пятнадцатилетний юноша, его двоюродный племянник. Василек родился мертвым. Повитуха сообщила об этом матери, которая не сильно расстроилась, поскольку предыдущих шесть детей нечем было кормить. Повитуха, поставив крест на мальчике, торопливо обмывала его для похорон и случайно уронила на земляной пол. От удара ребенок ожил. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. В четыре года Василек, оставленный в курной избе без присмотра, решил развести костёр под лавкой, перекатил туда горящий уголек из очага – и оставил семью без крова. Влетело ему крапивой по заднице от отца и матери так, что неделю не мог сидеть. За эту неделю родители расчистили пожарище, чтобы поставить новую избу, и вдруг обнаружили клад – глиняный горшок с золотыми и серебряными монетами. Денег хватило на новый двор почти у рынка: большую избу с печью в подклете, конюшню, хлев, птичник, амбар с сеновалом, погреб и ледник, а так же на лошадей, коров, овец, свиней, гусей, уток и кур. В семь лет Василек случайно угодил камнем в глаз проезжающему мимо дома черниговскому купцу. Купец надрал ему уши так, что надорвал одно, и пришел к родителям мальчика получить вено за ущерб, увидел старшую дочку, влюбился в нее и взял в жены. Еще через три с половиной года Василек был сбит лошадью ключника Демьяна Синеуса, сломал руку. Ключник, чтобы не платить из своего кармана за нанесенный ущерб, преложил отцу мальчика место помощника княжеского сокольничего. Место оказалось хлебное и не утомительное. С тех пор мать каждый день молилась, чтобы с Васильком случилось еще какое-нибудь несчастье, которое обернется счастьем для него или его родственников. Время от времени бог прислушивался к молитвам матери, поэтому соседи дали мальчику прозвище Счастливое Несчастье.
– Дядь Сысой, а тебе было страшно, когда бился с половцами? – спросил Василек Терпилов.
Вдовый дважды отбивался в осаде от половцев. В основном он подавал камни на стены другим защитникам да воду кипятил, которой обливали нападающих, потому что мечом Сысой орудовал плохо, а из лука стрелял еще хуже.
– Конечно, – подтвердил рыбак. – Аж тошно становилось, будто рукой за мошонку схватили и крутанули. А потом войдешь в раж, и про все забываешь, даже про страх. Главное, вначале не наложить в порты, а дальше уже некогда будет.
Внезапно все лошади занервничали, заржали тревожно, словно к ним приближались стаи волков. Но и хищники испуганно завыли.
– Смотри, дядь Сысой! – показал Василек на солнце.
Темное пятно медленно закрывало светило. Все русские ратники, не отводя удивленных взглядов от солнца, истово закрестились и забормотали молитвы, прося высшие силы не дать свершиться страшному. Но темное пятно закрыло все светило. На земле как бы наступили сумерки и запала необычная тишина. Никто не издавал ни звука и не двигался, ждали, что будет дальше. Вот из-за пятна выглянул край солнца – и все облегченно вздохнули: значит, еще не конец света…
Когда солнце полностью освободилось от затмения, Сысой Вдовый сказал:
– Дурная примета, не к добру.
– Мне мать говорила, что солнце следит за людьми и докладывает об их поступках богу, – вспомнил Василек. – Выходит, те, кто сейчас согрешил, останутся ненаказанными.
– Все получат по заслугам, – возразил Сысой. – Это бог дал нам знать, что поход плохо закончится, что надо домой возвращаться.
То же самое высказали князю Игорю и его ближние бояре, когда он спросил:
– Посмотрите-ка, что это значит?
Игорь Святославович и сам так считал, но он с таким трудом принял решение идти на половцев и теперь не мог быстро и легко поменять его. Подавив в душе нехорошее предчувствие, он произнес:
– Братья и дружина! Тайны божьей никто не знает, а затмению всякому и всему миру своему бог творец. Увидим, что сотворит нам бог, на добро или на зло наше. – Князь Игорь понял, что слова его не убедили дружинников, поэтому продолжил: – Хочу копье преломить на границе поля Половецкого. С вами, русичи, хочу либо голову свою сложить, либо шлемом испить из Дона. Лучше ведь убитым быть, чем плененным быть. Как говорил вещий Боян, ни хитрому, ни умелому, ни крылатому суда божьего не избежать. Сядем же, братья, на борзых коней да посмотрим синий Дон!
Никто возразить ему не осмелился, хотя между собой дружина долго роптала, пока во время переправы через Донец холодная вода малость не остудила их.
Дальше князь Игорь Святославович повел рать к Осколу. На берегу реки он отаборился и два дня ждал брата Всеволода, который шел из Курска. За эти дни дружинники отдохнули, славно поохотились, набив много дичи, лесной и полевой, и попировали. Отдых отвлек от черных мыслей, никто уже не вспоминал о затмении.
Всеволод Святославович, князь Курский и Трубчевский, имел прозвище Буй-Тур за свой буйный нрав, дерзкий и отважный характер и привычку ломиться напролом. Решения он принимал быстро и не любил их менять, даже если понимал, что ошибся. Единственный человек, который мог его переубедить, был старший брат Игорь, осторожный и предусмотрительный. Братья души не чаяли друг в друге. В детстве они часто дрались и в память об этом при каждой встрече затевали возню. Боролись яростно и недолго, потому что старший брат как всегда оказывался ловчее. Борьба заканчивалась веселым смехом, радостью, что оба все еще здоровы и сильны.
Отхекавшись, князь Всеволод поздоровался с племянниками, помял и их, проверяя на крепость.
– Славные богатыри выросли! – подвел он итог.
Владимир, Олег и Святослав искренне обрадовались присоединению к ним дяди Всеволода. Рядом с ним опасность казалась меньше.
– Как Ольга Глебовна поживает? – поинтересовался в ответ князь Игорь.
– Божьими молитвами! – беззаботно ответил Всеволод. – О чем ей горевать с таким мужем, как я?!
– Это верно! – весело согласился старший брат и спросил: – А что от шурина твоего слышно?
– Шурин глаза щурит! – пошутил в ответ младший брат. – Боялся, что к нему в гости наведаемся. Через сестру намекнул, что, мол, чем дальше, тем роднее.
– Надо было ему это раньше помнить, когда мою волость грабил.
Князю Всеволоду неприятно было разрываться между двумя близкими людьми – родным братом и женой, которая стеной стояла за своего брата, поэтому перевел разговор на другое.
– Как тебе мои кмети? – спросил он, показав на свой полк.
– Смотрятся боевито, а каковы в деле – посмотрим, – с подковыркой ответил Игорь, который понимал, в какое неловкое положение попал Всеволод, но считал, что тот обязан поддержать правую сторону – его.
– Мои куряне – опытные воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены! – сделав вид, что не понял насмешки, горячо возразил младший брат. – Пути им ведомы, овраги им знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы!
– Да верю, верю! – успокоил его Игорь и предложил: – Ну, отдохните сегодня, а поутру двинемся дальше. Сначала к реке Сальнице пойдем. Меня там должны ждать сторожа, выслал я их в Степь за языком. Прослушаем, что скажут, и решим, к Дону идти или к Лукоморью.
– Некогда отдыхать! – отмахнулся князь Всеволод и пошутил: – Пока будем тут отсиживаться, все половцы от нас разбегутся. Так что седлай брат коня.
– Так тому и быть, – согласился князь Игорь. Он махнул рукой трубачам: – Трубите поход.
Русский стан ожил, задвигался. Дружинники седлали коней, обозники запрягали, а пешие ополченцы занимали места на телегах. Конюший подвел к князю оседланного игреневого иноходца Огонька. Игорь Святославович, любуясь, пошлепал жеребца по крупу, потом легко вскочил в седло. Он дал время дружине приготовиться к выступлению, потом негромко сказал:
– Ну, поехали, – и первым тронулся в путь.
18
В субботу утром в дом Голопузов пришла сваха невесты. Она обошла с веткой рябины, на которой были три крестика, холодные сени, приготовленные для первой ночи молодоженов. У стены напротив двери стояла широкая лавка с пуховой периной и подушками и беличьим одеялом. Над постелью на стене висели икона Пресвятой Богородицы, закрытая застенком, и большой медный крест. В каждом углу торчало по стреле, на каждую был надет калач. В ногах постели стояла открытая кадка с житом, чтобы в
