— Для перевозки телевизора надо будет ехать специально. Сегодня возьмем одежду, всякую мелочевку, диски, видеоплейер.
— Ага.
Я поставила мешок с мусором на пол и села. Что-то во мне оборвалось.
Полились слезы. Теперь они текли почти как надо — наружу. Я вынула платок, отвернулась, чтобы промокнуть искусственные глаза. Мне вспомнилась мама, готовящая на кухне завтрак. Через двадцать минут мне идти в школу, а пока я сижу за столом и смотрю в учебник алгебры, закрепляя то, что читала вчера вечером.
Таня ушла, чтобы мне не мешать. Меня отрывают от моего дома, обстоятельства сильнее любой привязанности, любых самых теплых воспоминаний.
Я должна смириться с тем, что в ближайшее время мне не придется здесь жить.
А возможно, и никогда. Я отогнала от себя навязчивые образы из прошлого, боясь, что совершенно расклеюсь, и встала.
В большой комнате я обследовала сервант и стол. В отдельный пакет засунула разные мелкие вещи, документы, деньги, лежавшие в заначке, книги.
Хорошо, что тогда при мне не было паспорта. Если похититель никогда не был прежде со мной знаком, то он не мог придти сюда, не зная адреса. А сведения о прописке сослужили бы ему хорошую службу.
Таня говорила, что квартиру можно сдать, пока я живу у нее, и иметь дополнительный источник дохода. Пока я не дала никакого ответа. Считала, что это будет своего рода кощунством перед памятью о моей матери. Слишком тяжело решиться, я не готова. В общем, мы тогда провозились до самого вечера.
Набрали пакетов десять, напихав в них разного барахла. Также была коробка, которую моя подруга нашла на антресоли, — для системного блока. За монитором мы решили съездить позже.
Таня опять вызвала такси. Денег она не жалела. Наверное, они достаются ей легко. Я не стала уточнять, оставив это до лучших времен.
Мы сидели в квартире рядом с кучей пакетов и коробкой и молча курили, дожидаясь такси. Где-то за пять минут до назначенного времени Таня пошла вниз, встречать машину. Я стала вспоминать, все ли мы выключили, все ли лампочки выкрутили из патронов, закрыли ли газовый вентиль на кухне. Надо было думать о чем угодно, неважно, только бы не вслушиваться в тишину.
Сама того не замечая я начала представлять, как сижу, примотанная скотчем к стулу, и дышу через рот. Челюсти сомкнуты. Шевелить я могу только пальцами рук и ног. По мне ползет то ли жук, то ли таракан. Волосы шевелятся у меня на голове, особенно, в районе затылка. Когда же придет спасение?
Маньяк рядом со мной, стоит позади, ожидая, когда я совершу ошибку. Я хочу видеть его лицо. Это мое единственное желание. Его лицо, его глаза. И тогда я смогу разгадать его тайну, посмотреть, что у внутри этого выродка, и найти ответ на вопрос, почему он сотворил со мной такое. В чем смысл?
Таня стала открывать дверь снаружи, и я чуть не закричала.
Первое время мне снились фильмы, которые я смотрела в своей тюрьме.
Яркие красочные образы вторгались в мой мозг, лишенный возможности общаться с миром посредством зрения. Во сне я была уверена, что все со мной в порядке, но, просыпаясь, ревела в подушку. Первые минуты после пробуждения казались самыми ужасными в моей жизни.
Таня не знала и половины того, что происходило со мной в первые месяц-полтора. Я думала, ей это ни к чему. Самые свои черные дни я скрывала, как позорную тайну.
Глава девятнадцатая
Из дремоты меня окончательно вырвал еще один телефонный звонок. Я села и отбросила шаль. Мне стало жарко.
Казалось, звонок звучал в моем беспокойном поверхностном сне.
Посыпаясь, я надеялась, что там они и останется. Но телефон продолжал трезвонить.
Нюся недовольно мяукнула, когда я отложила ее в сторону. Три шага до столика с телефонным аппаратом.
— Алло.
— Люда?
— Да…
Голос я не узнала. В последний раз Артур звонил полторы недели назад.
— Артур…
— А, привет.
Я села на пол, скрестила ноги, прислонившись плечом к краю стола.
— Как поживаешь? — Осторожный, хотя и не очень вежливый вопрос.
Объявившись на моем горизонте примерно через месяц после переезда к Тане, Артур решил, что под видом заботы может лезть мне под кожу. Его мягкие, но настойчивые, неотвратимые вопросы мне порядком осточертели.
— Да вроде нормально поживаю. Как всегда. Знаешь ведь. Сижу дома, ничем не занимаюсь.
— Совсем?
— Почти.
Артур вздохнул.
— Мы с тех пор… ну, не встречались ни разу. Я не решался до этого спрашивать. Мне очень хочется увидеть тебя.
— Для чего?
Мне стало страшно. Я не могла себе представить, что общаюсь со старыми друзьями. Для меня был пыткой поход на работу и увольнение. Таня выбрала день, чтобы съездить со мной, и без ее поддержки я не смогла бы переступить порог редакции. Все мне сочувствовали, говорили, что я не обязательно должна уходить. Каждый при этом понимал, что я не смогу заниматься прежним делом.
Как слепому работать на компьютере? Как выполнять свои обязанности в таком месте, где идет обработка, в основном, визуальной информации? Об этом не могло быть и речи.
Я поблагодарила всех за поддержку. Получила расчет и уехала. Невозможно было выносить внимательные взгляды со всех сторон и улавливать шепотки. Они считали, что я не услышу, но не учли новые возможности моего слуха.
Это унижение я стерпела. Ничего не поделаешь — я инвалид по зрению.
Единственная вспышка выразилась в том, что я захотела взять свою палку наподобие дубинки и пройтись по всему офису. Разгром бы меня удовлетворил, но я удержалась и даже была рада, что ярость выветрилась так быстро.
— Люда?
— Ну.
— Я почему-то думаю, что виноват. Я настаивал на встрече, но не довел дело до конца. Если бы ты была со мной…
— Думаешь, в тебе дело?
— Ну, если бы…
— Перестань. Причем тут ты? Тот псих нашел бы другой момент. Все равно бы нашел.
Я слышал, как Нюся спрыгнула с дивана.
— И все-таки.
— Тебе еще не хватало заниматься самоедством. Не стоит, Артур. Мы взрослые люди, мы все понимаем.
— Тогда ты меня поймешь. Я хочу тебя увидеть. — Это прозвучало как требование.
