– Много их там? – спросил князь Игорь Святославич.
– Не очень. Отходят половцы к Лукоморью. «Язык» рассказал, что на помощь им идет большое войско половецкое, – ответил Бут.
– А где этот «язык»? – поинтересовался Всеволод Святославич, который не доверял берендеям, потому что наемник смотрит в ту сторону, где громче золото звенит.
– Умер, – ответил Бут. Всем своим видом он показывал покорность, но что-то в его «лоскутном» лице выдавало скрытую презрительную или снисходительную насмешку. – Слишком долго говорил.
– Зря он так! – улыбнулся князь Всеволод, оценив шутку, и спросил своего старшего брата: – Ну, что будем делать?
– Если мы теперь, не бившись, возвратимся, то стыд нам будет хуже смерти. Поедем на милость божию, – сказал князь Игорь и спросил у берендеев: – Сколько идти до половцев?
– Один дневной переход.
– Или ночной, – подсказал князь Всеволод Святославич. – И утром свалимся им, как снег, на голову. Иначе мы их не догоним.
– Так тому и быть, – решил Игорь Святославич. – Ночи сейчас лунные, светлые, не заблудимся. Бери, брат, конную дружину, скачи впереди, задержи половцев, не дай им уйти. – Зная бесшабашный нрав Всеволода, посоветовал: – Только сам в битву не ввязывайся, подожди нас.
– Ну, это как получится! – отмахнулся князь Всеволод.
Конная дружина ускакала вперед, а пешая и обоз пошли за ними. Несмотря на усталость, войско двигалось быстро. В движении не таким тягостным казалось ожидании боя.
Старый месяц сменил на небе солнце. Несмотря на свою ущербность, светил он ярко, видно было почти как днем. На редких деревьях, растущих вдоль берега Сальницы и в балках, беззаботно щелкали соловьи. Они не замолкали даже тогда, когда по степи прокатывался голодный и жуткий волчий вой. Сначала завывал один зверь, ему отвечал второй, третий… Вой многих зверей сливался в один протяжный нудный звук, который слышался сразу со всех сторон, а потом вдруг резко обрывался.
Вот небо на востоке посветлело. Затихли волки и соловьи, вместо них тревожно загомонили галки. Русская рать сделала короткий привал и двинулась дальше. Утро выдалось тихое, но чем ближе к обеду, тем сильнее дул ветер с моря, освежающий и горьковатый на вкус. Этот ветер немного подбодрил войско, уставшее от бессонной ночи, долгого перехода и жары. К полудню передовой отряд заметил половецкие вежи.
Стойбище располагалось на берегу речки Сююркии. Нападение половцы не ожидали, подвела их обычная беспечность. Они ждали русских не раньше завтрашнего вечера, поэтому неспешно собирались в дорогу: разбирали юрты, складывали на телеги добро. Завидев передовой конный отряд русских, половецкие мужчины оседлали коней, готовясь отбивать нападение, пока женщины и дети будут отступать. Но убегать было некуда. Князь Всеволод охватил стойбище с боков. Сзади у половцев была река, в это время года еще достаточно глубокая, в брод не перейдешь, а они в большинстве своем плавать не умели. Мужчины обычно переправлялись, держась за гривы лошадей, а женщин и детей перетаскивали на плотах. Спереди приближались основные силы русской рати. Князь Всеволод не стал ввязываться в бой с превосходящим противником. Его дружинники перестреливались из луков с половцами, не давая им уйти.
Князь Игорь Святославич разбил свое войско на шесть полков. Впереди были лучники из всех полков; за ними – передовой отряд под предводительством князя Владимира Игоревича и Олстин Алексич с ковуями; дальше стоял большой полк князя Игоря Святославича и его сына Олега, правое крыло князя Всеволода Святославича и левое – князя Святослава Ольговича.
Князь Игорь сказал войску:
– Братья! Мы этого сами искали, так и пойдем!
И пошли, ища себе чести, а князю – славы.
Русская рать намного превосходила половецкую. Сомкнутые, червленые – розово-красные – щиты перегородили все поле. Они неспешно надвигались с трех сторон, грозные и неустрашимые, напоминая стену огня.
Половецкие воины дрогнули. Выстрелив по несколько раз из луков, они переправились через реку. За ними побежали женщины и дети. Часть сумела переправиться на другой берег реки, но большинство осталось на этом.
– Бегут! – радостно крикнул князь Всеволод, подскакав к старшему брату. – Сейчас мы их догоним!
– Пусть бегут, – сказал князь Игорь. – Битву мы выиграли, добыча есть…
– Да ты что?! – возмутился младший брат, у которого руки чесались побиться. – Я их живыми не отпущу, буду гнаться, пока последнего не истреблю!
– Пусть молодые за ними гоняются, а нам с тобой отдохнуть не помешает, – остановил его князь Игорь.
Князь Всеволод пировать любил не меньше, чем воевать, поэтому уступил старшему брату.
– И действительно, пусть Владимир и Святослав гоняются за этими трусами, – согласился князь Всеволод. – Бить таких – не много чести.
Князья Владимир и Святослав повели конную дружину в погоню за половцами. Поскакали с ними и ковуи, но большая часть их не захотела переправляться через реку, кинулась грабить стойбище.
Следом за ковуями принялись грабить пешие ратники, а потом и обозники. Сысой Вдовый тоже прибежал. Никогда раньше ему не доводилось принимать участие в грабеже, поэтому первое время стеснялся заходить в юрты, ходил между ними, подбирая уроненное другими. Само собой, ничего ценного он так не заимел, только несколько кусков старого полотна и большой медный котел. Набравшись смелости, Сысой все-таки заглянул в богатую юрту в центре стойбища, из которой только что вышли несколько воинов с большими узлами добычи. В юрте стоял непривычный Вдовому запах дыма, скисшего молока, немытых человеческих тел и еще чего-то незнакомого. Внутри не было ни одной живой души, поэтому Сысой вошел в нее, начал рыться в валявшихся тряпках. Ему попалась старая аксамитовая япончица – женская накидка, отрез беленого полотна и выделанная овчина. Когда Сысой Вдовый начал сворачивать овчину, то обнаружил под ней золотой кубок в виде цветка с четырьмя лепестками, в каждый из которых на выпуклом боку было вставлено по изумруду. Сысой никогда раньше не держал в руках такое богатство. Вырученных за кубок денег хватит на безбедную жизнь в течение нескольких лет. Вдовый сложил накидку, полотно и овчину в медный котел, а кубок нес в руке. Он зашел еще в одну юрту, перерыл там все, но нашел только торбу с вяленым мясом. В третьей юрте толстый ковуй пытался изнасиловать девочку-половчанку, черные, блестящие волосы которой были заплетены в десяток тонких косичек. Она хоть и была в несколько раз меньше, но не давалась, сопротивлялась отчаянно. Ковуй, сопя и ругаясь, пытался заломить ей руки. Девчонка молча вертелась ужом и маленькими кулачками часто-часто колотила его куда попало.
– Ты что делаешь?! – вступился Сысой Вдовый за половчанку. – Она же дитё ещё!
– Не твое дело! Проваливай отсюда, это моя добыча! – огрызнулся ковуй.
– Не трогай ее! – потребовал Вдовый и сам удивился своей смелости и настойчивости.
Толстому ковую, видимо, и самому надоело возиться с упрямой девчонкой, но хотелось на ком-нибудь выместить злость, поэтому он встал и оценивающе осмотрел заступника. Заметив золотой кубок, ковуй передумал драться.
– Если тебе так жалко ее, давай мне кубок в обмен на девку, – предложил ковуй.
Он не знал, что мог просто попросить кубок, и Сысой отдал бы.
– На, – Вдовый протянул ему золотой кубок с изумрудами.
Толстый ковуй сперва опешил, не веря в такую удачу, потом цапнул кубок и выбежал с ним из юрты, пока сумасшедший русский не передумал. Но еще больше удивилась половчанка. Она хоть и не понимала по-русски, но догадалась, что ее обменяли на вещь, за которую можно купить сотню таких, как она. Девочка встала, поправила свою бедненькую одежку, напоминающую русский опашень, у которой один рукав был надорван. Половчанка была не так юна, как сначала показалось Сысою, лет двенадцати-тринадцати. Она смотрела на странного русского, ожидая его указаний, а Вдовый смотрел на нее, не зная, что дальше с ней делать. Оставлять здесь нельзя, потому что изнасилуют, а забрать с собой стеснялся.
– Как тебя зовут? – спросил он. Догадавшись, что она не понимает по-русски, ткнул себя пальцем в грудь и представился: – Сысой.