам Столяров.
– И все знали, где находятся именно эти рукописи?
– Все, – кивнул Оленев.
– У нас нет секретов друг от друга, – добавил дребезжащим голосом Фуркат Низами, – мы здесь все, как одна семья.
– Но в семье не без урода, – мрачно заметил Оленев. – Не нужно так говорить, уважаемый Фуркат Низами. Мы ведь до сих пор ничего не знаем.
– И вы так не говорите, – попросил Фуркат Низами. – Почему у нас должен был появиться такой «урод»? Может быть, кто-то сумел ловко залезть и все украсть.
– Как вы не понимаете, что эти рукописи взял кто-то из наших, – начал нервничать Валерий Петрович, – они пропали не только из вашей комнаты, но и из моего стола. А об этой копии мог знать только кто-то из нас. Их просто не мог забрать чужой.
– Мы должны сами вычислить его среди нас, – грозно предложил Кроликов, – я бы отправил всех сотрудников на проверку. Через «детектор лжи». Пусть всех проверят, и мы выясним, кто из нас говорит неправду.
