закорки.
Мужчина оказался тяжелым. Тут еще меч мешал, бил по ноге. Пройдя с полсотни шагов, Ванька ссадил мужчины. Они прошли немного рядом, чтобы Сорока передохнул, потом он опять взвалил освобожденного раба себе на спину. Меч он все-таки не выкинул, посчитав, что за такие страдания должен быть хоть как-то награжден.
Возле лаза потайного хода он скинул с себя ношу и упал на мокрую землю, чтобы отдышаться и отдохнуть.
– Все, считай, что ты свободен, – успокоил он мужчину, – здесь уже нас не поймают.
– Не поверю, пока не окажусь по ту сторону тына, – сказал мужчина. – Столько лет в рабстве промучался!
– А как ты попался им?
– Купцом я был. С отцом и двумя старшими братьями поехали с товаром в Кафу. Пока мы там торговали, киевский князь жестоко побил половцев. Они обозлились на всех русичей и, когда мы возвращались домой, напали на наш обоз. Отца и братьев убили, а меня ранили. Очнулся уже связанным.
– Ты случайно не Матвей Сорока? – Ванька встал, позабыв об усталости.
– Да, он самый.
– А из какого ты города?
– Псковичи мы.
– А сестры у тебя есть? – решил проверить Ванька.
– Была сестра Варвара, – ответил мужчина. – Жива ли – один знает, столько лет не был дома.
– Жива! – Ванька радостно обнял Матвея. – Братишка! Нашелся!
– Откуда ты ее знаешь? – удивился брат, который никак не мог понять его радости.
– Это я твоя сестра Варвара! – объявил ему Ванька.
Матвей испуганно высвободился из его рук:
– Какая ты мне сестра?! Ты что, сдурел?!
Ванька Сорока напомнил Матвея, как они в детстве дразнили друг друга, где прятались, когда отец грозил выпороть, а потом рассказал, как из девочки превратился в мальчика. Братья всплакнули от радости. Они уже и забыли, что половцы могут напасть на них.
Напомнил им об этом берендей Бут. Он возвращался в посад с полным мешком отрезанных голов. Заслышав у лаза в подземный ход голоса, решил, что половцы обнаружили его. Потом разобрал русскую речь, бесшумно подкрался и подслушал часть разговора братьев.
– Вы бы погромче говорили, а то половцам плохо слышно, – подойдя ближе, предостерег он братьев, напугав их.
– А-а, это ты, берендей, – опознал его Ванька, выхвативший было меч из ножен. – Я тут брата родного из рабства вызволил, представляешь?! Думал, чужому человеку помогаю, а вышло-то как!
– Это бог наградил тебя за доброе дело, – всхлипнув, молвил Матвей.
– Хватит болтать, – остановил их Бут. – Полезайте быстрее, пока нас половцы здесь не застукали.
Они по очереди пролезли по подземному ходу в посад. Бут – последним. По другую сторону хода их поджидали дружинники, которые услышали шум у тына и решили, что это поганые лезут. Бута они ждали, а Ваньку и Матвея на всякий случай повели к воеводе.
Олекса Паук только что вернулся с сеновала Голопузов, где долго и сладко целовался с Дуней. Настроение у него прекрасное, готов был поделиться своим счастьем со всеми. Выслушав вранье Ваньки Сороки, который сказал, что лазил без спроса к половцам из удали и случайно освободил родного брата, воевода решил не наказывать его и даже угостил братьев медовухой.
– Чудные дела твои, господи! – подивился Паук. – Ну, ладно, ступайте домой, но чтоб больше без моего разрешения к половцам ни ногой.
– Больше не полезу, – пообещал Ванька.
Во время разговора братьев с воеводой, берендей Бут стоял в углу и молча разглядывал меч на поясе Ваньки Сороки. Ножны были золоченые, рукоять в форме орлиной головы с большими глазами-изумрудами. Где-то он раньше видел этот меч. Вроде бы на князе Игоре Святославиче. Когда братья вышли из избы, Бут последовал за ними и на крыльце придержал Ваньку за руку:
– Погодите-ка.
– Чего тебе? – спросил Сорока.
– Меч у тебя красивый, очень он мне понравился. Как там тебя зовут? Вар… – он замолчал, будто никак не мог вспомнить имя.
– Ванька меня зовут, – подсказал Сорока, поспешно снимая с себя меч. – Дарю его тебе.
Берендей Бут, криво усмехнувшись, забрал меч и пообещал:
– Теперь на всю жизнь запомню, что ты Ванька.
32
В понедельник, Духов день, началась Русальная неделя – время, когда русалки могли появляться не только ночью, но и днем. В это время бывалые люди советовали не купаться в реках и озерах и вообще держаться подальше от воды, не откликаться, потому что, не зная имени, русалка не сможет причинить вреда, а так же постоянно иметь при себе оберег от русалок: полынь, чеснок, любисток. Если бросить оберег в глаза русалке, она сразу ослепнет, не сможет поймать человека. Еще можно было при встрече сказать, сколько зубьев в бороде, и русалка уходила пересчитывать их, чтобы проверить, не соврали ли ей. Или пальцем начертить на земле крест в круге и встать внутрь. Переступить черту не сможет никакая нечистая сила, поэтому русалка походит-походит и отступится. В этот день перед восходом солнца земля открывает свои тайны, легко можно найти клад. В предыдущие годы многие путивльчане, богатые и бедные, еще затемно отправлялись попытать судьбу, но в этом помешала осада половцев.
Шел дождь и в понедельник. Нудный и непрерывный, он остужал боевой пыл и нападающих, и защитников. На всякий случай воевода Паук приказал заколотить дверь в церковь Ильи-сухого на посаде, чтобы кто-нибудь из путивльчан сдуру не вымолил сухую погоду. Пока шел дождь, поганые были не очень опасны. Могло бы даже показаться, что половцы просто остановились под стенами Путивля отдохнуть несколько дней. Они ограбили все незащищенные и оставленные жителями поселения в округе. Добыча была небогатая, а сжечь дома из-за дождя не получилось. Только в Успенском женском монастыре им удалось захватить монашек и немного дорогой церковной утвари, подаренной княгиней Ефросиньей Ярославной. Монашки решили, что бог защитит их. Половцы об этом не знали, поэтому убили старых монашек, а молодых забрали в рабство. Среди захваченных оказалась Марфа Прошкинич. Хотя волосы у нее были коротко подстрижены, Марфа все равно приглянулись хану Гзаку, он сделал ее своей наложницей.
На Гзака дождь нагонял тоску и бессонницу. Обычно он вставал поздно, а в дождь – раньше всех. Поскольку ему было обидно бодрствовать в одиночку, обязаны были просыпаться и все остальные. Хан Гзак растолкал спавших в его юрте родственников и наложниц, и приказал им искать меч, недавно отнятый у князя Игоря. Пропажу так и не нашли, не смотря на пинки и тумаки хана. Обозленный, он вышел из юрты, чтобы сорвать зло еще на ком-нибудь и увидел ларец на земле у входа. Схватив находку, хан Гзак сразу забыл о мече и повеселел. Он повертел ларец, рассматривая, поцокал языком от восхищения.
– Какой красивый! Будет моим!
Он осторожно передал ларец внутрь юрты Марфе и жестом показал, что осторожно поставила рядом с ценной посудой. Затем забрал у племянника свой меч, который подарил ему после победы над русичами.
– Найдешь мой пропавший, получишь назад свой, – сказал он племяннику.
Хан приказал привести своего коня. Конь оказался таким грязным, будто всю ночь скакал по болоту. Это опять взбесило Гзака, он отстегал плетью конюхов и приказал искупать всех лошадей его семьи.
Отряд конюхов погнал коней к Сейму. Только они собрались купать коней, как услышали ниже по течению веселый, беззаботный смех нескольких женщин. Степняки решили, что коней можно искупать и ниже по течению, поскакали туда посмотреть, кому это так весело. На большой поляне возле реки качались на ветках обнаженные девушки такой неземной красоты, что половцы сперва застыли, не веря своим глазам. Девушки не испугались их. Они продолжали, смеясь, качаться на ветках. Половцы справились с удивлением и набросились на девушек. Каждому досталось по одной. Девушки не сопротивлялись,
