Сова хотела по привычке что-нибудь поперек сказать, но лишь вздохнула и стала на стол собирать. Тем часом с Украины постучали, Куров выглянул и бросился к двери.
- Доброе утро, - устало проговорила Оксана. - Пустите блудную дочь, Степан Макарыч…
Он засуетился:
- Отчего же блудную? Ты же знаешь, мы со старухой всегда рады!
- А я Юрку изменить хотела, - вдруг призналась она. - Отомстить ему за мои девические годы! Американца ходила очаровывать.
- Вот так с ними и надо, дочка! - одобрила Сова, выходя из своей на дедову половину. - Чтоб знали, в кириккитте их разэтак! А то их ждешь, ждешь как проклятая, они же потом и жениться не хотят! Нос воротят! Ну, и очаровала?
Оксана тоже устало развалилась на диване:
- Да какой-то пугливый оказался… Всю ночь ходил за мной как тень. Так и не подошел.
- Надо было настойчивость проявить, - посоветовала бабка. - Скараулить и на шею ему. Когда парню на шею сядешь, он потом всю жизнь очарованный ходит. И такой кун-дал стоит!
- Я вот и хожу всю жизнь очарованный, - проворчал Куров. - Хоть бы постеснялись при мне свои бабские секреты выдавать…
- А на тебя где сядешь, там и слезешь, - отмахнулась Сова. - Уж какие только чары не насылала! И в девках, можно сказать, осталась.
Дед лишь рукой махнул, не дождавшись завтрака, ушел спать за печку. Сова же к Оксане поближе пересела:
- Дальше-то чего?
- Подкараулила этого Джона, - сонно проговорила та. - Волосы распустила… И к нему - тыала хотун, мол… Он так от меня шарахнулся! Аж упал…
- И что? Верхом бы на него!
- Не успела. Вскочил, ружье подхватил да как дунул! Везде искала потом… Сквозь землю провалился! До этого вроде храбрый был, даже приставал. Что с ним сделалось?
- Он с ружьем за тобой ходил?
- У американцев законы такие, - вздохнула Оксана. - Без револьвера даже спать не ложатся… Может, влюбился? И скромный стал?
- Когда влюбляются, они шустрей становятся. Айбасы просто…
- Юрко вон шустрый. И тоже сбежал… Никому я не нужна!
- Где вот его носит? Третьи петухи откукарекали, злые духи спать улеглись…
Договорить не успела - из России застучали. Сова с Оксаной бросились к двери и обе остановились.
- Не похоже, чтоб Юрко, - предположила бабка. - Он через двери не ходит…
- Кто там? - громко спросила Оксана.
- Открой, сватья, - послышался сдавленный голос Дре-менко. - Помогите…
Сова отворила и отшатнулась. Тарас Опанасович чуть не упал на нее, в последний момент ухватившись за притолоку. Стоял и качался - всклокоченный, глаза сумасшедшие, одет в какое-то заскорузлое, грязное тряпье и при этом еще весь в крови.
- Тату? - кинулась к нему Оксана. - Что это с тобой? Ранен?
Дременко сполз по косяку на порог и блеснул глазами:
- Нет… Я живой… Там! - Он показал на улицу. - Помогите…
Из-за печки высунулся Куров:
- Чего это тут у вас? Пожрать не дали, теперь и спать… - и осекся, увидев Дременко.
- За мной! - скомандовала Сова. - Там помочь кому-то надо.
Они с дедом выбежали на улицу, покружили по двору - никого. И тут заметили на огороде какое-то шевеление. Толстый переводчик вставал, пытался сделать шаг, но тут же падал в картошку, путаясь в высокой ботве. Рядом с ним, разбросав руки, лежало еще одно тело, неподвижное. Куров перевернул его на спину - незнакомый молодой мужик в окровавленной одежде.
- Американец, - признала Сова. - Кажись, наповал его…
- Это мистер Странг! - Переводчик стоял на четвереньках. - Он тяжело ранен! Спасите его!
- А ты?
- Нет… Я просто устал. Помогите ему!
В это время американец очнулся и завращал безумными глазами:
- Рашен мафия! Гэрилла бэнд! Рашен партизенз!
- Ты что, сбесился? - Дед попытался поставить его на ноги. - Какие партизаны?
Сова хотела помочь, но Джон вырвался и затараторил на английском.
- Чего он говорит-то?
- Приказывает не подходить к нему, - объяснил переводчик. - Он - гражданин Соединенных Штатов… Требует консула… Немедленно пригласите ему консула.
- Где же его взять-то? - спросил Куров, хватая раненого под мышки. - Пошли в хату. Будет тебе и консул, и морковка с хреном…
- Рашен мафия! - завопил тот. - Рашен партизенз! Брянский лес! Ковпак!
Переводчик хотел что-то растолковать ему, но Джон уже ничего не слышал и выворачивался из рук.
- Крыша съехала, - определила бабка. - Давай его волоком, тяжелый…
Кое-как они вытащили его с огорода во двор, и тут на крыльце показался Дременко, которого удерживала Оксана.
- В хату его! - прохрипел он. - В хату его, сват. Рану перевязать!
- Тату, тебе надо в постель! - тянула его дочь. - У тебя приступ стенокардии!
- Батько Гуменник за американца убьет! Сказал, сдать в целости и сохранности… Сват, осторожней! Что же вы его, как мешок! Это же настоящий американец!
- Не учи ученого! - огрызнулся Куров. - Будто раненых не таскали… Держи двери!
Верещащего американца с ходу заволокли на крыльцо и встали перевести дух. Переводчик приполз на четвереньках и повалился рядом с шефом.
- Отпустите меня, - он даже в таком состоянии не забывал свою работу, - я свободный гражданин Соединенных Штатов… Русская мафия, партизаны…
- Все, международный конфликт обеспечен! - стонал Тарас Опанасович. - Что будет? Что теперь будет!
- Не хочу, - гнусавил переводчик. - Оставьте меня… Требую консула! Дайте мне телефон! Здесь есть телефон? Свяжите меня… Немедленно свяжите меня!
- Ишь, связать просит, - заметила Сова. - Может, свяжем? Чтоб не дрыгался…
- На стол его! - Это уже распоряжалась Оксана. - Бабушка, простыню постели. Дед, штаны ему разрежь.
- Как - разрежь? - Даже и он опешил. - Зачем?
- Затем, что ранение в правую ягодицу.
- Делай, что говорят! - прикрикнула старуха.
Куров пометался по хате, нашел портняжьи ножницы и, прикусывая нижнюю губу, изрезал брюки вместе с трусами.
- Кто же его подстрелил? - сдирая липкие от крови лохмотья, спросил он. - Случайно, что ли?
- Партизан какой-то! - Дременко с ужасом глядел на распластанного по полу американца. - Никто и не видел! Это надо же - стрелять в живого американца!
- Кладите на стол! - прекратила их диалог Оксана, натягивая старенькие медицинские перчатки. - Бабушка, горилки мне на руки!
Куров с Тарасом Опанасовичем кое-как завалили сопротивляющегося Джона на стол, тут переводчик немного отдышался и помог, уговаривая того на ходу по-английски. Сова щедро поливала из четверти на перчатки Оксаны, и это не миновало рачительного взгляда деда.
- Ты особенно-то не расходуй! - прикрикнул он. - Не вода же.
