отец и одиннадцать братьев, некому было учить.
Ванька Сорока пригляделся к ней. Вблизи она была симпатичнее. Глаза карие, большие и круглые, носик утиный, тонкогубый рот. Щеки и нос покрыты веснушками, делающими девушку очень милой. Длинные волосы, перехваченные на голове черной ленточкой, спадали на спину и плечи. На девушке была только небеленая рубашка, подпоясанная мужским кожаным ремешком. Хотя вырез рубашки был неглубок, Ванька углядел, когда девушка наклонилась, ее маленькие, плоские груди. У него и то больше успели вырасти. Из-за этого ее недостатка, Сорока почувствовал к девушке такую любовь, что засмущался и густо покраснел.
– Ты чего это загорелся? – с интересом глядя на него, спросила девушка.
– Ничего, – буркнул Сорока и, чтобы перевести разговор, спросил: – А ты кто такая? Где живешь? Чего я тебя раньше не видел?
– Анютка я, а живу здесь, в лесу, с отцом и братьями. Наша избушка возле родника стоит. Медвежатники мы, медведей ловим живых. Взрослых сразу продаем князьям и боярам на травлю, а медвежат учим для скоморохов. Мы осенью сюда перебрались, но скоро на север подадимся, там медведей больше, – рассказала она.
– А я Ванька Сорока, на посаде живу. Мы по торговому делу, отец мой был богатым купцом. Пропал в Степи вместе с тремя моими братьями, а мать с горя померла.
– Так ты сирота? – с жалостью произнесла Анютка.
Ванька любил, когда его жалели, но так как парень должен быть сильным, грубо возразил:
– Ну, какой я сирота?! Я уже взрослый!
– Какой ты взрослый?! – усмехнулась Анютка. – Дитя дитем.
– Это я дитя?! – возмутился Ванька и схватил ее, намериваясь повалить на землю.
И сразу крякнул и шлепнулся на задницу, получив кулаком под сердце.
– Ух, ты! – удивился Ванька, почесывая грудь.
Теперь он смотрел на девушку таким обожанием, что она перестала сердиться.
– Ладно, хватит лясы точить, – сказала девушка. – Иди рыбачь, не мешай мне полоскать.
– Давай я за тебя выполощу, – предложил Сорока и, не дожидаясь разрешения, забрал у нее белье, зашел в воду и принялся полоскать.
Она подавала и забирала, он полоскал – на пару быстро справились с работой. Ванька взялся за одну ручку бадьи, Анютка за другую, и понесли ее по тропинки к избушке Медведевых. Шли молча, но обоим казалось, что говорят без умолку.
Когда между деревьев стала видна избушка, девушка остановилась:
– Дальше тебе лучше не ходить. Братья увидят, прибьют.
Ванька Сорока не стал хорохориться, утверждать, что не боится ее братьев. Почему-то с Анюткой он не стеснялся быть слабым.
– Давай вечером встретимся, – преложил он. – Приходи на озеро, – и заверил: – Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю!
– А чего тебя бояться?! – удивилась девушка.
– Значит, не придешь? – понял Ванька ее слова по-своему.
– Приду. Почему не придти? – не ломаясь, согласилась она.
Ванька на крыльях прилетел домой. Карасей по пути раздал соседским кошкам. Он достал из тайника золотое колечко, украденное месяца два назад. Было оно обычное, без примет, увидит хозяин – ни за что не опознает. Поэтому Ванька и припрятал его на черный день. Теперь вот сгодилось. Чтобы не потерять, Сорока надел его на гайтан. Даже не перекусив, побежал на озеро, хотя до вечера еще было далеко.
Он сидел на поваленном дереве у озера, смотрел, как по воде расходятся круги от играющей рыбы. После захода солнца появились комары. Были они снулые, гудели намного тише летних и долго нерешительно кружили перед тем, как сесть на человека. Ванька сломал березовую веточку и лениво отгонял их.
Анютка пришла, когда начало темнеть. Она была все в той же рубахе и босая.
– О, ты здесь?! – искренне удивилась она. – А я думала, не придешь.
– Я же обещал, – обиженно возразил Ванька.
– Ну, мало ли, что обещал! У меня братья тоже наобещают-наобещают, а пока три раза не напомнишь, не сделают, – она села рядом с ним на бревно.
– Тебе, наверное, холодно в одной рубахе-то? Не замерзнешь? – забеспокоился о ней Сорока.
– Чего мне замерзать?! – удивилась Анютка. – Чай, не зима!
Ванька достал из-за пазухи золотое колечко на гайтане, показал девушке.
– Я тебе подарок принес, сейчас сниму.
– Да ну, не надо! – испуганно отпрянув от юноши, отказалась она.
– Как не надо?! – удивился Ванька, сняв колечко с гайтана и протянув Анютке. – Смотри, какое красивое, золотое.
– А-а, колечко! – радостно произнесла девушка, забирая подарок. – А я подумала…
– Что?
– Нет, ничего, – ответила Анютка и начала примерять колечко на свои короткие и толстые, разбитые работой, пальцы. Налезло оно только на мизинец. – На этом можно его носить?
– Конечно, можно, – ответил Ванька, облегченно вздохнув, что хоть на мизинец налезло: если первый подарок юноши не понравится девушке или не подойдет ей, значит, не быть им вместе.
Он наклонился и быстро поцеловал Анютку в губы.
– Ты чего?! – удивилась она.
– Прости, я думал… – залепетал смущенно Ванька. – Тебе не понравилось?
Девушка немного подумала и ответила:
– Понравилось, – и предложила: – Ладно, целуй.
Ванька припал к ее губам. Анютка не отвечала, потому что не умела целоваться, но и не мешала. Не привыкшая к ласке, она с удивлением и жадностью отдалась новому удовольствию. Юноша поцеловал ее глаза, щеки, шею. Потом осмелел и засунул руку в вырез ее рубахи, легонько сжал пальцами маленькую грудь с крупным, набухшим соском. Казалось, что сосок больше всей остальной груди. Это очень понравилось Ваньке. И еще то, что девушка не сопротивлялась. Когда-то мать учила его, как себя вести с парнями: «Он плачет – просит, а ты рыдай – не давай!» Анютку, видать, никто этому не учил. От этой мысли кровь шибанула Ваньке в голову, он и вовсе обнаглел и засунул руку под рубаху, между несильно сжатыми бедрами. Девушка вскрикнула тихо, но не от возмущения, а от удовольствия. Ванька поглаживал пальцами ее промежность, а девушка, обняв его, скребла юношу обломанными, короткими ногтями по спине. Сорока знал, как сделать девушке приятно, когда-то не раз себя так ублажал. Он вдруг почувствовал, как все в нем напряглось – впервые в жизни возжелал женщину. Не в силах противиться этому желанию, он повалил девушку на спину и овладел ею. Анютка не мешала ему, только в начале негромко вскрикнула от боли.
Когда он кончил и отдышался, Анютка требовательно произнесла:
– Еще хочу!
От ее слов и Ванька захотел еще и принялся за дело.
Когда он удовлетворился и немного отдохнул, Анютка потребовала:
– Еще!
Ванька смог и в третий раз, который измотал его окончательно. Сорока скатился с девушки, вытер рукавом рубахи мокрое от пота лицо.
– Всё, больше не могу! – признался он.
– Устал, да? – спросила Анютка.
– Есть немножко! – шутливо ответил он.
– И я устала, – призналась девушка, – ноги болят.
– Сядь посиди, – посоветовал Ванька.
Она села, расправила подол своей рубахи.
Ванька положил голову на бедра Анютке. От ее тела шел сильный, пряный дух, от которого у Сороки кружилась голова и мысли в ней. Он несколько раз хотел сказать девушке что-то очень многословное и
