дочери возьмут вторую виру – это не важно, на деньгах не отразится.
– Будь по-твоему, – сказал Ивор Кочкарь стоявшей на коленях женщине и приказал мечнику: – Вези ее в острог. Вязать не надо, не убежит.
– Спасибо, батюшка! – поблагодарила Марфа.
Ивор Кочкарь, кивнув Тихому, чтобы следовал за ним, поехал к конюшне Прокшиничей. Ему не хотелось видеть, как мать будет прощаться с детьми. Проезжая мимо Ульки, он тихо молвил девушке:
– Чтобы глаза мои больше тебя не видели.
Возле конюшни он остановился, приказал кабальному холопу:
– Выводи коней.
Холоп пошел выполнять приказ.
– Добра много, должно хватить на обе виры, – сказал подошедший Еремей Тихий.
– Они одни будут платить? – спросил вирник, которому было без разницы, кто заплатит, лишь бы князю потом не пожаловались.
– Незачем оставлять добро преступникам, – ответил Еремей.
– Преступникам? – переспросил вирник.
– Дурное семя он вырастил, за что и наказан, – уклончиво ответил Еремей Тихий.
12
Князь Игорь Святославич с женой Ефросиньей Ярославной, двенадцатилетней дочерью Ярославой, вторым сыном десятилетним Олегом и четвертым шестилетним Романом, в окружении думных бояр и ближних отроков, налегке, опередив остальную дружину, добрался до Андреевских ворот Путивля перед обедом. Ефросинья Ярославна вместе с младшим сыном и дочерью должна была остаться здесь, в ближней к степи крепости, вместо старшего сына Владимира, чтобы дождаться возвращения рати из похода и в случае нужды возглавить оборону. Третий сын, девятилетний Святослав, сидел вместо отца на княжеском столе в Новгород-Северском. Гостей ждали с утра. Завидев их с колоколен, звонари во всех церквях Путивля приветственно забили в колокола. У Троицких ворот гостей встречал хлеб-солью воевода Олекса Паук и всё население посада. Многие стояли на забралах крепостных стен, чтобы лучше видеть.
Князь Игорь, не слезая с коня, отведал хлеб-соль и передал его княгине, которая с дочерью ехала в колымаге. В свое время Игорь княжил здесь, память о себе оставил хорошую. Под радостные, приветственные крики он въехал в ворота. У соборной церкви все остановились, спешились, а княгиня с дочерью вышли из колымаги. Перекрестившись на храм, приняли благословение попа Феофила. Опять вскочили на лошадей и поехали к княжескому двору, до которого было рукой подать.
У ворот их приветствовали тысяцкий Тудор Чурыня, ключник Демьян Синеус и дворня, которая выстроилась по обе стороны прохода к княжескому терему.
Князь Владимир ждал гостей на крыльце терема. Он обнялся со спешившимися отцом и братьями, разрешил матери и сестре поцеловать себя.
– Как ты вырос! – порадовалась мать за Владимира. – Похорошел! – Она заметила засос на его шее. – И возмужал.
Заметила засос и сестра и покраснела, будто такой же увидели на ее шее.
– Заходите, гости дорогие! – пригласил всех в терем князь Владимир.
Первыми зашли родители, потом хозяин, за ним – его братья и сестра, думные бояре, путивльские и новгород-северские, а затем ближние отроки князя Игоря с подарками. После обмена подарками, гостей развели по горницам и сеням, чтобы отдохнули с дороги перед обедом.
Княгиня Ефросинья Ярославна отдыхать не захотела и старшему сыну не дала. Ей надо было обсудить с Владимиром дела на трезвую голову. Поутру он уйдет в поход с отцом, другой возможности не будет. Все решения в семье принимал, конечно же, князь Игорь, но почему-то всегда выходило так, что его решения совпадали с советами жены. Она была умна, решительна и упряма, вся в отца Ярослава Владимировича Галицкого, прозванного Осмомыслом, потому что знает восемь языков и умен за восьмерых. Если она за что-то бралась, обязательно доводила дело до конца. Уже несколько лет Ефросинья Ярославна занималась женитьбой старшего сына. Пока ничего не получалось, а подходила пора женить второго сына Олега. Младший не имел права перейти дорогу старшему, чтобы тот не умер. И виноват в этом был, по мнению княгини, ее муж. Шесть лет назад воевал он с Ростиславичами, Давидом Смоленским и Рюриком Белгородским. Союзником князя Игоря был половецкий хан Кончак. В начале похода князь и хан договорились породниться – женить Владимира на дочери хана. Жениху в то время было десять лет, а невесте – восемь. С женой князь Игорь посоветоваться не додумался. У Долобского озера Игорь Святославич был бит Ростиславичами по вине половцев, которые, понадеявшись на полк князя Игоря, отдыхали, не выставив стражу. На них напали черные клобуки – союзники Ростиславичей. Половцы побежали. Князь Игорь поспешил им на выручку, погнал клобуков. Но тут ударила дружина Рюрика под руководством князя Мстислава Владимировича. Половцы опять побежали, смяли ряды Игоревого полка, который тоже показал врагу спину. Переправляясь через реку Чарторый, многие утонули, а князь Игорь только чудом спасся. Вдоволь нахлебавшись из-за половцев речной воды и позора, князь отложил свадьбу на год, ссылаясь на малолетство жениха и невесты. И княгиня Ефросинья хотела другую невестку, поэтому свадьбу с Кончаковной отложили еще на год, а потом начали сватать дочь Рюрика Ростиславича, чтобы положить конец вражде Ольговичей и Мономаховичей. Но на дочери Рюрика женился в позапрошлом году Глеб Святославич, как более старший из Ольговичей. Потом княгиня Ефросинья присмотрела еще несколько невесток. По разным причинам до свадьбы дело так и не дошло. Не знала Ефросинья Ярославна, что дочь хана Кончака, сопровождавшая отца во время мирных переговоров с новгород-северским князем, увидела красавца Владимира, влюбилась в него без памяти и решила, что станет только его женой. Она была упряма, да и Кончак очень хотел породниться с русским князем, поэтому самый сильный половецкий колдун Озук вынужден был заниматься ее помолвкой. Колдун не смог заставить князя Игоря вернуться к помолвке, но сделал так, что Владимир до сих пор не женился на другой. Сейчас княгиня Ефросинья поставила перед собой цель женить старшего сына на Всеславе, дочери владимиро-суздальского князя Всеволода III Юрьевича по прозвищу Большое Гнездо, самого богатого и могущественного из русских князей. Всеславе, правда, всего семь лет, но этот недостаток она исправляла каждый день.
– Пора тебе жениться, – сказала старшему сыну княгиня Ефросинья.
Последние годы она говорила ему это при каждой встрече, поэтому Владимир придал лицу заинтересованное и смирёное выражение и приготовился выслушать ее слова без внимания.
– Я послала бояр поговорить с князем Всеволодом Юрьевичем по поводу его дочки Всеславы.
Ефросинья Ярославна понимала, что сын слушает в пол-уха, но известие о возможности породниться с владимиро-суздальским князем должно было заинтересовать Владимира. Не заинтересовало.
– Если все получится, – княгиня перекрестилась, – после похода женишься на ней.
– Куда спешить?! – отмахнулся сын. – Пусть подрастет сначала. У меня нет желания играть с ней в куклы.
– Ну, и поиграешь немного, ничего не случиться, – сказала мать. – Зато тесть какой – самый могущественный из князей, родственник византийского императора. Он даст тебе удел богатый, дружину сильную заведешь.
– Мне и здесь нравится.
– О братьях подумай. Олегу пора княжить, он здесь бы сел.
– Братья пусть сами о себе промышляют! – раздраженно произнес Владимир.
Братьев он любил и всегда заботился о них, поэтому раздражение сына княгиня отнесла на нежелание говорить о женитьбе. Владимир, как и его отец, предпочитал решать сердцем, а не умом, но, в отличие от отца, упрямством мог потягаться с Ефросиньей Ярославной. Зная это, она не настаивала, чтобы Владимир не уперся на своем, тогда его никто не переубедит. Когда он вернется из похода, не из-за кого будет упрямиться. Об этом княгиня позаботится.
После обеда к Путивлю подошли конные черниговские ковуи – крещеные степняки – под предводительством боярина Олстина Олексича. Отаборились они у стен града, внутрь их пускать не стали: хоть и крещеные, а украдут всё, что не так лежит, и даже убьют при случае. Чуть позже подошла дружина князя Игоря, а потом и князя рыльского Святослава Олеговича, конная и пешая. Дружинников разместили на ночь по осадным избам и по дворам. Ополченцы остались на лугу у посада.
