во все хозяйственные постройки и ворота, бросили в огороды, колодцы, надели венки на рога коров. Ближе к обеду, когда стало ясно, что дождь не скоро кончится, путивльчане стали появляться во дворах и на улицах. Особого веселья не было, но никто и не печалился, будто и не стояли под стенами половцы. Казалось, что это обычный выходной день, только скотина осталась в хлевах да ребятишки играли в войну не понарошку, а кидали камни с крепостных стен в поганых. Дальше рва камни не долетали, но мальчишкам это было не важно.
Ваньке Сороке тоже надоело сидеть дома, решил прогуляться на рынок. Он давно ничего не воровал, из-за чего у него зудели руки.
На улице его поджидала ведьма. Поздоровавшись, она предложила:
– Дельце у меня есть для тебя. Не поможешь?
– Помогу, – быстро согласился Ванька, который чувствовал к ведьме теплое чувство, сродни сыновнему. – Что сделать?
– Надо ночью отнести подарок половецкому хану Гзаку, – сообщила ведьма.
– Да ты что, сдурела?! – возмутился Ванька. – Перебьется твой хан без подарка, мне моя жизнь пока дорога!
– Ничего с тобой не случится, – заверила ведьма.
– Нет уж, поищи другого дурака! – отказался Сорока.
– Другого такого ловкого вора во всем Путивле не найдешь, – сказала ведьма.
– С чего ты взяла, что я вор?! – удивился Ванька Сорока, причем так искренне, что сам себе поверил. – Я в жизни ничего не украл, бог свидетель! Вот те крест! – побожился он и перекрестился.
– Вору не божиться, так и праву не бывать, – молвила ведьма.
– Вот когда поймаешь меня на краже, тогда и говори, иначе я тебе быстро язык укорочу, – пригрозил Ванька.
– Значит, не хочешь помочь?
– Нет. Что-то другое, может, и сделал бы, а к поганым, чтобы умереть или в рабство попасть, – не пойду, – ответил Сорока.
– Не зря сходишь, найдешь там то, что давно ищешь.
– Я уже нашел Анютку, больше мне ничего не надо.
– Ну, как хочешь, – спокойно сказала ведьма. – Но если передумаешь, приходи ко мне в полночь.
– Не передумаю, – уверенно произнес он.
– Ну, это бабушка надвое сказала… – с подковыркой произнесла ведьма.
Ванька Сорока прошелся по рынку. Продавцов и покупателей было мало, да и те не столько торговали, сколько рассуждали об осаде. Сорока воспользовался тем, что продавец пирогов увлеченно беседует с приятелем, стащил с прилавка ржаной подовый пирог с яйцами на молоке. Едва Ванька отошел от лавки, как над ним начала летать ворона. Каждый раз, низко пролетая над его головой, птица внятно произносила:
– Украл!
Ванька Сорока попытался отмахнуться от нее, по ворона не отставала, пока он не выбросил украденный пирог. Решив, что это случайность, Сорока нашел новую жертву – иконописца, у которого на прилавке лежали на обмен старая икона Ильи-пророка и ногата. Видимо, цена не устроила иконописца. Ванька незаметно стащил ногату. Только он сделал шаг от лавки иконописца, как над ним опять пролетела ворона и крикнула:
– Украл!
Ванька вышвырнул монету и ушел с рынка, решив больше не испытывать судьбу. Он вернулся домой, где Анютка заканчивала готовить обед. Вроде жена его не много-то и работала, а все успевала. И на мужа у нее всегда находилось время. Она сразу заметила, что Ванька не в духе.
– Что-то случилось? – участливо спросила Анютка.
– Да день какой-то сегодня неудачный, – пожаловался Ванька, – ничего не получается.
– Может, кто-то у тебя помощи попросил, а ты отказал? – спросила Анютка.
Ванька Сорока уже привык, что жена умнее его и всегда дает верный совет. Он сразу вспомнил, кому отказал в помощи.
– Так она же хотела, чтобы я ночью к половцам пошел! – возмущенно произнес муж. – Ох, уж эти люди! Раз им поможешь, два – и они решают, что можно на голову тебе сесть!
– Ну, да, будешь сладок – разлижут, – согласилась жена, – но будешь горек – расплюют.
– Так ты предлагаешь помочь ей? – спросил Ванька. – Не боишься, что погибну или в плен попаду?
– Ничего с тобой не случится, – уверенно ответила Анютка. – Но решай сам. Если хочешь, чтобы удача вернулась, поможешь, не хочешь – и не надо, как-нибудь и без нее проживем.
– Конечно, проживу! – беззаботно произнес Сорока.
Когда на улице стало темно и вороны расселись на ветках высоких деревьев, перекаркнулись, проверяя, все ли живы и здоровы, и заснули, Ванька Сорока опять вышел на промысел, решив, что теперь некому будет изобличать его. Едва он отошел от своего дома, как услышал за спиной протяжный кошачий вой.
– Во-о-ор! – гнусным голосом провыл кот.
– Во-о-ор! – откликнулся второй кот где-то впереди по улице.
– Во-о-ор! – поддержал их кот на соседней улице.
– Тьху, черт! – огорченно сплюнул Ванька.
Он развернулся, чтобы вернуться домой, и заметил ведьму. Она шла по другой стороне улицы к рыночной площади. Сорока прижался к забору, чтобы не заметила его. Вроде бы не заметила, но, когда уже миновала его, и Ванька облегченно вздохнул, произнесла насмешливо:
– В полночь!
Ванька Сорока еще раз сплюнул и вернулся домой.
А ведьма зашла во двор Голопузов, дунула в ноздри двум псам, охранявшим двор, отчего они на подгибающихся лапах забрались под крыльцо и сразу заснули. Она зашла в сени, из них – в кладовку, где забрала спрятанный между досками новый ларец из липы, украшенный дивными резными жар-птицами и единорогами. Это ларец Никита Голопуз делал втайне в подарок матери, осталось только оббить изнутри черным бархатом. Выйдя из кладовки, ведьма остановилась послушать, о чем в избе говорят свекровь Анфиса и невестка Евдокия.
Невестка вынимала из печи хлеба. Избалованная матерью, хозяйство вести она не умела. Да еще и назло свекрови отказывалась делать даже самые неотложное. Так они и остались на Троицу без хлеба. Днем работать нельзя было, пришлось ждать до захода солнца. Из печи по всей избе распространился вкусный запах свежего хлеба. Дуня положила хлеба на постеленный на столе рушник, накрыла вторым. Она проверила, не осталось ли в топке горящих угольков, положила туда три полена, чтобы на том свете по ним перейти через огненную реку в рай, и закрыла деревянной заслонкой, чтобы печь не зевала ночью.
– Ну, все, закончила? – нетерпеливо спросила Анфиса, которая полулежала на лавке у печи.
– Нет еще, надо горшки из-под молока помыть, – ответила Дуня.
– У меня больше моченьки нет терпеть, помоги мне выйти по нужде! – взмолилась свекровь.
Во время свадьбы, впервые войдя в дом мужа, она воспользовалась нерасторопностью родственниц Голопуза, которые не сразу закрыли своими телами печь от невесты, заглянула в топку и произнесла про себя: «Какая большая яма, пусть спрячется там мама!», пожелав смерти свекрови. А несколько дней назад Евдокия сходила к Акимовне и попросила ворожею побыстрее сжить со свету Анфису. Та сожгла снизу вверх принесенный Дуней волос свекрови и прочитала заговор. С тех пор Анфиса начала быстро сдавать. Первым делом отказали ноги, теперь без посторонней помощи ходить не могла.
– Ничего, потерпишь, – сказала невестка и ехидно добавила: – Бог терпел и нам велел!
– Смерти моей хочешь! – со слезами в голосе крикнула свекровь.
– Зачем мне ее хотеть?! – с издевкой произнесла Дуня и начала мыть горшки. – Живи, сколько хочешь!
– Вот вернется Никита, он тебе задаст, и за меня тоже! – пригрозила свекровь.
– Всё равно буду битая, – отмахнулась невестка, – а так хоть буду знать, за что.
– Креста на тебе нет, окаянная! – всхлипнула свекровь.
