«Эксельсиоре». Рядом с последним находится церковь Огниссанти. Там на одной из картин, по преданию, изображен Америго Веспуччи, в честь которого названа Америка. Я считаю Флоренцию самым прекрасным городом в Италии. Ну убедились, что я в ней бывал?
– Вы правы, – улыбнулся Террачини, – Флоренция ни с чем не сравнима. – Ему понравилось, как Дронго сказал о городе, в котором родилась его мать.
– Но почему сады Боболи? – не понял Даббс.
– Оттуда можно видеть башню на плошали Синьории, – пояснил Дронго. – Он ведь указал, какое место нам нужно выбрать в качестве ориентира. Поэтому мы должны рассмотреть все позиции с точки зрения их соответствия с башней Палаццо Веккьо.
– А мост? – вмешалась Луиза. – Вы забыли про мост.
– Не забыл, – откликнулся Дронго, – но там много ювелирных лавок и всегда есть вероятность нарваться на полицию. Нет, на мосту он не появится, это слишком опасно. Сами ювелиры достаточно наблюдательные люди, они могут его запомнить. Он должен понимать, что в районе моста Понте Веккьо ювелиры и их многочисленные помощники, а значит, и сотрудники полиции не пропустят ни одного подозрительного лица. На втором этаже моста есть бывший проход для герцогов Медичи, но он как ловушка закупорен с одной стороны, уж туда убийца тем более не полезет.
– Когда выйдете на пенсию, приезжайте во Флоренцию работать экскурсоводом, – посоветовал Даббс. – Мне кажется, вы знаете Италию не хуже итальянцев.
– Я люблю эту страну и ее людей, – признался Дронго, – поэтому так интересуюсь ее историей и культурой. А насчет работы экскурсоводом подумаю. Между прочим, прекрасная идея. Я с огромным удовольствием рассказывал бы людям о шедеврах музея Уффици. А сколько здесь прекрасных музеев и потрясающих зданий! Советую вам, мистер Даббс, приехать сюда на несколько дней и обязательно посмотреть Баптистерий. Ручаюсь, ничего подобного вы не видели и будете потрясены, даже если увидите только ворота этого шедевра.
Луиза смотрела на Дронго, чуть закусив губу. Он помнил прикосновение ее рук, аромат ее волос, выражение ее лица. И ему нравилось, как она на него смотрит. Ему показалось, что в глазах Луизы застыли восторг и удивление.
«Хорошо, если это от нашего свидания, а не от моих исторических изысков, – иронично подумал Дронго. – Впрочем, не становлюсь ли я похожим на самоуверенного индюка? Почему я решил, что это восторг? Просто женщина смотрит на мужчину, с которым не так давно прекрасно провела время. Ну вот опять. Почему прекрасно? Может, ей было не очень хорошо, но она это скрыла, чтобы я не усомнился в своих достоинствах? Опять неправда. Если бы ей не понравилось, она бы мне это сказала, да я и сам почувствовал бы. Что-то я становлюсь неискренним. Или это кокетство? Так, кажется, назвал однажды мое поведение Эдгар Вейдеманис. Может, он прав? Сомневаясь в собственных возможностях, я проявляю неискренность по отношению к самому себе?»
– Мы поставим наших людей во всех домах, откуда видна башня Палаццо Веккьо, – сообщил Террачини. – Я уже запросил подкрепление из Болоньи, Перуджи, даже Генуи. Если «мясник» действительно появится в центре Флоренции, мы его возьмем.
– Ему нужна жертва, – напомнил Дронго, – и не просто молодая женщина, а сотрудник суда или полиции. Может, из карабинеров, из прокуратуры. Так что он еще должен найти, кого убивать. Для этого ему потребуется время. Поэтому я думаю, что сегодня у нас будет спокойная ночь. Ему надо осмотреться.
– А место? – добавил Даббс. – Ему еще нужно поискать подходящее место.
– Место он уже нашел, – возразил Дронго, – и указал нам ориентир. Думаю, будет правильно, если вы опять подключите к расследованию ваших сотрудников. Пусть они проверят все центральные отели Флоренции и обратят внимание на англичан, приезжавших сюда в последние месяцы. Нужно сравнить эти списки с фамилиями людей, прибывших во Флоренцию сегодня.
– Нам понадобится помощь местных муниципальных служб, – заявил Даббс, глянув на Террачини.
– Разумеется, – согласился итальянский комиссар. – Мы проведем параллельную проверку. Карабинеры тоже обещали свою помощь.
– Как он убивает свои жертвы? – мрачно спросил Дронго. – Патологоанатомы, должно быть, установили последовательность его действий?
Террачини мрачно кивнул.
– Он действует, как самый настоящий садист. Сначала делает легкие надрезы по всему телу – достаточно болезненные, но неопасные. В основном на спине. Затем приступает ко второму этапу: наносит раны на ноги – уже более серьезные, чуть выше стопы. И наконец, самые глубокие раны оставляет на руках. Удивительно, что никто не слышит криков жертвы. Выходит, он затыкает им рот. Ему важны не крики женщины, а сам процесс ее истязания. На руках такие сильные разрезы, что она может умереть, если ее так оставить. Но «мясник» наносит последний удар – в горло. Уже в самом конце. Наши эксперты считают, что он даже ждет, когда женщина начнет умирать, прежде чем это делает. Не случайно же он выбрал себе имя Ангел Боли, – закончил Террачини.
– Вообще-то он должен бы бить в сердце, – неожиданно заявил Дронго. – Почему именно в горло?
– Что вы сказали? – изумился Террачини. – Откуда вы знаете, как он должен действовать?
– Этот человек достаточно образован, – напомнил Дронго, – раз вспомнил нашумевший кинофильм о каннибале-убийце, которого искала полиция. Тот повторял своеобразное распятие Христа. Сначала нанесение побоев по спине, затем распятие на кресте и последний укол в сердце, как милость римского легионера, чтобы Христос не мучился. А этот бьет в горло. Почему? С чего это он изменил ритуал? И почему истязает женщин? Ведь распяли мужчину. В чем смысл его метода? У любого маньяка существует своя система координат, своя выстроенная система действий. Пусть порочная и страшная в своей безнравственности, но система, которой он придерживается.
– Извините, – пробормотал Террачини, – мне не нравятся ваши сравнения. Я христианин и католик. Признать, что этот негодяй повторяет распятие Господа, – значит поверить, что Господь допускает существование такого зверя. А мне не хочется в это верить.
– Господь допускает существование Сатаны, – заметил Дронго, – и не наказывает людей за куда более страшные преступления. Откуда нам с вами знать замысел Божий? Может, с точки зрения Бога, мы выбраны его орудием, чтобы покарать мерзавца. А его Господь сделал волком, чтобы держать стадо в страхе.
– В нашей работе невольно становишься богохульником и атеистом, – примирительно произнес Брюлей. – Но наш коллега Дронго прав. Похоже, что этот тип каждый раз повторяет какой-то ритуал, понятный только ему. На это обратили внимание эксперты Интерпола еще пять лет назад. Это его характерный почерк…
– Извините. – Дронго поднялся и вышел в тамбур вагона.
Через некоторое время там же появился и комиссар Брюлей. Здесь тоже нельзя было курить, поэтому когда комиссар достал трубку, Дронго лишь скосил глаза на предупреждающую надпись, но ничего не сказал. Брюлей, перехватив его взгляд, тоже посмотрел на перечеркнутую сигарету, затем пробормотал что-то невразумительное и убрал трубку.
– Что происходит? – спросил он. – Откуда такая экзальтация? Ты нервничаешь больше обычного.
– Не могу, – сознался Дронго, – мне было легче разоблачать шпионов и работать с разведчиками, чем заниматься таким чудовищем. Я не в состоянии понять логику его действий, не просчитываю их закономерности. Поэтому боюсь. Может быть, я ошибся. И башня Палаццо Веккьо – это всего лишь его отвлекающий маневр для нас. А он в это время зарежет кого-нибудь в другом месте. И меня снова позовут смотреть на очередную жертву. Я очень боюсь ошибиться. Ведь следствием моей ошибки будет смерть какой-то несчастной женщины, как в Риме.
– Никто в этом не виноват, – возразил комиссар. – Ты не мог предотвратить то убийство.
– Не знаю. Мне кажется, что мог. Нужно было с ним разговаривать, пытаться его убедить, понять его характер, мотивацию его поступков. А я был слишком озадачен его звонком, он оказался для меня абсолютно неожиданным. Словом, я не был готов к такой ситуации.
Брюлей снова достал трубку и опять ее убрал.
– Не нужно себя винить, – тяжело вздохнул он. – В моей жизни было немало случаев, когда я вот так же
