Келеф, переиграв птицу в гляделки, легко взмыл в седло:
— Куда? Отойди! — резко велел он парню, подбежавшему ближе и едва не угодившему под огромную лапу. Птица крайне убедительно сделала вид, что его не заметила.
Человек укрылся под деревом. Удостоверившись, что больше кидаться наперерез ему не вздумается, Келеф пообещал на прощание:
— Спрошу. Ждите ответ неделю, охотники из Рос.
Глава V
Он проснулся оттого, что кто-то сидел рядом и заглядывал ему в лицо. Хин нашарил под шкурой нож и быстро открыл глаза, бессознательно ожидая увидеть незнакомого летня, как и три ночи назад. Вместо этого на него вытаращилась чужая почтовая птица: тощая, задиристая, светлого окраса с вкраплениями розовых перьев.
Хин негромко вздохнул, успокаиваясь. Пернатое создание молча подвинуло ему маленькую трубку. Мужчина сел на постели, выглянул в окно. Был полдень. Проспать больше суток он не мог, да и голова всё ещё болела. По всему выходило, что Эрлих ответил едва ли не тотчас, как получил письмо с согласием. Правитель развинтил футляр.
— Ну-ну, — только и заметил он вслух, пробежав глазами записку.
Птица склонила голову набок, напомнив Келефа — впрочем, Хин не поручился бы, что этот жест обозначал у них одно и то же —, подпрыгнула и обратилась в луч света. «Вы давали мне два дня на раздумья. Я рассчитывал на это время», — слать Эрлиху протесты с такими словами, равно как и с любыми другими, смысла не имело. Хин оделся, прошёл в кабинет; там рассеянно сунул записку в ящик стола.
— Сползлись два прюса на узком мостике, — на манер старого прорицателя подытожил он. — Надо было завтра известить его о согласии.
Разговор с матерью пришлось отложить — в который уже раз. Да и злость жены начинала тревожить правителя. Женщине нужна была острастка. С одной стороны, Юллея только бесновалась, а сделать ничего не могла. С другой же — тот, кто ждёт, может и дождаться. Недаром, убивая врага, летни изводили всю семью. Хин же поставил себя в глупое и опасное положение: его самый лютый враг делила с ним кров. «Жёны Каогре-уана канули в реку времени, жена прежнего Марбе-уана исчезла без следа…» — думал он порой.
В самом деле, многого ли стоит: подозвать двоих из личной охраны и намекнуть. Они не глупы, сами поймут: как, когда. Вот и для ещё одной проскрежещут визгливо пески. Летни не стали бы порицать, но Хину самому претили подобные мысли. Только они приходили всё чаще и звучали всё настойчивее. Воображению рисовалась соблазнительная картина: пустая комната жены, исчезающий запах дешёвых духов…
Правитель закончил указ, притушил свечу, капнул на пергамент немного расплавленного стеарина и оттиснул в нём летящую коронованную птицу. Подождав, пока печать остынет, он спрятал свиток под накидкой и спустился в сад.
Летни редко сюда забредали — побаивались, и сейчас их суеверная неприязнь ко всему чужому играла на руку Хину. Говорить с Гебье при свидетелях ему не хотелось.
Ведун предсказуемо любовался невзрачными цветиками на большой поляне — именно здесь Хин играл для гостей в день своего совершеннолетия. Он и сейчас ясно помнил, где витали пушистые твари, держа в клювах полосу ткани. Келеф желал добиться хорошей акустики импровизированного зала. Такая мелочь, как испуг гостей при виде двух крупных крылатых хищников, не могла его остановить.
Ведун обернулся, недоверчиво прищурился, всматриваясь:
— Вспомнили что-то приятное? — осторожно уточнил он. — Или поездка прошла настолько удачно?
— Удачного мало, — правитель деловито вздохнул, присел на корточки, чтобы весену не приходилось задирать голову. — Помнишь, ты рассказывал, что в Весне вас птицы будят поутру: гомонят, выкликая Солнце? Со мной сегодня похоже вышло.
Гебье чуть заметно улыбнулся:
— Весна, — повторил он одними губами. — Для меня она как ласковый дождь.
Хину такое представить было не легче, чем сытный голод или храброго труса. Он видел несколько раз, как вода низвергалась с небес. Грохочущее, раздираемое вспышками огня смешение стихий — ужас для всего живого.
— Значит, так, — он сменил тему. — Покончим сперва с прежним. Что в деревнях?
Весен ответил чуть расторопней обычного:
— Три ближние к Кольцу отозвались. Всё как у нас.
— Не повторялось? Хорошо. Дэсмэр пока благоволит мне. Как Орур?
— Ваш приказ воспринял очень спокойно, — он подчеркнул голосом «очень».
— Ага… Что ж, ожидаемо. Так, ну а что у нас? Удалось разговорить женщин?
Тут Гебье тяжело вздохнул.
— Вам это вряд ли понравится, — честно предупредил он. Хин молча поднял брови. — Молодая госпожа видела отца. Старшая — мужа.
— Мужа, то есть моего отца? — бестолковый вопрос. Одезри нервно встряхнул головой, отбрасывая волосы назад: — Ты можешь описать, как он выглядел?
— Я его не знал, — меланхолично заметил Гебье, но посмотрел на собеседника чуть удивлённо.
— Ах, верно, — торопливо пробормотал тот и сосредоточенно умолк. Ведун ждал. — Но почему мертвецов? — наконец, потребовал ответа Хин. — Как это возможно? Скажи мне!
Весен с тоской вздохнул:
— Я не знаю.
— Почему только женщины?
— Не знаю, — устало повторил Гебье. — Как правило, они более одарены ментально.
— Но ведь ты-то куда одарённей их!
Ведун не стал повторяться в третий раз. Правитель молча кивнул своим мыслям и заговорил мягче:
— Хорошо. Дело, Гебье, вот в чём: мне придётся снова покинуть владение… на какое-то время. Как долго меня не будет, сказать не могу. Ты только не беспокойся — я ещё утром написал Тарушу. Он уже в пути. Я рассчитывал сам с ним переговорить, но не смогу. Полагаться на Орура, — выразительная пауза.
Весен помрачнел, он всё понял:
— Вы хоть объяснитесь с ним?
— Если встречу. Где он сейчас?
Гебье пожал плечами.
— Сам что-нибудь придумаешь, — решил Хин. — А теперь слушай внимательно, — он вытащил свиток, — здесь указ. Отдашь Тарушу в руки, никому другому! Это доказательство его полномочий.
Дождавшись, пока весен возьмётся за другой конец узкой трубки, правитель разжал пальцы. Гебье задумчиво смотрел на печать:
— Я ведь однажды… — тихо начал он.
— За битого двух небитых дают, — отрезал Хин.
Ведун грустно вздохнул и спрятал свиток во внутренний карман халата.
— А всё, что я дальше скажу, — велел правитель, — запомнишь слово в слово и передашь Тарушу. Он сам устроит так, чтобы вы могли поговорить колено к колену.[15] Ни Оруру, ни матери — никому больше — даже намёком. И не вздумай записывать!
Гебье засомневался:
— Я давно не тренировал память…
Хин коротко, невесело усмехнулся:
