заразительная. В общем, три километра мы прошли без задержки, дальше пришлось хуже – ванны снова стали глубже, местами началось болото и каторга, как мысленно я стала называть путешествие, продолжилась. Тащили, толкали, копали, объезжали по тундре, рубили кусты, мостили гати, стаскивали мотоциклы с камней на обочинах… В одном из мест я снова было уцепилась за Щенка и стала твердить, что уж тут-то я точно проеду, пусть Алексей не беспокоится, но он только цыкнул на меня и оттолкнул от мотоцикла. - Налетишь на камень среди травы, мотоцикл угробишь и сама убьешься! Иди отсюда! Вон…туда…
Я не ушла и страховала мотоциклы, когда они проезжали по кочкам и траве. К обеду на равнине, усеянной синеватыми кочками, мы вдруг увидели, что впереди маячат яркие курточки. Сегодня – контрольный срок в Северобайкальске, и, грешным делом, я подумала, что это какие-нибудь спасатели, но это, слава Богу, были никакие не спасатели, нас еще, конечно же, никто не искал, это оказались такие же, как и мы, горе-путешественники, только ехали они на велосипедах. Их было четверо – двое бородатых мужчин и две невысокие, крепенькие женщины. В руках они вели велосипеды. Велосипеды были разные – у кого-то старенький «Спорт», у кого-то и вовсе – обычный «Урал», какие, наверное, уже не выпускают. На багажнике каждого была прикреплена большая велосипедная сумка, вроде нашей «Манараги». Мужчины радостно улыбались и рассказывали о дороге, а женщины несколько опасливо поглядывали на ребят. Оказалось, на реке Намаме сошли пять селевых потоков. Именно поэтому мы так давно не видели машин. Машины стоят на берегу и ждут, пока глина подсохнет. - А дальше? – нетерпеливо спрашивал Мецкевич чернобородого мужчину.
- А, ну перед этой рекой там еще одна река есть, – неторопливо, будто собирался стоять целую вечность на этом месте, говорил бородач, – Там от дождей прижимы образовались. Мы тоже дурни, подъехали к реке вечером, да и заночевали, нет, чтобы пройти сразу. А утром глядим – не проехать. Ну, подошли тяжеловозы и перевезли нас через прижимы, а сами, видите, застряли на Намаме. Так что вы не торопитесь, все равно не пройдете. Ну что, пошли? – он оглянулся на спутников, и они покатили велосипеды дальше.
А мы остались на дороге – смотрели им вслед и завидовали, что велосипеды весят всего килограммов по десять… - Чё думаете, пройдем, не пройдем? – снова засуетился Вася, но его, похоже, никто не слушал.
В конце концов, никто из местных не верил, что мы и сюда-то добраться сможем. Так что не так страшен черт, как его малюют… Группа снова двинулась вперед, а журналисты почти побежали, видимо, надеясь, что там, вот за этим следующим поворотом и откроется им река, на которой их ждут – не дождутся водители тяжеловозов. Но в этот день мы прошли всего восемь километров, и к вечеру вымотались так, что я даже умываться не пошла, это показалось излишеством. А еще у меня поднялась температура. К вечеру мы вышли на самый тяжелый участок дороги, который всеми – и туристами, и водителями, и спасателями назывался коротко и загадочно: «сто десятый километр». Здесь к раскисшей глине и грязевым ваннам добавилась колея, овраги и река. Все это вместе представляло собой большой, перемешанный за годы КАМАЗами участок дороги, который был сдобрен только одним удобрением, на который так щедры русские водители – матом. Здесь мотоциклы пришлось нести на руках. Мы выпали на сухой пригорок к вечеру, уставшие и голодные. Я заметила, что у многих ввалились глаза, и обтянуло скулы, а с меня стали сваливаться военные штаны, да и остальные то и дело поддергивали брюки. Пока ставили лагерь, выяснили, что мы, наконец-то, дошли до Мертвых озер – одно такое озеро, идеально круглое, ровное, находилось рядом, к нему можно было спуститься по поросшему соснами черному склону. Оно оправдало свое название – серо-черное мглистое дно, голый берег, покрытый опавшей хвоей, на котором не было ни травинки. Не было в озере ни водорослей, ни мальков, его поверхность была неподвижной, и было что-то жуткое и пугающее и в этой неподвижности, и в этой тишине, и в этой черноте. Нам было все равно – так мы все устали… Вечером я заметила, что Мецкевич и Будаев курят свернутые трубочкой березовые листья – у них закончились сигареты. У меня они закончились уже давно, ведь запасов у меня не было, но я-то человек привычный. Могу и без табака. На следующий день дорога стала, как будто, получше – мы ехали по зеленой равнине, на поверхности которой лежали цепочки озер – словно гигантская модница растеряла здесь свои блескучие побрякушки. Озера были разными – большими и маленькими, одни были похожи на большие зеркала, а другие могли быть только бусинами в ожерелье огромной красавицы. Даже уставший Будаев притормаживал, вставал на подножках, вытягивал шею и любовался открывающимися видами. 
Дорога выскочила на реку сразу. Шла-шла вдоль дороги сплошная стена леса, в которую и собака-то не пролезет, а потом вдруг она исчезла, дорога разбежалась, подпрыгнула и вильнула в сторону. Мы оказались на берегу. Стоп! Приехали! Наш путь должен был идти вдоль каменистого берега над обрывом. Сейчас со склона на дорогу сошел сель – поток жидкой глины, перемешанный с камнями, кустами и смытыми сверху стволами деревьев. И еще много таких стволов, готовых вот-вот соскользнуть нам на головы, висело над дорогой… - Ой-е! – повертел головой даже равнодушный к трудностям Андрей Кравчук, – пошли на разведку?
- Пошли, – устало ответил Мецкевич, – пошли…
